Невский: Должен сказать, что наш концерт на MaerzMuzik прошел при поддержке российского Министерства культуры. Правда, они оплатили только авиабилеты, но это все равно хорошо. И со стороны берлинских людей тоже есть желание сотрудничать. Потому что речь идет о том, чтобы контекст был единым. Здесь все хотят понять, что сейчас происходит с новой музыкой в России. Потому что после перестроечной моды был огромный разрыв. Были только композиторы, условно говоря, филармонического контекста, которых играют наши замечательные исполнители. Считалось, что русская музыка — это Канчели, Раскатов… И этот фестиваль отличается тем, что огромная была медийная подготовка. Прошло несколько передач. В ведущих журналах вышли большие интервью. Имена уже были на слуху.

— Общее глобализированное музыкальное пространство — это реальная вещь?

Невский: Глобализированного пространства нет, потому что опять-таки речь идет о живой традиции. Но сейчас есть возможность, чтобы в России начался новый музыкальный процесс. И благодаря контактам, которые возникли, начнется реальный обмен.

Тарнопольский: Я думаю, что обмен, конечно, начнется, немножко он и раньше был. Но ни о каком контексте не может быть и речи, потому что у нас политический контекст совершенно разный. Культурно-политический. Знаете, все-таки современная музыка — это продукт демократического общества с очень развитыми институциями. А у нас это келейно кто-то где-то решает. Кто-то получит деньги, кто-то нет. Это все очень случайно происходит, даже непонятно, кто принимает решения. Скажем, нам не дали какой-то грант, не беда. Но я хочу понять, почему и кому дали. И вообще, рассматривали ли нашу заявку. Я сильно подозреваю, что нет.

Так что пока не будет вот такого единого культурно-политического контекста, ничего не будет. Но то, что «процесс пошел», это безусловно. У меня такое впечатление, что почти прорывает дамбу. Накопилось большое количество замечательных композиторов, которых не было лет 15. Целого поколения не было. По крайней мере, в России — потому что многие уехали.

— То есть это поколение сорокалетних…

Тарнопольсакий: Да, то, которое сейчас должно быть в самом расцвете. И появилось новое поколение, даже два или полтора. Тридцатилетние и двадцатилетние. Тридцатилетние (группа «СоМа». — OS), на мой взгляд, такие футуристы, такая манифестационная музыка. То, что в Америке было, — «сердитое поколение». Их музыка в большой степени идеологична. В хорошем смысле. А молодые вообще не понимают всего, что связано с социальным пафосом. Не понимают Шостаковича, и если Лахенман — то минус социальный ангажемент. Не критикуют, не хвалят. Звуком занимаются.

Невский: Звуком сейчас занимаются все. Я считаю, это ваша, Владимир Григорьевич, умозрительная конструкция, которая пытается разделить композиторов. И из композиторов группы «СоМа» сделать таких маркетологов-идеологов.

— Правильно ли я понимаю, что наша отсталость и неинформированность, на которую вы, Володя, столько лет указывали и которая заключается в том, что у нас нововенских классиков столетней давности принято относить к современной музыке, — вдруг исчезла благодаря интернету? И это новое поколение неожиданно оказалось очень образованным?

Тарнопольский: И много ли у нас образованных композиторов, кроме тех, что сейчас были представлены на MaerzMuzik?

Невский: Много. И мне, и Курляндскому пишут — по электронной почте, в ЖЖ — много молодых композиторов, которые очень образованны. Очень малоизвестные западные композиторские имена называются. Причем не только музыкантами, но и людьми, занимающимися другими видами искусства, — такого раньше вообще не было. Люди, очень далекие от музыки, выкладывают сочинения — очень современные, очень малоизвестных авторов. Неизвестно, насколько хорошо они это воспринимают, но они это слушают, они это обсуждают. И возникает такая новая культура восприятия современной музыки.

Тарнопольский: Да, я как-то в Волгограде встретил одного поэта, который знал, по-моему, все, что Кейдж написал и высказал. Удивительно! Но у меня есть и другой опыт. Когда приходит молодой композитор и говорит, что Хельмут Лахенман (очень известный немецкий композитор, синоним самой изощренной композиторской техники. — OS), конечно, замечательный, но мы можем круче. Потому что все-таки Лахенман иногда пишет конвенционально, а мы можем все неконвенционально. Я называю это поверхностной образованностью. Или нахватанностью. И у нас, на мой взгляд, она, к сожалению, превалирует.

Невский: Что сейчас бы было необходимо — это создание Академий ансамблей. Подобных тем, что есть в Европе. Когда какой-нибудь знаменитый ансамбль — скажем, ансамбль «Модерн» — отбирает и приглашает молодых композиторов и с ними работает. Все могут прислать свои партитуры. Я сам через такие вещи прошел, это колоссальный рывок вперед. Потому что люди видят серьезное к себе отношение музыкантов и по-другому относятся к своим партитурам. Сейчас в России есть только один такой опыт — это конкурс «Шаг влево», который делал Борис Филановский с ансамблем «ПроАрте» в Питере.

— А не кажется ли вам, что наша новая музыка здесь, в Берлине, комфортнее существует, чем, скажем, в стенах Московской филармонии?

Невский: Нет. Она в равной степени своеобразна и в России, и в Германии. В Германии они тоже пока ищут, как к ней относиться. Я читал четыре рецензии на наш концерт на MaerzMuzik  — все разные. Одна очень уважаемая газета сказала, что Филановский наше все, другая — что Курляндский наше все. Кто-то еще Сюмака хвалит. Я думаю, это хорошо. Потому что люди склонны к шаблонному мышлению — все распределять по полочкам. Пока еще не распределили, есть шанс, что эта музыка будет как-то живо развиваться.


Другие материалы раздела:
Екатерина Бирюкова. Вивика Жено в Зале Чайковского, 09.04.2009
Екатерина Бирюкова. «Орландо» в Зале Чайковского, 07.04.2009
Алексей Любимов: «Английские критики не виноваты в том, что не знают эволюцию творчества Мартынова», 06.04.2009