Овальный стол: «Краткий курс счастливой жизни»

Редакция OPENSPACE.RU обсуждает сериал Валерии Гай Германики

Имена:  Анна Козлова · Валерия Гай Германика

Четвертую дискуссию за овальным столом редакция OPENSPACE.RU решила посвятить сериалу Валерии Гай Германики «Краткий курс счастливой жизни». В спорах о критическом реализме, сексизме и освобождающей силе искусства участвовали шеф-редакторы Екатерина БИРЮКОВА («Академическая музыка»), Денис БОЯРИНОВ («Современная музыка»), Марина ДАВЫДОВА («Театр»), Екатерина ДЁГОТЬ («Искусство»), Василий КОРЕЦКИЙ («Кино»), Станислав ЛЬВОВСКИЙ («Литература»), Глеб МОРЕВ («Медиа»), Михаил РАТГАУЗ («Общество») и главный редактор сайта Мария СТЕПАНОВА. Беседа происходит накануне эфира 10-й серии «КСЖ».



Бояринов: Почему мы вообще должны обсуждать этот сериал?

Давыдова: Да, почему мы обсуждаем сериалы, а не какое-нибудь кино?

Корецкий: Потому что, во-первых, существует определенный мировой контекст — сегодня центр авторского кино перемещается в сериальное производство.

Давыдова: Ну, это он там, в Америке, перемещается.

Корецкий: А во-вторых, мы знаем из нескольких интервью Константина Эрнста, что он вынашивает планы по открытию русского аналога HBO, но пока ждет, когда созреет публика. Он постоянно говорит о том, что рано или поздно придут нишевые, платные каналы для подписчиков, а там совершенно другой контент. Видимо, «Школа» и «КСЖ» — это какие-то пробные шаги в этом направлении.

Давыдова: Насколько я знаю, это перемещение в область сериалов произошло потому, что голливудские сценаристы, задавленные продюсерами, вдруг поняли: на ТВ у них в большей степени развязаны руки. И они стали писать свои хорошие творческие сценарии не для Голливуда, а для ТВ. И поэтому появились хорошие, интересные сериалы.

Корецкий: Не совсем так (следует краткий пересказ интервью Сандры Стерн). В общем, главный человек там действительно сценарист. Режиссеры меняются — разные серии, разные эпизоды, сезоны снимают разные режиссеры.

Давыдова: Так или иначе, но именно качество истории или сюжета и позволило этим сериалам стать произведением искусства. Вот я посмотрела три серии «КСЖ»: там самое страшное — это как раз сценарная основа. Когда в основе лежит такой слабый сценарий, то невольно вспоминаешь фразу Собакевича: вы мне лягушку хоть сахаром обсыпьте, я ее все равно есть не стану.

Дёготь: Я вот еще хотела спросить: есть ли в этом сериале какие-то художественные приемы?

Морев: Кроме того, что камеру так крутят? (Показывает, как именно крутят камеру.)

Корецкий: Там масса приемов. Я, на самом деле, воспринимаю все это как такую формалистическую игру. Это вообще довольно часто встречается в сериалах, которые снимают артхаусные режиссеры. Если мы посмотрим какие-нибудь немецкие народные сериалы, сделанные людьми, которые начинали с артхауса — Доминика Графа, например, — там часто используется какой-нибудь художественный прием в качестве такой «находки режиссера», один на эпизод. Полиэкран, необычный монтаж и т.д. Только я вот не уверен, что это считывает публика… В каждой серии «КСЖ» тоже стоит ударение на использовании какого-то формального технического приема.

Дёготь: Одного, да?

Корецкий: Да, например, в эпизоде про Переделкино, помните начало? Это практически Орсон Уэллс, когда одним кадром снята вся их дорога до дачи. Такой типичный артхаусный штамп. Люди очень долго идут по дороге и разговаривают.

Дёготь: И это называется приемом?! Для меня это вообще просто прием ноль.

Корецкий: Приемы не повторяются, вот что важно. Они в каждой серии разные. В какой-то джамп-кат используется — это когда не сдвигается или совсем немного сдвигается точка зрения при монтаже. Прием остранения, который подчеркивает искусственность изображения, подчеркивает, что это просто кино.

Давыдова: Кроме сугубо кинематографических приемов (которые там, безусловно, есть), я невольно вспоминала прошлое советского театра, когда режиссеры были вынуждены ставить всякие дерьмовые советские пьесы.

Корецкий: Да-да-да, в кино тоже такого было навалом — «Ленин в Париже» или «Ленин в Польше».

Давыдова: И большая часть из них не обстебывала эти пьесы, а старалась таким глубоким бурением очеловечить, утеплить абсолютно ходульные типы, ходульные диалоги. Великие артисты играли в этих страшных пьесах и как-то их одушевляли. Вот здесь то же самое. Я вижу удивительно ходульный сценарий. Я пытаюсь отделить этот текст, который произносят актеры, от них самих и понимаю, что ну это страшное что-то.

Корецкий: Это импровизация, по большей части они импровизируют.

Давыдова: Ну, иногда они импровизируют, а иногда они все-таки произносят то, что им написано. Есть какие-то сюжетные ходы, сумочка за десять тысяч — все же явно не ими придумано. И конечно, тот же самый текст, произнесенный в такой сериальной манере игры (преувеличенно высоким голосом): «Послушай, хорошая у тебя кофточка!» — сразу выдает качество текста. А если произнести его так (практически шепчет): «Хорошая кофточка». Это уже сразу документалистика! Сразу артхаус, да?

Степанова: Я смотрела это все на сайте «Первого канала», там к каждой серии по четыре километра комментариев, и все они делятся на две группы. Первая: «наконец-то! впервые в жизни нам показали правду», «я узнаю себя, я узнаю своих подруг, какие реальные ситуации, в жизни все так и есть».

Ратгауз: Я тоже узнаю своих подруг.

Степанова: И вторая категория: «не позволим Германике очернять действительность, есть ведь в нашей жизни и что-то светлое», «не все женщины такие, а как же любовь к детям, любовь к своей стране…».

Корецкий: И могила Пастернака.

Львовский: Мне кажется, что весь смысл этого сериала находится исключительно в контексте — в контексте «Первого канала». Я посмотрел немного сериалы, которые там есть, и должен сказать, что в этом нынешнем сериальном контексте это, конечно, необычайно смелое, радикальное, жизненное и высокохудожественное высказывание. Но фокус в том, что, как только мы отвлечемся от этого контекста, так сразу становится видно, что это довольно плохо сделанный сериал, с картонными актерами, которые играют картонных персонажей. С моей точки зрения — ничем особенным не выдающийся. Но вот это напряжение между общим телевизионным контекстом и между тем, что есть в «КСЖ»... Та же самая история была со «Школой», которую я даже как-то больше посмотрел. Полезно ли это в социальном смысле, что вот этот самый городской lower-middle-класс посмотрел на себя в зеркало? Черт его знает. Может быть, и было бы полезно, если бы было сопровождено каким-то минимальным рефлексивным аппаратом. Но поскольку этого рефлексивного аппарата там нет и быть не может — это «Первый канал», — то, по-моему, и социальной пользы особенной от этого нет.

Ратгауз: У меня такая история: я посмотрел первые двадцать минут и испытал острый приступ удушья, просто острейший, асфиксию жуткую, я просто не мог больше смотреть ни секунды, реально.

Давыдова: Что же вас заставило, Михаил, вернуться?

Ратгауз: Да вот долг! Я бы не вернулся never. И дальше я вчера посмотрел шесть серий зараз, как бы залпом, и на самом деле в принципе готов смотреть и дальше.

Давыдова: Втягиваешься?

Ратгауз: Да не только. Тут надо развести две вещи: первая — это качество. Когда вы говорите «ходульные актеры», «картонные ситуации», мне хотелось бы получить доказательства, потому что мне они не кажутся ни картонными, ни ходульными. По части актеров я просто ручаюсь, что это очень хорошая работа, на пять. Почти у всех, за исключением некоторых персонажей второго плана…

Дёготь: Я бы, наоборот, сказала: кроме главных героев, остальные все ничего.

Ратгауз: Так вот, а второй вопрос о «КСЖ»: а это что вообще такое? Мне вот, например, кажется, что это важный документ про сегодняшний статус-кво. В русском обществе, которое достигло определенного уровня стабилизации и теперь хочет узнать себя, получить себя типологически описанным. То, что вы называете ходульным, для меня типология общества. Правда, ограниченная определенным имущественным цензом.

Львовский: Очень жестким.

Ратгауз: Да. Отправная точка, центр, — это офис. Но в этом офисе ничего не происходит. Там работы — ноль. Мы вообще ничего не знаем про то, чем они там занимаются.

Давыдова: Как в фильме «Служебный роман».

Ссылки

• Валерия Гай Германика: «Бессмысленно держать актеров в подвалах темных и кормить их мышами», 22.03.2012
• Валерия Гай Германика: «Насилие противоречит самой архитектонике души человека», 29.01.2010
• Анна Голубева. Вопрос с пристрастием, 22.01.2010
• Марина Давыдова. Кино + Театр + ТВ.doc, 22.01.2010
• Мария Кувшинова. Еще раз о «Школе», 14.01.2010
• Василий Степанов. Остаться в живых до понедельника, 13.01.2010