Комментарий пионера российского нойза, создателя «Ночного проспекта» Алексея Борисова: «Где провокация, где вызов?»

В свое время Джон Кейдж сказал, что каждый звук имеет право на существование. Он использовал в своих перформансах много немузыкальных объектов. Видел тут недавно на YouTube ролик, где он играет на бытовых приборах: каких-то миксерах, кофемолках, ножах, кастрюлях. С одной стороны, там музыки нет. Нет мелодии, нет ритма, нет каких-либо гармонических построений. С другой стороны — это музыка в чистом виде. Из этих звуков выстраивается определенная композиция, которая развивается и по горизонтали, и по вертикали. Тот же «джапанойз» (от англ. japanoise — условное обозначение японского нойза, придуманное Джоном Кейджем. — OS). Внешне это какой-то хаос, какая-то стена шума, но если вслушаться, то там прорва музыки, которая создается на микро- и макроуровне.

Hijokaidan


Я скептично отношусь к музыке — в традиционном ее понятии. Я имею в виду гармонические структуры, мелодический ряд. Все это, как я считаю, уже имеет категорию ретро. Хотя и рок, и джаз, и классика, и фольклор будут долго еще существовать. Никуда не денутся. Просто мне лично это неинтересно.

Я работаю с самодельными приборами, не мной, правда, сконструированными. Сам я, к сожалению, ничего сделать не могу — даже паять толком не научился, и вообще плохо разбираюсь в электронике. Содержимое тех или иных приборов для меня по-прежнему темный лес. В студии часто использую кассетные деки, диктофоны, задействую разные предметы немузыкальные — взбивалку для капуччино, например. Еще у меня есть терменвокс. Я его в Англии купил несколько лет назад за 80 фунтов. На самом деле это достаточно дорого для коробочки с антенной. Но зато теперь он у меня в коллекции, и я им активно пользуюсь.

Берлин отличается своим интернациональным составом — там живут голландец Томас Анкерсмит (Thomas Ankersmith), Мика Вайнио (Mika Vainio) из финского проекта Pan sonic, итальянцы Алессандро Босетти (Alessandro Bosetti) и Дарио Фариелло (Dario Fariello), Маттин из Испании, Якоб Кьеркегард (Jacob Kierkegard) из Дании и т.д. Это, безусловно, влияет на ситуацию с нойз-сценой. Из берлинских мест, куда можно сходить, я бы посоветовал магазин Staalplaat — там часто можно послушать экспериментальную электронику, саунд-арт и нойз. Из музыкантов, обитающих в немецкой столице, я бы выделил Игнаса Шика (Ignaz Schick), он использует вертушку во время своих выступлений, иногда устраивает концерты и небольшие фестивали (Erase and Reset). Кстати, в начале февраля в Берлине будет проходить крупный фестиваль Club Transmediale. Это хорошее время, чтобы познакомиться с тем, что происходит не только в этом городе, но и во всем мире: там большой интернациональный состав, электронная музыка разных направлений, видеоарт, мультимедийные проекты.

Советовать, какой нойз слушать, какой нет, — сложная задача. Мне по-прежнему нравятся ветераны жанра: Merzbow, KK Null, MSBR, Yoshihide (это всё японцы), Pita, Florian Hecker, Farmers Manual, Franz Pomassl (это всё австрийцы). При этом все они скорее ближе к напрaвлению под названием glitch. Из молодых представителей нойза могу выделить дуэт Brutal Orgazm из Бельгии. Частично к современному нойзу можно было бы отнести и московский проект ::VTOL::. При этом Дмитрий Морозов больше известен как автор оригинальных синтезаторов собственного производства.


Современный нойз, как мне кажется, стал более цифровым. При этом границы жанра все больше размываются. Харш-нойз в японском стиле сейчас уже воспринимается как old school. Кто-то из музыкантов, точнее, саунд-артистов предпочитает исключительно аналоговый звук, кто-то работает только с цифрой. Я, например, люблю комбинировать.

То, что принято называть «экспериментальной музыкой», «электроникой», «нойзом», «индастриалом», — это непопулярные стили. Но аудитория у этого довольно-таки большая, и, на мой взгляд, она постоянно растет и расширяется. Впрочем, это не значит, что когда-нибудь нойз примет массовые формы. То есть я, к примеру, не считаю, что результаты моих экспериментов обязательно должны стать суперпопулярными. Или трендовыми. Я даже не хочу, чтобы так было, страшно подумать. Я не претендую на массовый успех.

«Кислоты» — это самая серьезная (если вообще можно применить это слово к записям «НП») и сложная работа, как в технологическом, так и в психологическом плане. Это не нойзовая, а скорее индустриальная или даже постиндустриальная пластинка. Хотя композиция «Кислоты» имеет яркий нойзовый финал. Думаю, именно концерты «Ночного проспекта», а не записи стимулировали возникновение нойз-сцены в СССР. При этом мы были не одни в полете: уже существовали «ЗГА», «Атональный синдром», группа Алексея Тегина, в которой я принимал участие. Все вместе мы формировали индустриально-нойзовую сцену 80-х. Переиздание «Кислот» должно было появиться значительно раньше, но из-за сложностей, возникших в плане сбора и обработки различных архивных материалов, вышла только к декабрю прошлого года, что фактически совпало с моим пятидесятым днем рождения. Что послужило дополнительным поводом собраться и провести в итоге интересное мероприятие.

Скучно, когда пришли люди, всё внимательно отслушали, сказали: «Молодцы, ребята, так держать». Да, это приятно, но где же экстрим?! Где провокация, где вызов? Если тебя все любят, принимают, одобряют, то ты в какой-то степени тормозишь, делаешь что-то предсказуемое, ориентируешься на успех. Но если публика воспринимает тебя противоречиво, ты все время в поиске. Вот это — экстрим.

Ближайшие концерты Алексея Борисова
Совместно с барабанщицей Ольгой Носовой:
2 февраля, 20:00: Запасник/Art Garbage (Старосадский пер., д. 5), вход свободный
7 февраля, 22:00: «Проект ОГИ» (Потаповский пер., д. 8/12, стр. 2), 250 р.
18 февраля, 19:30: «Дом» (Б. Овчинниковский пер., д. 24/4), 300—400 р.

Совместно с Ольгой Носовой и Антоном Никкелем:
19 февраля, 20.00: «Блогистан» (Берсеневская наб., д. 6/3, «Красный Октябрь»), вход свободный

Записала Наталья Кострова