Лишь одна фраза в текстах этого альбома — «Твой портрет у меня на майке, Райка», где само имя Райка резко снижает пафос всего альбома — однозначно принадлежит современности. Однако этот атрибут наших дней — майка «с портретом» — лишь напоминает о том, что Гражданская война у «Вежливого отказа» — это метафора: она вычислена и смоделирована чутьем и музыкальной интуицией Романа Суслова и его соавторов. Это — мысленный эксперимент, достоверный портрет эпохи, точный взгляд окрест из нашего с вами времени.

Да, название композиции «Лед Зеппелин» вроде бы тоже из современности. Но свинцовый дирижабль «жесткой конструкции» графа Цеппелина указывает и на начало прошлого века.

Однако вернемся к теме. В альбоме «Герань» война с самим собой еще продолжается. А в цикле «Гуси-лебеди» ее результат уже открыто постулируется: «Моя страна сдана без боя» — та же «Тикирека» на стихи Семенова. Сдана, хоть это и «…край желанный, край навеки любимый...»: интересно, осознанна ли эта аллюзия Романа Суслова в тексте «Бурятской морской» на старую детскую песенку композитора Кабалевского.

Пусть сам Роман Суслов и относится к названиям, в том числе и к названию всего цикла «Гуси-лебеди», как к «рокировке» и «манипуляции» на уровне «фонетики», однако стоит напомнить, что на русской обложке «Этнических опытов» бородач в косоворотке — это самый что ни на есть герой одной из песен, Икар, взятый еще до неизбежного падения ВНИЗ. Так и сами «Гуси-лебеди», и концептуальное решение обложки, выполненное московским дизайнером Игорем Гуровичем, актуально ассоциируется с движением ВВЕРХ. Спрашивается: а куда «вверх»? В потусторонний мир, который символизирует Баба-Яга и которого чудом (как-никак, волшебная сказка) удается избежать брату и отправившейся на его поиски сестре? В отличие от связки воздушных шариков старика Карла и школьника Рассела из анимационного блокбастера Up?

А еще стоит напомнить самим себе «русского летающего мужика Ефима», непродолжительный полет которого в «Андрее Рублеве» Тарковского такой же эпиграф к действию, как точные цитаты у «Вежливого отказа». И то, что сыграл эту эмблематичную «рок-энд-роль» у Тарковского не актер, а практически никем тогда не узнанный поэт Николай Глазков. Этакий «степной волк» с московского Арбата, в свое время придумавший самиздат (самсебяиздат, если быть точнее), без всякой надежды на признание тогдашнего народа/властей писавший в 1940-е:

          Украшают флаги ад,
          Ветрами играя.
          Это только плагиат
          Будущего рая.

Впрочем, с «Вежливым отказом» вообще надо быть готовым к странным сближениям, парадоксам, исключениям, которые только подтверждают правила.

Например, знаменитые глоссолалии лидера «Вежливого отказа», которые идут, наверное, от джазовой вокальной импровизации, скэта. Но укоренены они, по всей видимости, в разговорной манере звучания группы в целом. Редкие примеры подобных опытов есть и в прог-роке (Дамо Сузуки эпохи Can), и в академической музыке («Абстрактная опера №1» Бориса Блахера, в которой персонажи изъясняются без слов. Или — «Рефрен» Карлхайнца Штокхаузена, у которого музыканты голосом изображают то, что не могут сыграть на своих инструментах).

Однако по уровню содержательности заумь Романа Суслова однозначно сближается с авангардом начала прошлого века: от автоматического письма дадаистов и сюрреалистов до русского футуризма:

          Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к
          развеянным облакам!

                    Бенедикт Лившиц «Люди в пейзаже», 1911

А вот этот текст мог написать (или спеть) и сам «Вежливый отказ»:

          как хорошо поют живые
          Топают с вокзала обнявшись водку
          льЮт на мостовую ХРЮДЬ
          здохни перед фотографическим кабинетом ИЛИ
          Заверни за угол
          выпей чаю с угольками НА
          припомаженной Булке отдохни
          СУТЯГА
          здравия желаем
          ВЫСОКОБЛАЧИНЫГА

                    Игорь Терентьев, 1919

Ссылки

• Роман Суслов: «А я музыкант, что ли?» 07.04.2010