Михаил Гробман: «Мы сами — метрополия»

Ветеран второго русского авангарда рассказал ГЛЕБУ МОРЕВУ о русскоязычной литературе в Израиле и русском искусстве в Москве

Имена:  Михаил Гробман

©  Евгений Гурко

• 
• 
• 
• 
• 

Перейти в фотогалерею материала › Всего фото: 5

Михаил Гробман только что побывал в Москве как специальный гость Московской биеннале современного искусства. В Израиле, помимо художественной активности, Гробман принимает ближайшее участие в редактируемом Ириной Врубель-Голубкиной литературном журнале «Зеркало». В интервью для раздела «Литература» мы поговорили обо всей творческой биографии Гробмана — художника и поэта.

— Миша, несколько дней назад тебе исполнилось семьдесят. И выходит так, что больше половины жизни — с 1971 года — ты прожил в Израиле. Пока ты жил в России, ты был одной из центральных фигур в легендарной уже среде авангардных художников и поэтов. Почему ты решил уехать, и именно в Израиль, и оправдались ли твои ожидания? Не разочаровался ли ты впоследствии?

— У меня была не одна, а много причин, по которым я решил уехать из России. Первая и наиболее очевидная — это сионизм: я хотел жить в Израиле, стране, которая в моем воображении сверкала всеми прекрасностями сионистского государства. Но это еще не всё: было также и желание увидеть огромный мир, который в то время перед нами был закрыт. Были и причины другого порядка. Так, к концу 1960-х годов героический период московского авангарда по существу закончился, и, пока новые течения, характерные уже для 1970-х годов, не набрали силу, это выразилось в своего рода стагнации. Стагнация ведь была не только у советской власти, она проникла и в художественную среду. Некоторые художники стали повторять самих себя и почувствовали, что это им удобно, другие постепенно коммерциализировались. У меня возникло непривычное для меня и для нашей среды ощущение скуки и пустоты. Кроме того, у нас с Ирой (Врубель-Голубкиной. — OS) был ребенок, и мы с ужасом думали о том, что он должен пойти в советскую школу. Трудно сказать, что из этих причин было главным, но за всем этим стоял еще один, чисто творческий мотив: я хотел создать еврейское искусство, которое осуществлялось бы не в традиционных, а в современных кодах, и я предполагал тогда, что Израиль — самое правильное место для того, чтобы заниматься этим.

Разочаровался ли я? Разочарование — это вообще не мой стиль. В тот момент, когда я понял, что израильская художественная среда по духу, как это ни парадоксально, антисионистская и антиеврейская, — у меня это вызвало не разочарование, а желание выйти на тропу войны, что я и сделал. Сначала они даже не сообразили, что у них тут под носом происходит, — думали, что вот, приехал новый репатриант, очередной «еврейский художник». Под этим подразумевалось то еврейское искусство, которое в Израиле в то время было: чисто коммерческое, делавшееся для ностальгирующих богатых американцев. Они пытались отмахнуться от меня, определив меня по этой чуждой мне линии, но вдруг обнаружили, что разговор идет на самом высоком современном уровне. Тут мои враги растерялись и не знали, как им быть, а я к тому же был нелицеприятен и агрессивен в своей критике их позиции — в статьях, которые я публиковал в ивритской прессе, и в устных выступлениях.

— Что из сделанного тобой в Израиле ты считаешь самым важным и ярким?

— Всё. Важно ведь то, что является шагом вперед, то, чего ты раньше не делал. Я все время старался выразить себя по-новому. Думаю, что это еврейская черта — всегда искать новые способы жизни и мысли.

— В твой израильский период что для тебя было важнее — связь с твоим русским прошлым или с современным западным искусством?

— Моя связь с Россией несомненна, но надо принять во внимание, что я не русский художник и не чисто еврейский — я соединение этих двух начал. Русский еврей — это особый субэтнос (живущий, в моем случае, в субтропиках). Современное западное искусство я всегда любил, и уже в России был воспитан на нем, хотя начинал с русского футуризма. Конфликта с Западом у меня не было никогда, но проблема в том, что каждое время приводит своих эпигонов и графоманов. И если им удавалось в Израиле занять влиятельную позицию, приходилось бороться. Не потому, что они поддерживали западные течения и пользовались современными кодами, а из-за того, что власть эпигонов отвратительна.

Страницы:

• 1
• 2
• 3
• Следующая »

Отправить:

КомментарииВсего:6

• jamesbonds· 2009-10-08 22:05:15
  Противно, когда интервьюер врет.
  Еще противней, когда он делает это из "политических" соображений.
  Я имею в виду следующее утверждение: "эта волна удивительным образом не принесла почти никаких значительных культурных ценностей. По гамбургскому счету она породила одного — одного! — выдающегося писателя; я говорю сейчас, конечно, о покойном Александре Гольдштейне" (дальше, сквозь зубы, следует упоминание Анны Горенко).
  Чем же так угодил нашему интервьюеру, г-ну Мореву, покойный Саша Гольдштейн - милый человек и незаурядный автор, спорить не о чем - и не угодили все остальные, о ком речь пойдет ниже?
  Только одним. Гольдштейн выделен лишь потому, что был одним из немногих серьезных израильских писателей, печатавшихся у Гробмана и его жены. В журнале которых подвизался и г-н Морев.
  Между тем, в Израиле жили и работали такие бесспорно выдающиеся поэты, как Михаил Генделев, Илья Бокштейн и Анри Волохонский (чья поэтика окончательно сложилась именно там).
  В Израиле жили, работали и нашли свой голос такие значительные прозаики, как Леонид Гиршович и Юрий Милославский.
  На поле Гольдштейна гораздо раньше и успешнее начала и продолжает работать великолепная эссеистка, литературовед и культуролог Майя Каганская.
  В Израиле жили и работали такие авторы, как Омри Ронен, Лазарь Флейшман, Михаил Вайскопф, Илья Серман, Дмитрий Сегал, Анатолий Якобсон и многие другие, чьи труды давно перешагнули узкие рамки литературоведения и филологии.
  В Израиле издавались такие серьезные литературные журналы и альманахи, как "Двадцать два", "Солнечное сплетение", "Саламандра", "Иерусалимский журнал", "Симург", "Обитаемый остров", "Ами" (впервые опубликовавший "Москва-Петушки" Ерофеева) "Двоеточие", "И.О." и проч.
  Можно назвать еще десятки имен и названий, но и так понятно, что г-н Морев соврамши.
  С чем его искренне поздравляем. А редакции "Open Space" желаем проявлять большую разборчивость и осведомленность.
  
• gleb· 2009-10-09 13:18:38
  Дорогой Бонд, Джеймс Бонд!
  Если б вы дали себе труд прочитать сказанное мною внимательно, то - прежде, чем дать волю так понятной мне эмоции - заметили бы: речь идет о "волне" 1990-х годов. Между тем, НИ ОДИН из названных вами персонажей - к ней не принадлежит.
• jamesbonds· 2009-10-09 18:54:21
  Дорогой Глеб, Глеб Морев!
  Действительно, вы говорите о 1990-х, но тут же даете цифры всей
• jamesbonds· 2009-10-09 19:10:46
  эмиграции, употребляете оборот "если взглянуть на эту эмиграцию" и т.д. Интенция, мне кажется, налицо - особенно учитывая широко известную манеру г-га Гробмана силами своими и своих соратников всямерно превозносить собственную (вполне ограниченную) роль в культурном пространстве "русского" Израиля, да и России.
  Если же речь идет о неаккуратно сформулированном вопросе и ваше утверждение относилось ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО к приехавшим в Израиль в конце восьмидесятых-девяностых, то возражение в целом снимается, хотя и среди них были серьезные имена и, кстати, П. Пепперштейн и Р. Тименчик.
• gleb· 2009-10-10 00:52:25
  Агенту 007
  Что касается цифр, то цифра миллион относится к эмигрантам, приехавшим в Израиль в 1980-е-1990-е гг. Подавляющее большинство приехало в 1988-1992 годах, насколько я понимаю. Все названные вами авторы репатриировались в 1970-х.
  Вопрос сформулирован точно, и я сказал, то что хотел. А вы опять невнимательны. Речь шла о людях, сформировавшихся как авторы в Израиле. Этого, конечно, никак нельзя сказать ни о Тименчике, ни о Пепперштейне.
• jamesbonds· 2009-10-11 02:20:11
  007-Глебу
  
  Вижу, вы действительно сказали то, что хотели. И хотели сказать именно то, о чем я писал выше.
  Что ж, я также сказал ровно то, что хотел, и снимать свои возражения причин не вижу.