©  Мускин Антон

— А можете кого-то из современников назвать «соратником»?

— Я так скажу: в нашей отечественной музыкальной среде, где развитых музыкантов вообще на пальцах пересчитать, никого нет. Ну вот разве что Ленька…

— Федоров?

— Нет, Сойбельман (лидер таллинской группы «Не ждали». — OS). Не зря мы с ним терлись всегда рядом в былое время. Федоров тоже довольно тонко чувствующий музыкант, в ту же сторону дующий. Впрочем, я никем и ничем не восторгаюсь. Крайне редко воспламеняюсь каким-то артистом, который изрек что-то интересное. Но все это затухает молниеносно — буквально через пять минут прослушивания.

— И кто последним вас воспламенил?

— Барабанщик Терри Боззио (Terry John Bozzio). Он играл с Фрэнком Заппой. Послушал я его буквально из-под палки. У меня есть благожелатели типа нашего директора Славы Недеогло, которые пекутся о том, чтобы я свой интеллектуальный багаж знаний пополнял. Так вот Недеогло принес видео Боззио, очень хорошего качества, купленное в Англии. Я его послушно посмотрел и — вернул на базу. Хватило — повторюсь — минуты три. Потом одно время я запал на Волкова (Владимир Волков, петербургский контрабасист, партнер Леонида Федорова. — OS). Увидел его на концерте и подумал, что вот с таким человеком можно было бы живости поддать. Ну и тут на все про все у меня ушло пять минут. У нас в стране очень испорченное музыкальное поле. Сказывается и отсутствие школы, и отсутствие среды. В лучшем случае, получается какое-то подражание. А подражание — это мое личное мнение — удачным не бывает.

— У нас что-то совсем…

— Тухляк! Я другого слова даже не могу подобрать. Конечно, каждый музыкант и художник проходит путь подражания. Нет ни одного творческого человека, мало-мальски значимого, который бы не подражал своим предшественникам. Но, к сожалению, я не знаю ни одного отечественного музыканта, который бы смог оторваться от этого и стать самостоятельным. Ни одного.

— А как же вы?

— А я музыкант ,что ли? Я себя к музыкантам не причисляю. Музыка никогда не была моим основным занятием. Для меня это как было хобби, так хобби и осталось. Конечно, я не собираюсь старым пердуном вылезать на сцену, но пока кожа не совсем еще дряблая, могу себе позволить. И пока можно свое рыло на сцену показывать — буду показывать.

— То есть теперь заново — концерты, гастроли, альбом?

— Да какой альбом! 3000 экземпляров — смешно говорить, издание для родственников и знакомых. Концерт в «Икре»? За уши притянутое событие, мол, типа альбом выходит. Получается, чтобы сыграть восемь концертов в год, мне нужно восемь альбомов выпустить? Что касается западной аудитории, то мы не очень попадаем в умный западный авангард, потому что музыка «Отказа» по своей сути региональная. И я не знаю, как сделать так, что она была там удобоварима. Тут нужен культуролог, который бы придумал соус, под которым нас подать. Я это сделать не в состоянии — моих мозгов не хватит.

©  Евгений Гурко

— А вдруг кто-то сейчас вам позвонит и скажет: а давайте, Роман, подпишем с вами многомиллионный контракт, и вы будете раз в полгода выпускать по пластинке?

— Никогда на такое не соглашусь. Разве для того только, чтобы подстегнуть самого себя. Я же страшный бездельник по жизни. Вообще ничего не делаю.

— Как это — ничего не делаете? У вас же, говорят, конезавод: сто голов скота, которые требуют ежеминутной заботы?

— Да уже не особо требуют. Я же ушел от той семьи, заново женился, и уже год, как ничего не делаю — жирею в Москве. Правда, в мае собираюсь снова в деревню — 300 км от Москвы. Построю себе ферму небольшую, и там тоже будут кони. Я тут неожиданно для себя открыл породу — арабская лошадь.

— Та, что самая дорогая?

— Это в арабских странах она стоит как самолет, здесь — нет. Там лошадь предмет культа красоты и изящества. На самом деле арабы скачут медленнее, чем чистокровные англичане, но зато они более выносливые и могут преодолевать более длительные расстояния. Вон у вас за спиной картинка висит (интервью проходило в клубе «Шестнадцать тонн». — OS). Это чистокровная английская лошадь: длинная шея, хорошая грудная клетка, удлиненный корпус…

— Журналист Александр Невзоров тоже коней любит — обнимается с ними.

— Совершенно не важно, с кем он обнимается, коням точно по барабану. Невзоров — больной пиарщик. У него смесь болезни и профессиональной журналистики. Вообще публика коневодческая в России кошмарная: быдло отборное, уроды.

— Ну вот, а я как раз хотела спросить, не будет ли на концерте кого-то из прекрасных конезаводчиков…

— Да вы что! Никому ничего не надо. Думаете, почему именно аристократия занималась разведением лошадей? Для этого нужен хороший вкус и хорошее чутье. А в этой стране — ну кто здесь живет? В амбициях много порочного. И я здесь очень пессимистично настроен — меня трудно переубедить.

— Раз тут все так плохо, почему не уехали в Европу? Там тоже можно коней разводить.

— Я там не выживу. В душевном плане. Там чужой мир и чужая деревня. Здесь у меня хотя бы есть возможность не вступать в отношения с государством. Например, живу без электричества, освещаюсь свечками и лампами американской фирмы Coleman, которые работают на бензине и горят ярчайшим пламенем. И мне от этого хорошо.

Презентация альбома «Гуси-лебеди» пройдет в клубе Ikra 9 апреля.