Гражданское неповиновение предполагает, что личная ответственность человека за происходящее может оказаться важнее необходимости подчиняться букве закона.
Просмотров: 30345
История гражданского неповиновения от Сократа до Мартина Лютера Кинга
Страницы:
Парнелл, между тем, проводил активную политику и в британском парламенте. Англичане в тот момент считали всех ирландцев чуть ли не дикими зверями, нищими, вечно пьяными варварами. Парнелл же был совершенно не похож на обычный образ ирландца. Во-первых, он был протестантом, чем уже сильно отличался от своих собратьев-католиков. Кроме того, он выглядел как холодный, замкнутый английский джентльмен, а вовсе не как шумный и говорливый ирландец. Уже одно это вызывало сильное удивление депутатов парламента.
Читать!
Между тем в то время, когда Парнелл блокировал работу британского парламента, а книги Торо расходились по всему миру, Лев Толстой переживал духовный кризис, который привел, как мы знаем, к кардинальному изменению всей его жизни. В советское время было распространено слегка насмешливое отношение к толстовцу. Создавалось впечатление, что толстовцы — это жалкие прихлебатели великого писателя, которые питаются кашкой, не едят мяса и не хотят служит в армии, в общем, ведут себя явно не по-мужски. Конечно, среди толстовцев встречались самые разные люди, однако, в принципе, философия Толстого, которую сам он определял как «непротивление злу насилием», означает не пассивную капитуляцию перед любыми несправедливостями, а совсем наоборот — энергичное противостояние злу, но только непривычными способами. Для Толстого, как и для Торо, собственность и государство — зло. Толстой, как мы знаем, пошел дальше Торо и в своем отрицании церкви. Американский писатель просто в какой-то момент официально заявил, что он больше не принадлежит ни к какой религиозной корпорации, и на этом его отношения с церковью прекратились. Толстой же неоднократно обрушивался на официальную церковь с обвинениями в том, что та отошла от заветов Христа, за что, собственно говоря, он и был отлучен от церкви.
При этом Толстой со всей своей огромной харизматической энергией призывал людей не просто сторониться государства и церкви, но активно противостоять им. Делать это он считал нужным примерно тем же способом, что и Торо, — не подчиняясь государственным законам, противоречащим законам божеским, тем законам, к которым стремится человеческая совесть. «Люди нашего времени не могут верить тому, чтобы повиновение законам гражданским или государственным удовлетворяло бы требованиям разумности человеческой природы. Люди давно уже знают, что неразумно повиноваться такому закону, в истинности которого может быть сомнение, и потому не могут не страдать, повинуясь закону, разумность и обязательность которого не признают» («Царство Божие внутри вас»). Толстой подробно разбирает выгоды и невыгоды подчинения и неподчинения законам и приходит к простому выводу. Те, кто подчиняется государственному давлению, платит налоги, служит в армии, получают множество выгод, но теряют спокойную совесть. Те же, кто этому давлению противостоит, оказываются в положении гонимых, но зато они живут по-божески. Приведем большую цитату.
«Кто бы я ни был, человек ли, принадлежащий к достаточным, угнетающим классам или к рабочим, угнетенным, и в том и в другом случае невыгоды неподчинения меньше, чем невыгоды подчинения, и выгоды неподчинения больше выгод подчинения.
Если я принадлежу к меньшинству угнетателей, невыгоды неподчинения требованиям правительства будут состоять в том, что меня, как отказавшегося исполнить требования правительства, будут судить и в лучшем случае или оправдают, или, как поступают у нас с менонитами, — заставят отбывать срок службы на невоенной работе; в худшем же случае приговорят к ссылке или заключению в тюрьму на два, три года (я говорю по примерам, бывшим в России), или, может быть, и на более долгое заключение, может быть, и на казнь, хотя вероятие такого наказания очень мало.
Таковы невыгоды неподчинения. Невыгоды же подчинения будут состоять в следующем: в лучшем случае меня не пошлют на убийства людей и самого не подвергнут большим вероятиям искалечения и смерти, а только зачислят в военное рабство: я буду наряжен в шутовской наряд, мною будет помыкать всякий человек выше меня чином, от ефрейтора до фельдмаршала, меня заставят кривляться телом, как им этого хочется, и, продержав меня от одного до пяти лет, оставят на десять лет в положении готовности всякую минуту явиться опять на исполнение всех этих дел. В худшем же случае будет то, что при всех тех же прежних условиях рабства меня еще пошлют на войну, где я вынужден буду убивать ничего не сделавших мне людей чужих народов, где могу быть искалечен и убит и где могу попасть в такое место, как это бывало в Севастополе и как бывает во всякой войне, где люди посылаются на верную смерть, и, что мучительнее всего, могу быть послан против своих же соотечественников и должен буду убивать своих братьев для династических или совершенно чуждых мне правительственных интересов. Таковы сравнительные невыгоды.
Сравнительные же выгоды подчинения и неподчинения следующие.
Для неотказавшегося выгоды будут состоять в том, что он, подвергнувшись всем унижениям и исполнив все жестокости, которые от него требуются, может, не будучи убитым, получить украшения красные, золотые, мишурные на свой шутовской наряд, может в лучшем случае распоряжаться над сотнями тысяч таких же, как и он, оскотиненных людей и называться фельдмаршалом и получить много денег.
Выгоды же отказавшегося будут состоять в том, что он сохранит свое человеческое достоинство, получит уважение добрых людей и, главное, будет несомненно знать, что он делает дело божье и потому несомненное добро людям.
Таковы выгоды и невыгоды с обеих сторон для человека из богатых классов, для угнетателя; для человека же бедного рабочего класса выгоды и невыгоды будут те же, но с важным прибавлением невыгод. Невыгоды для человека из рабочего класса, не отказавшегося от военной службы, будут еще состоять в том, что, поступая в военную службу, он своим участием и как бы согласием закрепляет то угнетение, в котором находится он сам» («Царство Божие внутри вас»).
Отвечает Толстой и на вечно актуальный вопрос о том, можно ли таким образом что-либо изменить. Не бессмысленно ли противостоять мощной государственной машине, если это делает лишь небольшое количество человек. Для Толстого здесь проблемы нет. Во-первых, он считает, что за небольшим количеством неподчиняющихся последуют другие. «Что, казалось бы, важного в таких явлениях, как отказы нескольких десятков шальных, как их называют, людей, которые не хотят присягать правительству, не хотят платить подати, участвовать в суде и в военной службе? Людей этих наказывают и удаляют, и жизнь идет по-старому. Казалось бы, нет ничего важного в этих явлениях, а между тем эти-то явления более всего другого подрывают власть государства и подготовляют освобождение людей. Это те отдельные пчелы, которые начинают отделяться от роя и летают около, ожидая того, что не может задержаться, — чтобы весь рой поднялся за ними. И правительства знают это и боятся этих явлений больше всех социалистов, коммунистов, анархистов и их заговоров с динамитными бомбами» («Царство Божие внутри вас»).
С другой стороны, для Толстого крайне важна личная ответственность каждого. Рассказывая о встреченном им поезде с солдатами, которых везли на подавление крестьянского выступления, для того чтобы они секли розгами таких же мужиков, как и они сами, как их отцы и матери, Толстой c болью восклицает: «Ведь всякое насилие зиждется только на них, на этих людях, которые своими руками бьют, вяжут, запирают, убивают. Ведь если бы не было этих людей — солдат или полицейских, вообще вооруженных, готовых по приказанию насиловать, убивать всех тех, кого им велят, ни один из тех людей, которые подписывают приговоры казней, вечных заключений, каторг, никогда не решился бы сам повесить, запереть, замучить одну тысячную часть тех, которых он теперь спокойно, сидя в кабинете, распоряжается вешать и всячески мучить только потому, что он этого не видит, а делает это не он, а где-то вдалеке покорные исполнители».
При этом, как и Торо, Толстой считает, что человек делается соучастником несправедливости не только в том случае, если он, например, покорно исполняет чужие несправедливые приказы. Для Толстого даже такое участие в жизни государства, как уплата налогов и уж тем более выполнение воинской повинности, преступно. Мало того, если человек не протестует против несправедливости,
Читать!
Страницы:
КомментарииВсего:17
Комментарии
- 29.06Продлена выставка World Press Photo
- 28.06В Новгороде построят пирамиду над «полатой каменой»
- 28.06Новый глава Росмолодежи высказался о Pussy Riot
- 28.06Раскрыта тайна разноцветных голубей в Копенгагене
- 27.06«Архнадзор» защищает объекты ЮНЕСКО в Москве
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451699
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343347
- 3. Норильск. Май 1268511
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897659
- 5. Закоротило 822073
- 6. Не может прожить без ирисок 782106
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758599
- 8. Коблы и малолетки 740818
- 9. Затворник. Но пятипалый 471147
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 402979
- 11. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370410
- 12. ЖП и крепостное право 345402
Неужели весь этот экскурс совершался ради единственного тезиса о "мирном характере неповиновения" - никак, кстати говоря, не следующем из примеров уважаемой лекторши?
"...Сократ, наверное, удивился бы, узнав, что стал предметом лекции о гражданском неповиновении..." Сократ явно бы удивился... Уточните пожалуйста о ком речь идет, или я возможно неправильно понял?
Вопрос современной ситуации - может ли отказ от личных гражданских прав и политических свобод в перспективе расцениваться как благо? (к примеру, Китай). Убежден, что нет.
Вы совершенно правы - античному сознанию понятие совести не свойствено (сократовский "даймонион" подобрался ближе всего, но тоже сильно отличался от того, что вкладываем в это понятие мы). Конфликт софокловской "Антигоны" - это именно столкновение двух систем - родового табу и общественного закона (так что бунтарка выступает у Софокла, скорее, с консервативных позиций, защищая более древнее родовое табу. Наверно, говоря об Антигоне, г-жа лектор имела в виду интерпретацию Ануя ("выбор", "пограничная ситуация" и прочий экзистенциалистский стафф).
Но вопрос даже не в неточностях такого рода - я был бы готов принять любую трактовку автора за рабочую (в конце концов, тема тут - не Софокл и не Сократ), если бы в лекции содержался хоть какой-нибудь внятный посыл.
да, согласен консервативная позиция, что-то сам попутал.
Посыл статьи очевиден: призыв к гражданскому неповиновению, к бархатной революции. Кстати, учитывая нынешний воровской режим в России, призыв заставляет задуматься. Может быть, автор в этом и прав.
Про первых христиан можно было бы взять более естественный и выразительный пример неповиновения апостолов из Деяний. А вообще, интересно. Ещё раз утвердилась в мысли, что протест должен быть а) осознанным, б) комплексным (экономическим, например, тоже: зачем выходить на улицу, если на другой день вы всё равно пойдёте работать на того, против кого выступаете?) в) мирным и г) культурным. Прямо выделила бы в тексте места про хорошо одетых и неизменно вежливых оппозиционеров:)
ОК, понятно, что лекция на тему гражданского неповиновения, прочитанная на демонстрации, не посвящена филателии. Но, по-моему, после столь длинной исторической справки логично было бы ожидать по крайней мере некую классификацию форм этого вида борьбы, их плюсы и минусы, сравнительные результаты, связь с нынешним моментом, применимость в конкретной ситуации и проч. Ничего этого в лекции нет. Есть только справка и последний абзац - слишком общий и противоречивый ("активное противостояние государственному насилию" не слишком увязывается с "мирным противостоянием"; постулирование "личной ответственности за происходящее" еще не означает "соучастия в несправедливостях" тех, кто "остается в стороне").
Кстати, ср. то же место из Антигоны в переводе Ф.Ф. Зелинского:
"...Затем могла, что не Зевес с Олимпа
Его издал, и не святая Правда,
Подземных сопрестольница богов.
А твой приказ-уж не такую силу
За ним я признавала, чтобы он,
Созданье человека, мог низвергнуть
Неписанный, незыблемый закон
Богов бессмертных. Этот не сегодня
Был ими к жизни призван, не вчера:
Живет он вечно, и никто не знает,
С каких он пор явился меж людей.
Вот за него ответить я боялась
Когда-нибудь пред божиим судом,
А смертного не страшен мне приказ..."
Понятно, что речь идет не о неповиновении законам, а наоборот о необходимости повиновения им. О том, что законы Богов нарушать нельзя. Антигона не отказывается соблюдать закон, а обвиняет Креонта в том, что ОН нарушил закон. Потом в трагедии эта мысль дополнительно развивается.
Ну в том же духе и остальные примеры автора статьи. Nuf said.
P.S. Я ни в коем случае не утверждаю, что гражданское неповиновение - это плохо. Я только утверждаю, что тупая пропаганда и невежество - это плохо.
http://www.youtube.com/watch?v=hGM7Yaxu3rE&feature=player_embedded
В том-то и дело, что даже "тупой пропаганды" тут нет из-за невнятности месседжа. Это вообще характерно для анархистской практики. Для них само наличие "ассамблеи" важнее сути и качества обсуждаемого. Кстати, и на вопрос "в чем смысл феноменов Войны и Пусирайот?" обычно следует ответ: "в том, что они пробудили множество реакций". То есть о СОДЕРЖАНИИ реакции речи не идет - важна ее МАССОВОСТЬ.
Ну не глупо ли? Понимаю, что обращаться к анархистам бессмысленно (у них не только на глазах бельма, но и уши залеплены), но я бы посоветовал им сугубо в качестве ликбеза почитать о Гражданской войне в Испании, единственном месте, где анархистам удалось добиться реальной массовости: 2 миллиона членов анархистского профсоюза против 40 тысяч сталинистов. 50-кратное преимущество! И чем кончилось? А все почему? Потому что массовость никогда не заменяла внятного месседжа.
Какой анархизм, какое развитие гражданского общества - обычная пугачевщина: науськивание молодёжи (неопытности и искренности) на беспорядки и смуту.
Как это гадко.
И как всё похоже - и Пугачёв тоже кричал - "Мы власть!" И ту смуту, вероятно, тоже консультировали ("на ассамблеях") и финансировали конкуренты, пока она не переросла в кровавую бойню, на усмирение которой пришлось вызывать Суворова.
Но любопытно, кем был недоволен Пугачёв и его подельники "радетели перемен" - просвещённейшей императрицей Екатериной Великой, чей вклад в развитие России столь грандиозен.
И можно ли называть креативными людьми тех, кто направляет весь свой "творческий" пыл на разрушение власти, т.е. общественного порядка. Но тогда креативны все преступники - им власть тоже мешает заниматься своим креативом)
Нет, креативом можно называть только то, что направлено на созидание и творчество.
Янош Пилинский, Письмо о послушаньи