ПЕТР ФЕДОРОВ: «Не хочется думать о зрителе как о законченном придурке»

С исполнителем роли Штыка в «России-88» актером Петром Федоровым, известным народу по телесериалу «Клуб» и фильму «Обитаемый остров», где он сыграл Гая Гала, поговорил корреспондент OPENSPACE.RU ИГОРЬ ЛИСНИК

— Скажи, пожалуйста, идея презентовать фильм про российское ультраправое движение на Берлинале — это какой-то хитрый концептуальный ход или просто так совпало, что Берлинале оказался первым фестивалем, к которому вы успели «собрать» свой фильм?

— Мне кажется, у нас получился симбиоз. Если честно, я и понятия не имел, когда проходит Берлинский фестиваль. Но тема фильма и Германия очень хорошо «монтируются». И мне казалось, да и всей нашей группе, что это правильно — представить фильм в Берлине. И тут оказалось, что он как раз проходит в феврале и туда можно попасть.

Мы предпринимали разные попытки, чтобы попасть в программу Берлинале. Еще во время съемок держали кулаки. Потом отправляли со знакомыми какие-то полуготовые копии, которые потом пришлось отзывать. Только после того как мы сплотились со старшими товарищами-продюсерами, мы уже смогли подать официальную заявку. Доделывали картину буквально перед отлетом в Германию. Копию напечатали за несколько дней до начала фестиваля. Пленка прямо горячая полетела, потому что мы на ней субтитры выжигали. И я рад, что мы успели. Это для нас большая честь. Надеюсь, все это пойдет впрок прокатной судьбе нашей картины.

— А как принимали «Россию-88» немецкие журналисты, публика? Мне кажется, что тема фашизма для немцев такая болевая точка и такая тема, на которую они рефлексируют очень подробно. Опять же и они сами с неонацизмом постоянно сталкиваются… Неужели им интересен взгляд из России на эту тему?

— Меня очень сильно поразило отличие немецкой публики от русского зрителя. Они как-то лучше осознают себя в пространстве, что ли… Они люди с абсолютно выдержанной позицией по отношению к истории, к культуре. Когда у нас было первое интервью, немецкие журналисты отвезли нас в Трептов-парк к памятнику советским воинам-освободителям, к памятнику Т-34. Не могу представить себе такого в Москве. Это просто другой уровень понимания и собственной, и всеобщей истории, на который даже нам следует ориентироваться. Это круто.

В залах были страшные аншлаги. На нашу премьеру было невозможно купить билет, несмотря на то что показы начинались в 22.30. Люди просто сидели друг у друга на головах. Мы очень волновались, как примут наш фильм, волновались по поводу языка в кадре: там субтитры, а у нас очень много ненормативной лексики — fuck, fuck, fuck… Казалось, что это будет зрителя раздражать. Ну и плюс какие-то ментальные моменты, поскольку разные культуры. Но сам месседж фильма, его тему они приняли настолько близко к сердцу! И первые пару дней были очень большие дискуссии со зрительным залом, потому что в рамках программы «Панорама» так принято. Нам задавали очень глубокие вопросы, местами даже более глубокие, чем мы предполагали. Просто само кино в этой ситуации немного ушло на второй план, и появилось очень много политики. Хотя, если честно, я буду рад, если у нас будет хотя бы почти так же, хотя бы почти такой же уровень восприятия и реакции.

— Какие из «глубоких вопросов» немецкой публики тебя особенно поразили? Ну или реакции, может, какие-то?

— Главный вопрос, собственно, на поверхности. Мы его тоже перед собой ставили, когда начинали снимать «Россию-88». Нас об этом в Германии спрашивали самые взрослые журналисты. Они не понимали, каким образом фашизм, нацизм могут существовать в России. Для них это часть истории, они понимают, откуда у них это берется. Но как это возможно в нашей стране? Как это соотносится с нашей историей? Это поражало их в первую очередь. И ответить на этот вопрос и правда очень сложно. Нам остается только культурный обмен, культурная провокация. Наш единственный инструмент — это кино. И только с его помощью мы можем действовать.

— А из чего у вас вообще возник интерес к этой теме — острой, провокационной, актуальной? Вы же не просто художественный фильм сняли, а заложили туда еще и мощный социальный заряд, который неизвестно как рванет.

— Тут у каждого, безусловно, своя история. У моего друга Паши Бардина (сына известного мультипликатора Гарри Бардина. — OS) свой путь, у меня как у актера свой. Мы с ним познакомились на съемках эмтивишного сериала «Клуб», начали там общаться, потом был какой-то перерыв. Но какие-то зерна зрели в каждом из нас. В конце концов, это действительно актуально, у каждого есть какой-то личный опыт, связанный с историями на эту тему. И в период, когда я закончил сниматься в «Обитаемом острове», а Паша сдал очередной сезон «Клуба», появилось какое-то свободное время, когда мы смогли объединить свои усилия.

К сожалению, наше кино в последнее время отказалось от гражданской позиции. Даже больше, это стало просто противоположными понятиями — кинематограф и гражданская позиция. Поэтому нам очень хотелось приобрести такой опыт, объединить опять эти две вещи. Конечно, у нас не было средств, не было денег, только амбиции. И мы понимали, что если мы хотим заявлять о чем-то социальном, то нам, скорее всего, не удастся привлечь к этому каких-то продюсеров. «Россия-88» — это откровенно антипродюсерское кино. Так что мы сначала собирали по 500 долларов со ста друзей, хотели снимать на видео, потом поняли, что будем все-таки снимать на пленку, и в результате собрали группу, которая работала за идею. Мы тратили свои личные деньги, деньги Васи Соловьева, нашего третьего сопродюсера, известного спортивного комментатора, телеведущего. В итоге съемочный период обошелся нам в сумму порядка 80 тысяч долларов. И уже со смонтированным материалом мы пришли к совсем уж большим продюсерам. Мы принципиально решили не обращаться ни к кому до окончания съемок и рассчитывали только на себя.