Ксения ЛЕОНОВА

Наша свобода

Нам не все похуй. Нам похуй все, кроме.

Как же вы надоели своими этими гребаными разглагольствованиями на тему «хипстеры — равнодушное зло» и «чертовы двадцатилетки не вышли на баррикады»! Вы что, хотите сделать революцию нашими руками? Так это же вы все проебали. Теперь дайте нам право решать самим, за что конкретно мы готовы бороться.

Вы говорите, что мы — бесполые индивидуалисты, не выпускающие из рук телефоны, проводящие все свободное время в сети, магазинах и кафешках, готовые на любые компромиссы ради денег. Под это определение подходят как наиболее яркие представители — хипстеры, так и скинхеды, толкиенисты, готы, эмо, анимешники, антифашисты, офисный планктон низшего звена и даже аудитория шоу «Дом-2». Да, да, всё это мы, двадцатилетки. И черты нашего портрета не должны удивлять, они вполне закономерны.

Наша любовь к благам потребительского бума — это, конечно, следствие голодных девяностых. В моем детстве на пять московских дворов была всего одна детская площадка и к качелям выстраивалась во-от такая очередь. Стоять мы в ней перестали, пойдя в первый класс, и с теми, кого не забирали родители, жгли на этих площадках костры или играли в приставку SEGA у какого-нибудь счастливого ее обладателя. Моя первая кукла барби, ее звали Синди, не пробыла у меня и года: ее сперли, потому что она была забугорной, а на улицах тогда продавались только китайские некрасивые подделки. Такая же участь постигла крокодильчика из моего конструктора Lego. В моем благополучном классе самым отстойным был мальчик, который весь год ходил в одних штанах и двух свитерах, его папа-электрик сгорел прямо на проводах, но мальчика никому не было жалко. У него ведь было всего два свитера. Когда в 97-м открылся ТЦ «Охотный ряд», все боялись туда ехать, казалось, что это какая-то ирреальная жизнь из мира глянцевых журналов. Помню, как моя мама объясняет маме какой-то одноклассницы, что вещи там не дороже, чем на «Черкизоне». Впрочем, не надо преувеличивать. Мы ценим все это значительно меньше, чем тридцатилетки. По мнению социолога Ларисы Паутовой из фонда «Общественное мнение», в иерархии наших ценностей семья выше денег.

Думаю, мы ставим ее так высоко, потому что нам этого отчаянно не хватает. Напомню, что сорокалетки и старше вернулись с баррикад у Белого дома и развелись. По данным Росстата, количество разводов с 90-го по 2002-й увеличилось в 1,5 раза на фоне того, что люди в принципе стали реже жениться. В моем классе половина жила без пап, в лучшем случае с отчимами. То есть у нас не было модели гендерных отношений перед глазами, и это при общем раскрепощении нравов. К чему это привело? В нашем восьмом классе один мальчик объявил себя геем. А в моей школьной группе по истории при ГМИИ им. Пушкина были лесбиянки. А сколько мужеподобных девочек и женственных мальчиков моего возраста можно встретить в метро! Еще бы, ведь мы — первое поколение разведенных родителей.

Но самое важное — это наша разобщенность. То, что можно назвать более романтизированным словом «индивидуализм». Мне кажется, это напрямую связано с компьютерами. Если в младших классах они были в новинку, то в старших все повально играли в Doom, Heroes of Might and Magic и «Не верь в худо». Потом появился интернет, который сразу стал не религией, но храмом наверняка. Уже не надо было спрашивать у родителей, существует ли Дед Мороз, как предохраняться и что такое наркотики. Ты просто заходил на форум и, пока искал ответы на вопросы, находил друзей. По большому счету, все зависело от того, на какой форум ты попадешь. Зашедшие на kulichki.com шли потом фехтовать в Нескучный сад с толкиенистами. Зашедшие на darkdiary.ru — в магазин «Берег» в переходе на Арбате, где тусовались готы. А можно было влюбиться в шедший по телевизору сериал «Покемоны» и осесть на форумах анимешников.

А была часть людей, которая ушла в мир кино. Мне кажется, они-то и стали сейчас называться хипстерами. Во всяком случае, все мои знакомые, причисляющие себя к этой субкультуре, прекрасно разбираются в кино, многие из них мечтают работать в этой индустрии (ничего, впрочем, для реализации своих идей не предпринимая). Наши старшие классы — это время, когда на российский рынок хлынули первые переводы независимых фильмов, и они вполне конкурировали по популярности с компьютерными игрушками. Диски с неизвестными тогда Джармушем и Миядзаки можно было найти поначалу лишь в нескольких палатках на «Горбушке» и на Савеловском рынке. Там давали скидки всем постоянным клиентам, среди них было немало моих сверстников. Они же стали приходить на фестивали кино в ставший теперь культовым кинотеатр «35 мм».

О том, что все эти люди — хипстеры, я узнала года три назад. Хорошо помню как. Мы сидели в «Море внутри» со знакомым антифашистом, и я спросила, кто такие хипстеры. Сформулировать он не смог, поэтому просто указал на проходящую мимо парочку. Через год мы столкнулись с этой парочкой на квартирнике. Они были ненапряжные и веселые. Наутро я решила выяснить этимологию слова «хипстер» и первый раз в жизни купила журнал «Афиша». Каково же было мое удивление, когда я обнаружила у себя «молескин», кучу шмоток из TopShop, iPod, Довлатова и Буковски на полке с любимыми писателями. Других признаков хипстерства не выявила, но наличие этих уже немало удивило. Дело в том, что еще в четырнадцать я попала в «Новую газету», потом занялась финансовой журналистикой, тусовала исключительно с тридцатилетками и со своим поколением вообще себя никак не идентифицировала.

Тем не менее, взявшись за этот текст, я поняла, что у нас совершенно общее отношение к гражданской позиции — то есть полное на первый взгляд ее отсутствие. Работая финансовым журналистом, я умудрялась совершенно не интересоваться новостями — не смотреть телевизор, не читать ленту Яndex, пропускать политические посты в ЖЖ. Это все были какие-то новости из другого мира. Года три назад мои друзья-тридцатилетки, которые раньше исключительно надо мной подсмеивались из-за нежелания видеть что-то дальше своего носа, стали говорить о тенденциях всего поколения. Оказалось, что о никчемности хипстеров в частности и всего поколения в целом трубила пресса по всему миру ‒ от New Yorker до «Афиши».

Но нет, кажется, все не так плохо. Ведь те же хипстеры были не раз замечены на Триумфальной 31-го. Не исключаю тут моды, но уверена, что она не может быть единственной причиной. Мои сверстники-журналисты в огромном количестве приходили на митинги в поддержку дел Кашина и Бабуровой. Футбольные фанаты кидали зиги на Манежной площади ‒ в память о своем убитом друге. Геи и лесбиянки отстаивали свое право на существование, убегая с митинга дворами от ментов и гомофобов. Навальный борется против коррупции, мои сверстники-предприниматели жертвуют ему деньги.

Потому что это касается их лично.

Я пишу про бизнес и вижу две интересные тенденции. Во-первых, жгучее желание среди моих сверстников не идти протоптанной дорогой: университет ‒ каторга в крутой западной конторе — большая зарплата за опыт, а открывать свой бизнес. 80 процентов моих знакомых двадцатилетних клерков либо пренебрегают карьерой в западных конторах ради создания своего бизнеса, либо совмещают и то и другое. Остальные 20 процентов о своем бизнесе мечтают.

Вторая тенденция — это желание идти законным путем, а не давать взятки. Ведь это люди, выросшие на глянцевых журналах, в которых про теневую экономику говорилось мало и исключительно в негативном ключе. А многие еще и вузы успели закончить за границей. Помню, как владелец сети хостелов, 19-летний Данила Мишин, создавший все с нуля своими руками, рассказывал, как решал свои проблемы без взяток, законным путем. Многие владельцы интернет-магазинов — по ощущениям, самого популярного бизнеса нашего поколения ‒ прямо говорили, что выбрали эту отрасль отчасти и из-за возможности не сталкиваться с чиновниками.

То, что это происходит, очень важно, потому что одно дело бороться за какого-то там узника совести. И совсем другое ‒ за себя. То есть мы готовы сражаться только за то, что касается нас самих и напрямую, а не за условное слово «свобода». Потому что свобода для нас может быть только внутренней. Все остальное — затертое фрикоподобными либералами словечко.

Автор — корреспондент журнала «Секрет фирмы»​