«“Большой город” – не открытое письмо чиновникам»

Редакторы «БГ» Филипп Дзядко, Екатерина Кронгауз и Алексей Мунипов объяснили ГЛЕБУ МОРЕВУ, как делался номер про будущее, что такое бутик-журнал и как выстраивать хорошие отношения с ТВ

Имена:  Алексей Мунипов · Екатерина Кронгауз · Филипп Дзядко

— Давайте начнем с вашего последнего специального номера, вышедшего под шапкой «Мы всё поменяли». «Большой город» — городской журнал, который должен отражать городскую реальность, а вы вдруг решили ее смоделировать, вышли за пределы вашего медийного жанра. Расскажите, как вы всё это придумывали.

Филипп Дзядко, главный редактор: От номера к номеру мы рассказываем об окружающей действительности, а действительность эта по большей части довольно неприглядна. Описывать ее, с одной стороны, страшно увлекательное, а с другой — печальное занятие. При этом человек, читающий новостную ленту и старающийся уловить какие-то изменения, происходящие в стране, обнаружить какое-то движение к лучшему, понимает, что ничего внушающего особенный оптимизм не происходит. И в один прекрасный момент редактор журнала «БГ» Екатерина Кронгауз сказала, что в сложившихся условиях журналистике необходим новый жанр — под бессмысленным названием «нон-фейк-фикшн». Эту идею мы решили воплотить и стали придумывать мир, в котором было бы страшно интересно существовать, потому что в этом мире все приходит в движение и люди в этом мире не боятся — например, не боятся перемен.

Екатерина Кронгауз, заместитель главного редактора: Мы придумали сделать номер про идеальный мир, в котором мы все хотим жить. И честно рассказали об этом нашим авторам и фотографам. И дальше выяснилось, что представление об идеальном мире оказывается вот таким. То есть оно на самом деле не абсурдно, не утопично, а приближено к реальности, просто что-то чуть-чуть меняется. В одной ситуации, в том же случае с милицейским произволом, оказывается один, не такой уж идеальный, тоже какой-то сомнительный тип, но у него остался ровно один принцип, и этого уже немало. Или вот компания пенсионеров, которая вдруг решает сделать то, что для нас непривычно. И поэтому получилась такая картина, которая с легкой руки Алексея Мунипова называется теперь «скорбный термометр».

Ф. Д.: Мы предложили разным авторам чуть-чуть сдвинуть картинку, сделать минимальные допущения и посмотреть, что начнет меняться. А меняться начинает всё с огромной скоростью. После выхода номера я слышал несколько критических отзывов вроде: «А почему вы не улучшили то-то и то-то?» Или: «А почему в вашем выдуманном статистическом исследовании Россия по уровню коррупции переместилась с реального 146-го места только на 45-е, а не на первое?» Но мы не собирались рисовать картину нашей мечты, и не только потому, что жить в такой утопической реальности мне было бы довольно скучно, по крайней мере в этой профессии. Мы рисовали картину, в которой существование не сводится к ламентациям о том, как надоело жить в серой мерзости путинских нулевых и «неужели ничего невозможно поменять?». Поменять возможно, для начала хотя бы на бумаге. Сдвиньте чуть-чуть картинку — вам понравится, вас затянет.

Алексей Мунипов, заместитель главного редактора: При этом выяснилось, что мечты у всех довольно разные и жить в пространстве этих мечт, соединенных воедино, довольно неуютно. У номера много авторов, и, когда мы начали все это сводить вместе, стало понятно, что общий манифест не получается, а главное — что мы и не хотим делать манифест. Вот [поддельный] номер «Нью-Йорк таймс» — это манифест. «Буша за решетку, возвращаем войска из Ирака!» А что нам писать — «Путина в отставку»? Нет общественного консенсуса по этому поводу. Да и вообще это была бы немного другая история. Правда, у нас написано на обложке: «Ходорковский вышел на свободу», и по этому поводу консенсуса вроде бы тоже нет — есть много людей, для которых его освобождение ничего не значило бы. Которые не считают, что это бы что-то изменило и вообще что-то означает. Но это все-таки понятный маркер. Когда видишь это на обложке, примерно понимаешь, о чем вся эта история.

— После выхода номера уже прошло больше недели. Как говорится, «газета выступила — что сделано?». Есть какая-то реакция — читательская или даже не просто читательская, а, скажем, реакция власти?

Е. К.: Некоторые читатели уже просят положить этот номер с ними в гроб. Например, некоторые работники вашего портала.

А. М.: Ну, это же мертвый жанр, «газета выступила — что сделано». Газеты давно уже выступают о-го-го как, но ничего не делается. Можно написать, не знаю, что Путин ест детей, с аргументами и фактами, и никто и не почешется. Уотергейт у нас невозможен, потому что половина читателей не верит газетам, вторая половина и без газет уверена, что не просто ест, а еще и сушит на зиму, а власти это вообще по барабану. Так что никто не ожидал какой-то заметной реакции — от власти уж точно. Но была куча откликов от каких-то совершенно незнакомых людей, которые прифигели от того, что увидели. Хотя, скажем, когда у нас был материал про похороны Москвы и акция «Похороны Москвы», нам рассказывал источник в мэрии, что Лужков тряс этим номером на планерке…

Ф. Д.: Там была отличная фраза, которую мне пересказывали. Будто бы он влетел на заседание, держа в руках этот номер, с криком: «Я понимаю, когда кликушествующие либералы и губошлепы нас поливают грязью, но когда мы сами это делаем, то таким образом подтверждаем, что все это правда» (а там был среди героев один чиновник). То есть они, конечно, сами знают, что все это правда. Кликушествующим губошлепам вроде меня это было приятно, как и то, что Медведев через неделю после выхода номера выступил с требованием заняться охраной культурного наследия. Но дома сносить, разумеется, не перестали.

{-page-}

Е. К.: Когда мы делаем акции с колясками или похоронами Москвы, мы это делаем действительно в надежде на резонанс. А эта история особенна тем, что она не для реакции власти. Мы все время что-то пишем, чтобы что-то изменить: это истории для читателей. И этот номер тоже для того, чтобы взбодрить читателя, который чего-то такого ждет: «Да я-то всей душой, и когда же это сделают, я бы с радостью, но...». Это история — про людей и про читателя, она не про реакцию сверху.

Ф. Д.: И майский материал про милиционеров мы делали не для Нургалиева, хотя я уверен, что он его читал. «БГ» — не открытое письмо чиновникам, а журнал для горожан, которым интересны самые разные вещи: что происходит в городе, о чем в нем говорят, как зарабатывать деньги и где их пропивать, современное искусство, политика, общество или, не знаю, секс и поножовщина. Есть подозрение, что это интересно и чиновникам.

— Кстати говоря, вы как-то просчитывали риски, связанные с этим номером, как-то подстраховались юридически?

Е. К.: Во-первых, на обложке сказано, что все, что написано в этом номере, могло произойти, а могло и не произойти. Мы, конечно, советовались с юристами. Но тут важно, что практически все персонажи реальные и все цитаты реальные.

А. М.: И, например, в материале про честного мента, который делал Панюшкин и который читается как абсолютный фикшн, — там, как ни удивительно, большинство цитат и историй, связанных с этим человеком, реальны.

Е. К.: Вообще это история реальная.

А. М.: То есть все это, что называется, based on a real story.

Е. К.: Так же как в истории Кашина про пенсионный фонд случай с боннской старушкой, которая переводила деньги с одних счетов на другие, а потом возвращала, — тоже реальный. Тут как раз смешно, что, поскольку мы редактировали разные материалы, соседний редактор не мог отличить, где история реальная, а где вымысел.

Ф. Д.: Вообще, одна из причин, почему мы решили за все это взяться, состоит в том, что, когда читаешь новостную ленту, иногда бывает сложно поверить, что тебя не разводят, что это происходит в реальности. Реальность полна абсурда. И из этого мы делаем два вывода. Первый: мы живем в абсурде, принятом за норму. И второй: а давайте посмотрим на это именно как на абсурд. Предположим, что это ситуация ненормальна, значит, она должна быть и осмыслена как ненормальная. Об этом мы и хотели сказать. То есть этот номер не более сюрреалистичен, чем происходящее за окном.

— На обложке этого номера ваш традиционный слоган «Ты хочешь поговорить об этом» изменен на «Ты хочешь помечтать об этом». До этого у «БГ» был подзаголовок «Приложение к Москве». Прежде того, кажется, подзаголовка не было. Вспоминая слоганы, я хотел бы вернуть вас к истории вашего издания. Для меня ваш «Большой город» — это третий «БГ». Первый был мостовщиковский; я, помнится, любил там почитать некрологи... Второй — Алексея Казакова, уже цветной журнал, совершенно иной по структуре и содержанию. И ваш — третий, только в последние полгода, по-моему, нашедший себя. Что в истории «БГ» вам близко, от чего вы отталкиваетесь или, наоборот, что от ваших предшественников перенимаете? Словом, как себя позиционируете по отношению к «БГ-1» и «БГ-2»?

Ф. Д.: Я очень люблю «Столицу» Мостовщикова, а мостовщиковский «БГ» у меня никогда не вызывал подобного восторга. Это не то издание, по которому я скучаю — разве что по каким-то отдельным текстам, и я не могу разделить общую тоску по его отсутствию. Издание, которого мне иногда не хватает и которое хочется подержать в руках, — это «БГ», выходивший под руководством Леши Казакова. А «БГ», который выходит сейчас, — это третий журнал под тем же названием. Для меня его отличия по сравнению с «БГ-2» очевидны, но говорить об этом, находясь внутри, я не возьмусь.

На протяжении первого года я вместе с арт-директором Юрой Остроменцким и приглашенным специальным редактором Митей Борисовым (который очень многое сделал для нового «БГ»), а затем и со всей редакцией разобрал и собрал журнал заново. Эта история понравилась Илье Ценциперу, и только тогда все закрутилось, потому что нет ничего сложнее, чем руководить чужой картой журнала. При этом надо иметь в виду одну важную вещь: сидящие здесь Леша Мунипов и Катя Кронгауз, как и наш управляющий редактор Нелли Алексанян, фоторедактор Антон Курцев, а до недавнего времени Гриша Пунанов, который сейчас делает Forbesrussia.ru, — это люди, которые делали тот, второй «БГ». Мне вообще страшно повезло: мне достались прекрасное наследство и возможность делать журнал с лучшими людьми города — кроме уже перечисленных, это Алевтина Елсукова и недавно пришедшие к нам Лена Краевская и Аня Фролова. Этим наследством я распорядился по-своему. Этот журнал немного для других людей, в нем немного другие герои, немного другие истории и — совсем другая интонация. Мы — журнал акций, больших текстов, социальной журналистики, и вот хотим еще добавить науч-попа. Все громкие истории «БГ» связаны с большими текстами, будь это материалы, так сказать, монологические — «Признания московских милиционеров»; или дневники свидетелей августовской войны; или материалы репортажного свойства, как репортаж Светланы Рейтер о Черкизовском рынке; или текст Кати Кронгауз об усыновлении детей...

Е. К.: Невозможно изнутри говорить: «Конечно, все изменилось, мы стали быстрее, выше, сильнее». Но есть какие-то внешне, мне кажется, заметные вещи, которые вошли в «БГ» недавно и довольно крепко приклеились. И это несколько типов историй. Первое, это акции, которые как-то очень хорошо были приняты и которых мы сделали на самом деле всего две, но при этом они были красивые, громкие…

Ф. Д.: И ко времени.

Е. К.: И ко времени, и мы будем делать их и дальше. Появился такой странный для меня, но почему-то тоже работающий жанр, вот эти монологи — примером тому милиционеры, и похороны Москвы, и текст про [убитую правозащитницу Наталью] Эстемирову. И то, что мы сейчас только начинаем делать — историю науч-попа. Мы сейчас думаем, как этот жанр крутить дальше и с нового года вас ждет, кажется, некоторое количество сюрпризов в этом направлении. И вернусь к истории про большие материалы. Все мы слышали разговоры про то, что надо заказывать длинные материалы, которые долго делаются, и что для этого нужны гонорары, как в Америке, и что для этого нужно давать возможность авторам сосредотачиваться только на них и так далее. Сейчас у нас в редакции как раз несколько материалов такого рода. Я работала над текстом про усыновление ровно год; сейчас Светлана Рейтер и Дмитрий Голубовский готовят нам уже пятый месяц совершенно сногсшибательный текст. И еще есть несколько репортажей, про которые мы не будем сейчас рассказывать, которые готовятся тоже несколько месяцев. И выяснилось, что совершенно ничего для этого не нужно, кроме желания и ажитации. Люди ездят в командировки на свои деньги. Ничего в этом хорошего нет, и это ни в коем случае не норма, но оказалось, что с деньгами появление хорошего текста связано не так уж напрямую...

{-page-}

Ф. Д.: Короче говоря, мы стараемся делать то, что интересно нам самим. В последнее время стало понятно, что именно нас, каждого из членов редакции — а нас с этого года осталось всего десять человек, считая корректора и верстальщика, — по-настоящему цепляет. Нам интересны самые разные вещи, но при этом общая интонация нам ясна.

А. М.: Если сравнивать мостовщиковский «БГ» и «БГ» Казакова, то очевидно, что произошли довольно весомые изменения. Все поменялось: вся редакция, цвет, макет, формат. Да вообще это был другой журнал, и поэтому куча народу еще пять лет потом бубнила, какой был прекрасный черно-белый «БГ» и как же это на его месте появилось такое ужасное [издание]. До сих пор, по-моему, бубнит. А нынешний «БГ» делают более-менее те же люди, что и «БГ» предыдущий. Так что тут сложно говорить — все равно что объяснить, какие у тебя за последние пару лет произошли изменения во внешности. Мне вот лично кажется, что мы были такой крупной редакцией, в ней была известная докризисная вольготность, всего как-то очень много. У нас одних локализованных версий в разных городах России было двенадцать, что ли, штук. А сейчас мы, хотя и выходим по-прежнему по всей стране, стали практически семейным предприятием. Один главред, два заместителя, один редактор, управляющий редактор, арт-директор, дизайнер, фоторедактор. То есть мы теперь такой маленький бутик-журнал, можем себе позволить и то, и сё, и пятое, и десятое. У нас нет новостной повестки дня, мы не обязаны реагировать на новостные поводы. Мы реагируем только на те новости, которые нам самим кажутся любопытными и про которые, нам кажется, будет любопытно поговорить людям.

Ф. Д.: И оказывается, что эта стратегия — самая правильная в нынешних обстоятельствах. За последние полгода, отчасти благодаря акциям, которые мы устраивали, отчасти благодаря каким-то материалам, рейтинги «БГ» выросли на 25%. Это говорит о том, что тот сложноформулируемый формат, о котором мы между собой договорились, работает.

А. М.: Вот Василий Гатов, известный такой медиаэксперт, считает, что изданиям нашего формата в кризис придется легче. Он это как-то красиво называет — типа «сверхъестественная по задумке форма продукта». То есть известно, что бумажная пресса умирает, но все издания дохнут с разной скоростью. Дай-то бог, конечно...

Е. К.: Можно сказать, что у нас в редакции есть разные типы спиртных напитков и увлечений. У Леши одни, у меня другие, у арт-директора третьи, четвертые, пятые. И у нас есть главный бармен, который наливает немножко того, немножко сего — и получается какой-то коктейль, который каждый раз работает, он каждый раз разный. Сегодня больше меня, но меньше, скажем, арт-директора, завтра — больше Леши. И получается каждый раз разный набор, который — про здесь и сейчас. Через пять лет никто вообще не поймет, что это было. Или, наоборот, поймет, что это могло случиться ровно в этот момент и больше никогда не могло быть.

Ф. Д.: Да, главный принцип, который мы применяем, формируя номер, это вечный внутренний слоган «БГ»: «То, что в воздухе», здесь и сейчас, между строчек новостной ленты.

— Не могу не спросить у вас о новой программе СТС «Большой город». Какое она имеет отношение к журналу, в какой связи с журналом находится?

Ф. Д.: Казаков, который сейчас работает главным редактором СТС, пришел к нам и рассказал про идею новой телевизионный программы. И спросил, не против ли мы, чтобы она называлась «Большой город». А поскольку делают ее наши друзья и коллеги и что-то общее, вроде акционизма, у нас есть, мы кивнули, договорившись посмотреть до Нового года, как все пойдет. Мы не вмешиваемся в контент этой передачи, и с программой «Большой город» на СТС у нас исключительно партнерские отношения — одно название, но разные по интонации продукты.

— Вас не смущает эта ситуация? С одной стороны, эксплуатируется ваш бренд и очевидна некоторая преемственность: Алексей Казаков пришел на телевидение из «БГ», там работают ваши приятели и авторы журнала; с другой стороны, вы не имеете никакого влияния на контент этой программы. Не видите ли вы здесь потенциальных рисков — как редакторы печатного «БГ»? И как вы — уже как зрители — относитесь к этой программе?

А. М.: Я надеюсь, что их все-таки не вывернет в какую-то такую сторону, от которой нас начнет сильно ломать. То есть подразумевается, что у нас в принципе одни и те же — или похожие — взгляды на жизнь. Они — про акции, и мы в какой-то степени про акции.

Е. К.: Да, мы в этом как раз пересекаемся. Они взяли эту часть и с ней работают.

А. М.: Да и потом, у них формат только складывается. Вышло шесть, кажется, выпусков, все явно куда-то движется и как-то развивается, и у них большое количество своих внутренних проблем. Внутри должны завязаться какие-то отношения между участниками программы, которые все-таки довольно разные; и это все вырабатывается, это видно. Так что если еще мы туда вольем свои алкогольные напитки... У нас действительно сложноописываемые отношения: не то что мы им отдали или продали бренд — это не франшиза. Мы им ничего не должны, и они ничего не должны нам.

Ф. Д. Это история про хорошие отношения.