«Искусство смешного возвышенного». Славой Жижек о Дэвиде Линче

Самый необузданный и парадоксальный философ современности объясняет, над чем смеяться и чем восхищаться в фильмах Линча – и не только его

Имена:  Дэвид Бордуэлл · Дэвид Линч · Славой Жижек · Томас Эльзессер

 

ВИКТОР ЗАЦЕПИН и ВАСИЛИЙ КОРЕЦКИЙ не без труда прочли книгу Славоя Жижека и испытали смешанные чувства.


Виктор Зацепин о трудностях перевода и месте Жижека в киноведческом сообществе

Книга Жижека, вышедшая в издательстве «Европа», формально посвящена фильмам Дэвида Линча. В действительности это скорее повесть о самом авторе — словенском философе и психоаналитике, имя которого уже стало нарицательным. Для кого-то Жижек — это синоним слова «шарлатан», для кого-то — выражения «публичный интеллектуал». Но прежде чем мы продолжим биографию автора — несколько слов о русском издании «Искусства». В работе над книгой маленького формата — полсотни страниц текста — приняли участие шесть (!) переводчиков, два редактора и научный консультант, что чрезвычайно плачевно (или смехотворно) отразилось на конечном результате. Многие предложения и пассажи представляют собой сплошную кальку с английского оригинала. В результате и без того не самый простой текст приходится разгадывать, как египетские иероглифы. При таком отношении к делу понятия «перевод», «издательство», «философия», «текст» теряют всякий смысл — можно просто откинуться в кресле и послушать мелодию из кинофильма «Профессионал». Но это же издание — мощнейший аргумент в пользу того, чтобы начать уже наконец-то знакомить российских читателей с киноведческими изданиями на иностранных языках.

До 1988 года Славой Жижек состоял в Коммунистической партии Югославии, в 1990 году баллотировался на президентских выборах в Словении. Как автор, он чрезвычайно плодовит — с 1989 года выпускает не менее двух книг в год — и уже при жизни удостоился журнала, посвященного изучению его наследия. Основные интересы Жижека — культура, политика и психоанализ.

Итак, Жижек — прежде всего философ, а не киновед, и, даже не говоря ничего конкретного о содержании его философии, можно сказать, что он заведомо не преследует строгих научных целей. Скорее, его сочинения — это какой-то род фантастической литературы. Тексты Жижека сложно свести к набору тезисов с выводами, и это одна из причин, по которым с ним почти невозможно спорить. В академических кругах Европы и Америки его часто считают «троллем» и провокатором — так, например, в недавно вышедшей книге Film Theory — Introduction Through Senses выдающийся киноакадемик Томас Эльзессер лишь однажды и вскользь упоминает Жижека, который вообще-то очень много писал о кино, как автора, «практикующего некую разновидность гегельянства». Знаменитый американский историк кино Дэвид Бордуэлл критикует Жижека с других позиций — в частности, отмечает, что данные психоанализа недостаточно надежны для построения строгих научных теорий; вдобавок основным методом тут является интерпретация, которая практически исключает повторяемость результатов. Впрочем, и сам психоанализ никогда не претендовал на то, чтобы считаться научной дисциплиной.

В крайне упрощенном виде можно представить полемику вокруг кинодискурса Жижека как спор между film studies и философией/культурологией. Где-то с середины 70-х годов film studies в Европе и в Америке боролись за то, чтобы стать самостоятельной и респектабельной дисциплиной. Знаменательно, что в формировании новой перспективы film studies в Штатах огромную роль сыграли исследования русских формалистов — Шкловского и Эйхенбаума. Примерно в эти же годы в Любляне Жижек начал варить свою гремучую культурологическую смесь из марксизма и Лакана (и тут есть русский след — не последнюю роль в «воспитании» Жижека сыграл Ленин как публицист). Для придания большей строгости своим киноштудиям неоформалистам Бордуэллу и Кэроллу потребовалось осудить психоанализ и другие теории, которые они считают доктринерством (теории Альтюссера, Соссюра, Барта и Лакана неоформалисты обозначают сокращением SLAB theory — по-русски это звучало бы как «теория КРЫШКА», «ЗАТЫК» или «ТРЯСИНА»). В свою очередь, Жижек и другие «доктринеры» критиковали неоформализм за отказ от политического измерения в дискурсе и за уход в «науку ради науки». Так что, может быть, с небольшой натяжкой можно сказать, что спор Жижека с неоформалистами — это в том числе и новый виток споров о партийности искусства, примерно как если бы на боксерский ринг снова вышли знаменитые русские атлеты — Луначарский и Эйхенбаум.

Еще один вопрос, которым невольно задаешься при чтении этой книги: что такое истина в гуманитарных знаниях и сводится ли она к совпадению результатов у разных исследователей? И куда могут завести слишком частые совпадения и согласие во мнениях? Ответ не в пользу единообразия: когда сетевые киноманы или критики сходятся в оценке какого-либо фильма и ставят ему, к примеру, условные «восемь с половиной», то они очень скоро начинают считать свою оценку истинной, а себя — чем-то вроде ученых.

В книге Жижека о Линче есть вполне проницательные замечания — так, например, он пишет, что финал «Диких сердцем» поразительно вульгарен и именно поэтому производит такой сильный драматический эффект (напомним, что на пути героя Николаса Кейджа появляется Шерил Ли в костюме доброй колдуньи Глинды и советует ему не отказываться от любви). И тут мне хочется последовать примеру Глинды. Даже если вам попадется книга Славоя Жижека (автора буйного, возмутительного, грешащего неточностями), умопомрачительно переведенная на русский, — что бы там ни было, что бы ни произошло — все равно, не отказывайтесь от любви к чтению книг о кино.

«Дикие сердцем», финал: