Роман Суслов: «А я музыкант, что ли?»

Фронтмен «Вежливого отказа» о том, почему он – бездельник, а российская музыка – тухляк

Имена:  Роман Суслов

Московская рок-группа «Вежливый отказ», основанная эксцентричным клавишником Петром Плавинским, гитаристом Романом Сусловым и басистом Дмитрием Шумиловым, существует с середины 80-х годов. Авангардный «Отказ», мешавший прог-рок с поэзией и арт-перформансами, представлял собой неубиенный козырь в споре об интеллектуальном превосходстве московской рок-сцены над ленинградским рок-клубом. Как и почти всем ярким представителям русской рок-волны, в конце 80-х «Отказу» удалось пробиться к массам — выпустить пластинку на «Мелодии» и сняться в «Музыкальном ринге». Но ненадолго — в новом десятилетии интерес к рок-движению схлынул, и группа ушла в подполье. До начала 2000-х «Отказ» давал редкие концерты, на которых, по словам лидера группы Романа Суслова, можно было наблюдать парадоксальную картину: на сцене людей было больше, чем в зале. В декабре 2002-го Суслов объявил об окончании проекта «Вежливый отказ» и удалился в деревню Казино, что в 300 километрах от Москвы. Там он выращивал и объезжал лошадей, ухаживал за коровами и свиньями и вообще вел себя как Петр Мамонов, разве что не агитировал «девок рожать». В 2009-м Суслов вернулся в Москву, возродил «Вежливый отказ», дал концерт в ЦДХ с оркестром «Персимфанс», а пару месяцев назад взял и объявил о выходе восьмого альбома, «Гуси-лебеди».

К интервью с Сусловым я готовилась как к экзамену. Даже позвонила нашему общему знакомому Леониду Сойбельману в Берлин, чтобы тот подсказал мне какие-нибудь вопросы. «Главное, про лошадей не спрашивай», — посоветовал Леня.


— Готовитесь к премьере?

— Можно сказать, что и готовимся. Концертов мало, и я бы рад к ним относиться не как к событиям, но — приходится.

— А старых друзей планируете пригласить? Петра Плавинского, например?

— Не знаю, не звонил. У нас, знаете ли, все распределено. С Петром, например, общается Шумилов. С Аркадием Семеновым (поэт, автор многих текстов песен группы. — OS) я. С Гором Чахалом тоже я. Но я очень давно с ними не общался, не виделся и не слышался. Знаете, я очень нетусовочный человек. Для меня неформальное общение — крайняя форма. Вот эти все дружеские лобызания как-то не по мне.

— «Вежливому отказу» почти тридцать лет. Вы хотели бы что-то изменить?

— Как всегда — всё. Могу признаться, что для меня группа перестала быть неким сформированным объектом, достойным внимания, еще во времена моего бегства в деревню в начале 90-х. И вся необходимость по организации жизнедеятельности этого существа под названием «Вежливый отказ» меня уже давно не озадачивает. Сейчас для меня это некая константа, очень комфортная для реализации музыкальных идей. Может быть, все из-за того, что у нас мало концертов и вообще мы малоактивны. Но мне как-то по барабану, если честно.

— Просто вдруг неожиданно выяснилось, что вы умнее многих: и группу сохранили, и пластинку вот выпускаете.

— А это как раз связано с тем, что у нас (музыкантов группы «Вежливый отказ». — OS) ко всему очень наплевательское отношение.



— А не скучаете по тем временам, когда на концертах Гор Чахал размахивал мясом?

— Было это всего несколько раз. Помню, Гор брал в магазине именно пашину — она стоила по рубль пятьдесят. Он не удосуживался покупать мясо перед каждым выступлением. Мясо залеживалось, в какой-то момент начинало вонять, и где-то на третьей-четвертой сессии все это действовало на публику еще и обонятельно. Жаль только, что в память врезались только горовские приблуды, а то, что мясной перформанс сопровождался еще и появлением на сцене полукарлика с язвительным лицом, он гремел жестяным листом, — нет. Это был Женя Юматов, еще один наш подельник. Я и сам как-то не акцентировал на нем тогда внимание, а сейчас вот вспомнил.

— Художник Сергей Шутов рассказывал, что вот, мол, были же времена: иностранцы скупали у московских художников картины по несколько тысяч долларов и все такое. Вас эта вакханалия не коснулась?

— Нет, это художники тогда поперли. Хотя, конечно, все пытались зацепиться за буржуйских продюсеров. Помню, «Ва-Банкъ» подсел на финнов. Мы тоже вели какие-то переговоры: студию купили, и я с помощью этих приборчиков записывал группу «Среднерусская возвышенность» и Дмитрия Александровича Пригова.

©  Евгений Гурко

— Помните, как вы тогда время проводили?

— Я не тусовался. Дома время проводил или в гостях у кого-то за обсуждением чего-то. Была такая маргинальная тусовка у Джоника (музыкант, писатель и поэт Евгений Соловьев. — OS). У него всегда собиралось много народу: Леша Тегин (художник и музыкант. — OS), Герман Виноградов. У них водились всякие редкие записи: я там, к примеру, впервые Фрэнка Заппу услышал.

— В биографии группы, вами же написанной, есть такие слова: «Мы не вписывались в революционно-героический пафос». И еще что-то про «профанацию тоталитарного героизма». Это вообще о чем?

— О стебе над пафосом. Это я когда-то сформулировал, зачем — не помню. Вообще-то я не очень категоричен в заявлениях. Сейчас стал намного спокойнее, но не без иронии по-прежнему. Не могу от нее отделаться. Честности стало больше, такой открытой сердечной честности. Может, это возрастное, но к язвительности уже совсем по-другому отношусь.

— Какую литературу предпочитаете?

— Тургенева. Сейчас вот «Накануне» перечитываю. Чехова люблю.

— А интернет?

— А что с ним такое? (Смеется.) Только почта: например, фотографирую записанные от руки ноты и отсылаю их Павлу Карманову (участник «Отказа», российский композитор-минималист. — OS). Ну, правда, залез тут в сеть и посмотрел оперу Ильи Комарова (бас-гитарист группы «Не ждали», обосновавшийся в Швейцарии. — OS), которую он поставил по какому-то произведению фантаста Александра Беляева. Там у него такой камерный состав — виолончелист, бас-гитарист, какой-то еще мультиинструменталист с хохляцкими усами и в красных сапогах на шпильках, два немецких тенора. Забавно было посмотреть. {-page-}      

©  Мускин Антон

— А можете кого-то из современников назвать «соратником»?

— Я так скажу: в нашей отечественной музыкальной среде, где развитых музыкантов вообще на пальцах пересчитать, никого нет. Ну вот разве что Ленька…

— Федоров?

— Нет, Сойбельман (лидер таллинской группы «Не ждали». — OS). Не зря мы с ним терлись всегда рядом в былое время. Федоров тоже довольно тонко чувствующий музыкант, в ту же сторону дующий. Впрочем, я никем и ничем не восторгаюсь. Крайне редко воспламеняюсь каким-то артистом, который изрек что-то интересное. Но все это затухает молниеносно — буквально через пять минут прослушивания.

— И кто последним вас воспламенил?

— Барабанщик Терри Боззио (Terry John Bozzio). Он играл с Фрэнком Заппой. Послушал я его буквально из-под палки. У меня есть благожелатели типа нашего директора Славы Недеогло, которые пекутся о том, чтобы я свой интеллектуальный багаж знаний пополнял. Так вот Недеогло принес видео Боззио, очень хорошего качества, купленное в Англии. Я его послушно посмотрел и — вернул на базу. Хватило — повторюсь — минуты три. Потом одно время я запал на Волкова (Владимир Волков, петербургский контрабасист, партнер Леонида Федорова. — OS). Увидел его на концерте и подумал, что вот с таким человеком можно было бы живости поддать. Ну и тут на все про все у меня ушло пять минут. У нас в стране очень испорченное музыкальное поле. Сказывается и отсутствие школы, и отсутствие среды. В лучшем случае, получается какое-то подражание. А подражание — это мое личное мнение — удачным не бывает.

— У нас что-то совсем…

— Тухляк! Я другого слова даже не могу подобрать. Конечно, каждый музыкант и художник проходит путь подражания. Нет ни одного творческого человека, мало-мальски значимого, который бы не подражал своим предшественникам. Но, к сожалению, я не знаю ни одного отечественного музыканта, который бы смог оторваться от этого и стать самостоятельным. Ни одного.

— А как же вы?

— А я музыкант ,что ли? Я себя к музыкантам не причисляю. Музыка никогда не была моим основным занятием. Для меня это как было хобби, так хобби и осталось. Конечно, я не собираюсь старым пердуном вылезать на сцену, но пока кожа не совсем еще дряблая, могу себе позволить. И пока можно свое рыло на сцену показывать — буду показывать.

— То есть теперь заново — концерты, гастроли, альбом?

— Да какой альбом! 3000 экземпляров — смешно говорить, издание для родственников и знакомых. Концерт в «Икре»? За уши притянутое событие, мол, типа альбом выходит. Получается, чтобы сыграть восемь концертов в год, мне нужно восемь альбомов выпустить? Что касается западной аудитории, то мы не очень попадаем в умный западный авангард, потому что музыка «Отказа» по своей сути региональная. И я не знаю, как сделать так, что она была там удобоварима. Тут нужен культуролог, который бы придумал соус, под которым нас подать. Я это сделать не в состоянии — моих мозгов не хватит.

©  Евгений Гурко

— А вдруг кто-то сейчас вам позвонит и скажет: а давайте, Роман, подпишем с вами многомиллионный контракт, и вы будете раз в полгода выпускать по пластинке?

— Никогда на такое не соглашусь. Разве для того только, чтобы подстегнуть самого себя. Я же страшный бездельник по жизни. Вообще ничего не делаю.

— Как это — ничего не делаете? У вас же, говорят, конезавод: сто голов скота, которые требуют ежеминутной заботы?

— Да уже не особо требуют. Я же ушел от той семьи, заново женился, и уже год, как ничего не делаю — жирею в Москве. Правда, в мае собираюсь снова в деревню — 300 км от Москвы. Построю себе ферму небольшую, и там тоже будут кони. Я тут неожиданно для себя открыл породу — арабская лошадь.

— Та, что самая дорогая?

— Это в арабских странах она стоит как самолет, здесь — нет. Там лошадь предмет культа красоты и изящества. На самом деле арабы скачут медленнее, чем чистокровные англичане, но зато они более выносливые и могут преодолевать более длительные расстояния. Вон у вас за спиной картинка висит (интервью проходило в клубе «Шестнадцать тонн». — OS). Это чистокровная английская лошадь: длинная шея, хорошая грудная клетка, удлиненный корпус…

— Журналист Александр Невзоров тоже коней любит — обнимается с ними.

— Совершенно не важно, с кем он обнимается, коням точно по барабану. Невзоров — больной пиарщик. У него смесь болезни и профессиональной журналистики. Вообще публика коневодческая в России кошмарная: быдло отборное, уроды.

— Ну вот, а я как раз хотела спросить, не будет ли на концерте кого-то из прекрасных конезаводчиков…

— Да вы что! Никому ничего не надо. Думаете, почему именно аристократия занималась разведением лошадей? Для этого нужен хороший вкус и хорошее чутье. А в этой стране — ну кто здесь живет? В амбициях много порочного. И я здесь очень пессимистично настроен — меня трудно переубедить.

— Раз тут все так плохо, почему не уехали в Европу? Там тоже можно коней разводить.

— Я там не выживу. В душевном плане. Там чужой мир и чужая деревня. Здесь у меня хотя бы есть возможность не вступать в отношения с государством. Например, живу без электричества, освещаюсь свечками и лампами американской фирмы Coleman, которые работают на бензине и горят ярчайшим пламенем. И мне от этого хорошо.

Презентация альбома «Гуси-лебеди» пройдет в клубе Ikra 9 апреля.