Сегодня мой последний день на OPENSPACE.RU в качестве шеф-редактора отдела «Кино». На этом месте меня сменит мой коллега и наш постоянный автор ВАСИЛИЙ КОРЕЦКИЙ, а я перемещаюсь в редакцию нашего нового сайта W → O → S, который будет запущен в феврале и пока существует здесь в тестовой версии.
Спасибо всем коллегам, героям и читателям за эти два с половиной года — это был удивительный эксперимент, некоторыми итогами которого хотелось бы поделиться.
1. Национального кино больше не существует
В прошлом году из каннского каталога исчезла графа «национальность». В описании фильма уже не указывается страна-производитель, отчасти по техническим причинам: большинство картин сделано в такой сложносочиненной копродукции, что называть их «венгерскими», «австрийскими» или любыми другими было бы просто неверно.
В ноябре, на встрече с участниками Generation Campus, Александр Сокуров утверждал, что кинематограф (как и искусство вообще) не может существовать в отрыве от национального духа. Из зала поднялся удивленный голландский студент и сказал, что происхождение и воспитание всегда при тебе. Они — твои органичные проявления, зачем их педалировать, если есть что сказать по существу?
«Мечта о мононациональном государстве — идеологическая античность», — говорит немецкий актер Мориц Бляйбтрой; то же относится и к кинематографу. Космополитизм — не модель для сборки, это реальность сегодняшнего дня. Если стокгольмская студия Atmo, основанная итальянцем и египтянином, продюсирует фильм эстонского режиссера, то до какой степени она шведская?
Фильмы Паоло Соррентино невозможно подогнать под стереотип об итальянском кино; в этом году он сделал в Великобритании картину на английском языке с Шоном Пенном в главной роли. Датчанин Николас Виндинг Рефн, автор стопроцентно британского «Бронсона», снял в Америке свой «Драйв» (не без участия «some Russian oil money»). Обе эти англоязычные картины тем не менее не имеют никакого отношения к Голливуду: Рефн и Соррентино избегают модели, при которой талантливый провинциал со временем дорастает до большой международной постановки со спецэффектами, — переместившись в чужую языковую среду, эти режиссеры остались художниками (но уже с иными рынками сбыта).
В некотором смысле мы на новом уровне возвращаемся к ситуации 1960-х, когда фильмы не были «итальянскими», «японскими», «шведскими» — они были фильмами Феллини, Куросавы или Бергмана (Бергманы, правда, немного не те, но это другой разговор).
Последняя по-настоящему национальная волна состоялась в Румынии: небольшая восточноевропейская страна с неожиданной эмоциональной и интеллектуальной интенсивностью совершила на глазах всего мира акт деконструкции собственной недавней истории. Новейшая из национальных волн — греческая — делается англоговорящими космополитами; лицом волны стала не владеющая греческим французская актриса Ариан Лабед («Аттенберг», «Альпы»). Йоргос Лантимос и Афина Цангари впитали в себя культуру и привычки своей страны, но их картины — не национальное кино в прежнем виде. Это те самые постнациональные фильмы, о которых говорил голландский студент; культура, воспитание, даже язык — лишь фундамент, и они не могут быть зданием.
Если говорить о России, то самый интересный фильм последнего времени — «Портрет в сумерках» — снят режиссером с американским опытом; он абсолютно не похож на то, что делается здесь даже самыми талантливыми людьми, но почему-то (почему?) бесстрашнее других приближается как к российской реальности, так и к чистой экзистенции.
Что дальше? Ангелина Никонова и Ольга Дыховичная готовят два новых фильма; румынские режиссеры Пуйю, Мунджиу и Порумбою получили гранты на свои новые проекты.
2. Хочешь делать кино — собери банду
Национальное кино умерло, бог умер, вслед за ним умер Автор. Никогда из пещеры уже не выйдет творец, десять лет создававший новый шедевр, а если выйдет, то рискует остаться незамеченным. Финансирование на новый проект в Европе надо собирать года два, и получить деньги в одном фонде можно, если уже есть гарантии от других. Что делать людям, которые хотят снимать кино? Держаться вместе.
В разных концах Европы появляются маленькие фракции единомышленников, которые вынуждены отказаться от привычного разделения на продюсеров и режиссеров: они продюсируют фильмы друг друга. Пока один снимает, другой ищет для него финансирование, потом они меняются. По этой схеме существует студия Эрика Гандини и Тарика Салеха Atmo; помимо собственных картин — «Видеократии» и «Метропии» они помогли Вейко Ыунпуу выпустить «Искушение святого Антония», а Лизе Ашан «Обезьянок» — одну из самых успешных шведских картин последнего времени.
Афина Цангари. Церемония открытия Нового музея Акрополя
Похожая (с поправкой на нищету) ситуация — у греческой студии Haos: Йоргос Лантимос и Афина Цангари познакомились в 2004-м во время работы над церемонией открытия Олимпийских игр в Афинах; Цангари, долго жившая в Америке, хотела снимать кино на родине, не попадая в зависимость от государственного финансирования и архаичной культурной среды. Она стала продюсером «Кинетты», «Клыка» и «Альп» Лантимоса, а он помог ей сделать «Аттенберг» — как продюсер и исполнитель одной из ролей. Сыгравшая в двух фильмах Лантимоса актриса Ангелики Папулиа значится в титрах как сопродюсер «Альп» — она нашла одно из помещений для съемок; у нового греческого кино, уже ставшего международным феноменом, нет бюджетов в привычном понимании. «У нас нет денег на кино? Что ж, пойдем и снимем его», — говорит Лантимос.
В России что-то похожее пытаются делать Борис Хлебников (его фильм «Пока ночь не разлучит» финансируется участниками проекта под процент от прибылей) и Михаил Брашинский («Шопинг-тур»). Как и в случае с Haos (у Atmo все же больше финансовых возможностей), для подобного типа финансирования нужна совершенно определенная история — камерная, современная, концептуальная; «Август. Восьмого» таким образом не сделаешь — и слава богу. Один из примеров — тот же «Портрет в сумерках», один из немногих независимых русских фильмов, в котором автор сценария и исполнительница главной роли Ольга Дыховичная была еще и продюсером. Так или иначе, эксперименты Брашинского, Хлебникова, Ольги Дыховичной и Ангелины Никоновой вызывают гораздо больше интереса и уважения, чем профессиональная возня у кормушки, которой так много времени посвящают их коллеги.
Что дальше? С 29 февраля по 4 марта в кинотеатре «35 мм» пройдет Неделя греческого кино, на которой покажут картины Йоргоса Лантимоса и Афины Цангари; они обещали приехать тоже.
3. Эдисон победил Люмьеров
В 1891 году Томас Эдисон изобрел кинетоскоп — аппарат для одинокого рассматривания движущихся картинок, похожий скорее на микроскоп, чем на привычный для нас кинопроектор. Шансов на капитализацию у идеи не было: дорого и нерентабельно. Спустя три года Луи Люмьер запатентовал кинематограф — изображение проецировалось на экран для большого количества зрителей. 28 декабря 1895 года родилось не только искусство, но и индустрия со своими коммерческими перспективами (и сейчас они максимально далеки друг от друга — современный Голливуд является искусством еще в меньшей степени, чем даже в девяностые, в эпоху фильмов-катастроф, — поэтому авторы вроде Соррентино и Рефна туда не едут, в отличие, скажем, от Жан-Пьера Жене пятнадцатилетней давности).
Однако же, как и во всем, история повторяется на новом витке: по понятным причинам технического свойства аутичная модель Эдисона догнала нас спустя сто с лишним лет. По словам Марко Мюллера, «мы атакованы маленькими экранами», и кино как коллективный опыт, как единый вдох-выдох десятков незнакомых между собой людей переживает сейчас драматичную трансформацию — и не исключено, что финальную.
Искомая коллективность спасается фестивальным движением (в каждом городе крупнее тарелки сейчас проходит собственный киносмотр — не как в Каннах, для профессионалов, а именно для зрителей). И это, конечно, в чистом виде возгонка: фестиваль — праздник, а праздник почти никогда не с тобой.
4. Кино без шкуры
Все, кто имеет отношение к кино, тайно или явно верят в его сакральную природу, но не всем удалось поверить в то, что сакральность можно сохранить без физического носителя. «Кино — глаз, пленка — шкура», — писал режиссер и поэт Дмитрий Мамулия, и цифровая технология изымает из кинематографа телесность, так же как индивидуальный просмотр отсекает волнующее соприкосновение с другими. Без тела и без осязаемых других, с мобильными камерами и едва уловимой пикселизацией изображения, кинематограф предлагает иные формы энергетического обмена — чем заняться тому, кто привязан к прежним?
Сегодня самые чуткие художники прощаются с телом кинематографа.
Недавнее открытие европейских фестивалей — британский режиссер Бен Риверс использует старую камеру как магический инструмент: он снимает в основном на 16 мм, превращая текстуру пленки, ее зернистость, царапины и дефекты в художественный прием.
Одним из ранних экспериментов австрийского художника Петера Черкасски стала работа Motion Picture: в «темной комнате» он спроецировал кадр из первого люмьеровского фильма «Выход рабочих с фабрики» на 50 кусков непроявленной кинопленки, которая после обработки была смонтирована в один трехминутный фрагмент. Давно умершие люди превратились в мерцающие черно-белые пятна — это тени, и это запечатленная память. В других его работах царапины, перфорация по краям, ожоги превращают белый или черный экран в факт кинематографа. Черкасски, работающий только с пленкой, приходит к парадоксальному выводу: чтобы мы распознали изображение именно как кино, в нем должен содержаться дефект. На протяжении всей своей истории кино было не чем иным, как повреждением фотослоя, и повреждение — единственное его неотторгаемое свойство. То, что появляется и бесследно исчезает с цифрового носителя, — что угодно, добро или зло, но это уже не кино.
В Париже, в Центре Помпиду, сейчас проходит выставка Эдварда Мунка, который во времена первых люмьеровских сеансов жил во Франции. Гений Мунка резонировал с той реальностью, в которой рождался кинематограф. Он интересовался фотографией, радиацией, электричеством и рабочим движением, среди его повторяющихся сюжетов есть один, напоминающий о «Выходе рабочих с фабрики». Висящие рядом одинаковые, с небольшими вариациями, картины Мунка напоминают кадры кинопленки. На его фотографиях тела становятся тенями. В 1930-е годы Мунк начал терять зрение и рисовал то, что казалось ему искажением изображения — ведь до этого он видел мир без дефектов.
Кинематограф, начавшийся при Мунке, заканчивается так же — чтобы остаться взглядом художника, он должен был превратиться в визуальную помеху.
Что дальше? Границы стираются и возникают в новых местах, дистанции стали короткими, как и дыхание; инфляция визуальных образов, о которой в 1980-х годах говорил Вендерс, — это река и язык; мы атакованы маленькими экранами. {-tsr-}Большое кино, созданное большим автором, как и все большое, не сможет, как герой Яна Шванкмайера, пережить само себя. Сжатый и болезненный, как укус пчелы, визуальный образ, созданный новым гением вроде Дэвида О'Рейли, содержит не меньше художественной рефлексии, чем пятичасовой шедевр другого гениального художника, героически замедляющего течение времени, — Белы Тарра.
Перемены, приближение которых удалось почувствовать, будут происходить еще долго, но очень хочется остановить мгновение, в котором кинематограф — это люди в кинозале, позади у которых — кинопроектор, а впереди — отраженный свет.
3-е - нет. Вы же сами говорите о фестивалях. Да, это праздник, это повод чтобы "смотреть кино вместе". Не всегда он с нами, но это даже хорошо. Вам мало фестивалей которые проводятся? Вы наверное так же давно были в кинотеатре помимо фестивалей. И слава богу, что в этом пункте не предполагаете что будет дальше - вы лишь на половину осознаете что происходит сейчас.
4-е - нет. Вы забыли как снимается кино? Или вы присутствовали только на съемках студенческих проектов? Если в наших странах не поддерживается кинематограф и невозможно снять фильм на пленку, это не значит, что этого нету заграницей. Там многие студенческие работы снимаются на пленку и кино имеет "шкуру". И, повторюсь, вы наверное последний раз были на показе в каком-нибудь пабе, где фильм "крутили" с проектора. Сходите в кинотеатр, посетите фестиваль - и приглядитесь - на экране увидите те самые царапины и перфорации по краям. То что ютуб набрал популярность и многие сейчас снимают очень неплохие работы на цифру, не значит что кинематограф потерял свою "шкуру". А то самое волшебное "мгновение" никогда не умрет, поверьте. Вы просто давно его не чувствовали.
Очень интересный и насыщенный текст, спасибо! )
Но я хотел бы оспорить постулат о гибели национального кинематографа. Да, глобализация и экономические тиски вынуждают подавляющее количество производителей создавать кино в копродукции, и многие мастера, включая Звягинцева, отрицают национальное в кинематографе ("моя национальность - кино"). Но вместе с тем, надо признать, что культурный опыт 40-го японца в силу этнических, культурных, исторических etc предпосылок не равен багажу 40-го англосакса. Пока еще не равен, конечно. Это вопрос даже не кино, а общей центростремительной силы, стягивающей все разноцветные вспышки к одному монохромному источнику света from west with love- кого-то это радует, кого-то напрягает. Но мы все разные, и эту разность всегда очень четко прорисовывал кинематограф - если не в контексте, как у Имамуры, то в форме, как у Куросавы.
Вы правы в том, что сейчас границы размываются. Но архетипы, заложенные в нас, прорываются и будут прорываться так или иначе. Странно, что упомянув румынскую волну, вы ничего не сказали о корейском новом кино. А ведь этот стилизованный культ жестокости и характер ее подачи совершенно нетипичен, скажем, для западноевропейского кино.
1. Спасибо, Мария. Ваша рубрика была, пожалуй, самой качественной на сайте. (Хотя - из песни слова не выкинешь - "приятельская" реклама бездарного фильма Смирновой выглядела на этом фоне явным диссонансом. Зачем Вам эти подлости - Вы и без них проживете).
2. По поводу стирания границ и исчезновения национального кино - очень спорно. Пример Соединенных Штатов Европы тут не канает - европейское пространство и впрямь тяготеет к воссоединению. Но это воссоединение в известном смысле - всего лишь возвращение к хорошо забытому прошлому Св. Римской Империи. Нынешние границы (см. Хантингтона) проходят по линиям культурных различий, а Европа всегда была более-менее единым культурным пространством.
Так что в определении национальности кино следует смотреть не на источники финансирования, а на культурную основу и прежде всего на язык. Звягинцев может сколько угодно рассуждать о космополитизме своих лент, но, пока его герои говорят по-русски, это остается русским кино, и хорошо что так. Вообще было бы интересно проследить, как меняется характер фильмов одного и того же режиссера в зависимости от языковой основы. Ясно, к примеру, что "Забавные игры" 1997 года - немецкий фильм, а "Забавные игры" 2008-го - американский, хотя сделаны они тем же самым Ханеке по тому же самому сценарию. "Танцующая в темноте" - голливудский фильм, а "Рассекая волны" - датский, хотя сняты они одним и тем же человеконенавистником, и смысловой месседж там схож. Язык - вот первопричина. Он смещает акценты, определяет культурные коды и выстраивает в итоге национальность фильма.
Алекс, не совсем согласен, но есть что-то в Ваших словах. Мой любимый пример - слово "обабилась" у Льва Николаевича Толстого, которое никогда не понять ни европейцу, ни американцу - частично из-за этого совершеннно разного мировосприятия американские экранизации Толстого получаются совершенно не туда)
Tolegen, дело тут не только в непереводимости слов. Любой пишущий расскажет, как язык "ведет" его своими неведомыми путями - временами вопреки первоначальным намерениям автора. Тот же Толстой жаловался на непредсказуемое поведение персонажей - столь же непредсказуемо действует и язык при написании текста/диалога: захочет - до Киева доведет, а тебе-то хотелось в Саратов или в Копенгаген.
Конечно, литературе (которая вся - язык) это свойственно больше, чем кинематографу (который сфабрикован, помимо языка, еще и из вполне интернациональных элементов техники, графики, живописи, музыки и лицедейства). Но роль языка и в кино кажется мне определяющей. (Автор статьи, восторгающаяся бессловесным Бела Тарром, с этим, конечно, не согласится, но меня этот гений графики повергает в скуку. Нет такого графического шедевра, перед которым я способен простоять/просидеть (ну разве что пролежать) пять часов подряд. Снимаю шляпу перед такой способностью М.Кувшиновой - но не уверен, что и она при этом не дремлет). А коли так, то и в кино языковой диктат диалогов и сценария определяет образ конечного продукта.
blackjack· 2012-01-12 18:22:28
Алекс, насколько я помню "Рассекая волны" был на английском языке. как раз такой "копродукцией" без определенного рода или племени.
tommy на цифру сейчас всего снимается больше чем на пленку. в прошлом году были же разговоры о смерти пленки.
а по поводу то что национально кино уходит на самом деле есть еще такая точка зрения - там где национальное кино никому не нужно на родине, оно перестает быть национальным и происходит то, что написано в тексте. а там где оно еще нужно все вполне национально и таким останется. еще важно не путать собственно кино и устаревший подход к анализу и изучению локальных кинематографий. в этом смысле то что называют national cinema умерло лет 10 назад, как до него умер подход "кинематограф третьего мира". а то что подходы меняют название или исчезают, не значит что собственно с национальным кино что-то происходит.
Кино - не в последнюю очередь философия. Философия - та самая промежуточная земля между тем, что доказала наука, и тем, во что верит религия (по Расселу). Так вот, наука - универсалия, не бывает разных законов физики для России и Сенегала, а философия как способ разговора с миром - уникум.
Я не случайно написал про слоувопотребления - язык, конечно, в первую очередь коммуникативное средство, однако любое эсперанто в конце концов скатывается к обобщениям. Для примера - в казахском языке есть слово тюркского происхождения"айналайын". В древности у наших предков было поверие, что любой человек, обошедший кругом другого человека или его дом, принимает на себя все хвори того, кого обходит. Так вот "айналайын" значит дословно "кружусь вокруг тебя", то есть это сознательное жертвование собой во имя человека, к которому обращаются. Никакие "дорогой, любимый, единственный, миленький, нежный" и т.п. семантически не объяснят и 10% значения слова.
Примерно о том же говорил противоречивый немец Бляйбтрой, упоминая непереводимое "хайме" и одновременно пытаясь отстраниться от немецкой аутентичности.
В общем, вывод мой таков: любой народ обладает собственной этнической идентичностью, своим мировоззрением, и кино - самый подходящий способ это передать.
blackjack, Вы правы, моя ошибка (в приведенном примере, но не в тезисе).
Tolegen, собственно, дискуссии нет. То, что Вы написали выше, выглядит довольно бесспорным.
olegzhuk7897· 2012-01-14 04:59:11
Aleks, а что в фильме Э.Скола "Бал" определяет образ конечного продукта? Почему Вы так упорно настаиваете на словоцентричности кинематографа? Вам литературы не достаёт в Литературе?
olegzhuk7897, как-то один мудрец сказал, что умные люди обычно некрасивы.
"Это фактически неверно, - заметил его оппонент. - Взять хоть такого-то... и такого-то... и такого-то. Они красивы и очень умны".
"Верно, - отвечал мудрец. - Но некрасивыми они были бы куда умнее".
olegzhuk7897· 2012-01-14 17:34:17
Это интересно. Но хотелось бы конкретики в ответе, а не облакообразной отписки.
Нет проблем, пожалуйста, можно и конкретику.
Видите ли, Олег, практически все, что человек делает, является всего лишь рекомбинацией или фабрикацией. Не человек создал краски - все они уже сущестовали и существуют. Не он создал звуки, движения, материалы, предметы вещного мира. Отчего же тогда мы столь самонадеянно именуем "творчеством" симфонию, живописное полотно, фильм? Потому лишь, что авторы якобы по-новому перекомбинировали уже имевшиеся, не ими сотворенные элементы? На мой взгляд, это слабое основание для гордости: так или иначе любой конечный продукт Создателя элементов (живая женщина, пение птиц в лесу, горная гряда) всегда окажется лучше наших ученических потуг (даже если они представлены портретом Гойи, пейзажем Милле, симфонией Моцарта или изображением члена на Литейном мосту).
Нам, человекам, принадлежит в этом мире авторство лишь одной-единственной сущности - слов. Лишь то, что связано со словами (и понятиями), является истинным и настоящим творчеством. Творчеством, а не унылым лего-конструированием посредством тех Б-жьих кирпичиков, кои попались нам под руку в тот или иной момент. Словами - и только словами - мы творим свои собственные миры - лишь так мы уподобляемся Создателю.
Возвращаясь к притче: конечно, можно сконстролить вполне смотрибельную ленту и без участия слов (хотя даже упомянутый Вами бессловесный "Бал" полон культурными ассоциациями, которые в конце концов приводят к словам. Скажу больше - лично мне он только тем и интересен). Но со словами (соответственно расставленными) эта лента была бы куда ближе к творчеству. Тарковский - великий живописец. Но лишь текст делает его фильмы по-настоящему гениальными.
Надеюсь, это окажется для Вас достаточно конкретно.
actual· 2012-01-14 19:40:42
Удачи!
olegzhuk7897· 2012-01-14 23:16:31
Благодарю, Aleks, за ответ. С чем-то согласен, с чем-то нет. Но дискутировать не место и не время. Главное в другом - что мне снова возвращаться и возвращаться к своему пожизненному выяснению моих отношений со Словом. Потому как я одновременно и боготворю его, и ненавижу - за навязываемость смыслов. (Не хочу всё определять словами!) Но это уже мои личные проблемы, и я сам буду с этим разбираться. Хотя мне и было интересно узнать Ваше мнение. Прошу прощения за настойчивость. И ещё раз благодарю. А вот теперь - удачи!
2-е да.
3-е - нет. Вы же сами говорите о фестивалях. Да, это праздник, это повод чтобы "смотреть кино вместе". Не всегда он с нами, но это даже хорошо. Вам мало фестивалей которые проводятся? Вы наверное так же давно были в кинотеатре помимо фестивалей. И слава богу, что в этом пункте не предполагаете что будет дальше - вы лишь на половину осознаете что происходит сейчас.
4-е - нет. Вы забыли как снимается кино? Или вы присутствовали только на съемках студенческих проектов? Если в наших странах не поддерживается кинематограф и невозможно снять фильм на пленку, это не значит, что этого нету заграницей. Там многие студенческие работы снимаются на пленку и кино имеет "шкуру". И, повторюсь, вы наверное последний раз были на показе в каком-нибудь пабе, где фильм "крутили" с проектора. Сходите в кинотеатр, посетите фестиваль - и приглядитесь - на экране увидите те самые царапины и перфорации по краям. То что ютуб набрал популярность и многие сейчас снимают очень неплохие работы на цифру, не значит что кинематограф потерял свою "шкуру". А то самое волшебное "мгновение" никогда не умрет, поверьте. Вы просто давно его не чувствовали.
Но я хотел бы оспорить постулат о гибели национального кинематографа. Да, глобализация и экономические тиски вынуждают подавляющее количество производителей создавать кино в копродукции, и многие мастера, включая Звягинцева, отрицают национальное в кинематографе ("моя национальность - кино"). Но вместе с тем, надо признать, что культурный опыт 40-го японца в силу этнических, культурных, исторических etc предпосылок не равен багажу 40-го англосакса. Пока еще не равен, конечно. Это вопрос даже не кино, а общей центростремительной силы, стягивающей все разноцветные вспышки к одному монохромному источнику света from west with love- кого-то это радует, кого-то напрягает. Но мы все разные, и эту разность всегда очень четко прорисовывал кинематограф - если не в контексте, как у Имамуры, то в форме, как у Куросавы.
Вы правы в том, что сейчас границы размываются. Но архетипы, заложенные в нас, прорываются и будут прорываться так или иначе. Странно, что упомянув румынскую волну, вы ничего не сказали о корейском новом кино. А ведь этот стилизованный культ жестокости и характер ее подачи совершенно нетипичен, скажем, для западноевропейского кино.
2. По поводу стирания границ и исчезновения национального кино - очень спорно. Пример Соединенных Штатов Европы тут не канает - европейское пространство и впрямь тяготеет к воссоединению. Но это воссоединение в известном смысле - всего лишь возвращение к хорошо забытому прошлому Св. Римской Империи. Нынешние границы (см. Хантингтона) проходят по линиям культурных различий, а Европа всегда была более-менее единым культурным пространством.
Так что в определении национальности кино следует смотреть не на источники финансирования, а на культурную основу и прежде всего на язык. Звягинцев может сколько угодно рассуждать о космополитизме своих лент, но, пока его герои говорят по-русски, это остается русским кино, и хорошо что так. Вообще было бы интересно проследить, как меняется характер фильмов одного и того же режиссера в зависимости от языковой основы. Ясно, к примеру, что "Забавные игры" 1997 года - немецкий фильм, а "Забавные игры" 2008-го - американский, хотя сделаны они тем же самым Ханеке по тому же самому сценарию. "Танцующая в темноте" - голливудский фильм, а "Рассекая волны" - датский, хотя сняты они одним и тем же человеконенавистником, и смысловой месседж там схож. Язык - вот первопричина. Он смещает акценты, определяет культурные коды и выстраивает в итоге национальность фильма.
Конечно, литературе (которая вся - язык) это свойственно больше, чем кинематографу (который сфабрикован, помимо языка, еще и из вполне интернациональных элементов техники, графики, живописи, музыки и лицедейства). Но роль языка и в кино кажется мне определяющей. (Автор статьи, восторгающаяся бессловесным Бела Тарром, с этим, конечно, не согласится, но меня этот гений графики повергает в скуку. Нет такого графического шедевра, перед которым я способен простоять/просидеть (ну разве что пролежать) пять часов подряд. Снимаю шляпу перед такой способностью М.Кувшиновой - но не уверен, что и она при этом не дремлет). А коли так, то и в кино языковой диктат диалогов и сценария определяет образ конечного продукта.
tommy на цифру сейчас всего снимается больше чем на пленку. в прошлом году были же разговоры о смерти пленки.
а по поводу то что национально кино уходит на самом деле есть еще такая точка зрения - там где национальное кино никому не нужно на родине, оно перестает быть национальным и происходит то, что написано в тексте. а там где оно еще нужно все вполне национально и таким останется. еще важно не путать собственно кино и устаревший подход к анализу и изучению локальных кинематографий. в этом смысле то что называют national cinema умерло лет 10 назад, как до него умер подход "кинематограф третьего мира". а то что подходы меняют название или исчезают, не значит что собственно с национальным кино что-то происходит.
Я не случайно написал про слоувопотребления - язык, конечно, в первую очередь коммуникативное средство, однако любое эсперанто в конце концов скатывается к обобщениям. Для примера - в казахском языке есть слово тюркского происхождения"айналайын". В древности у наших предков было поверие, что любой человек, обошедший кругом другого человека или его дом, принимает на себя все хвори того, кого обходит. Так вот "айналайын" значит дословно "кружусь вокруг тебя", то есть это сознательное жертвование собой во имя человека, к которому обращаются. Никакие "дорогой, любимый, единственный, миленький, нежный" и т.п. семантически не объяснят и 10% значения слова.
Примерно о том же говорил противоречивый немец Бляйбтрой, упоминая непереводимое "хайме" и одновременно пытаясь отстраниться от немецкой аутентичности.
В общем, вывод мой таков: любой народ обладает собственной этнической идентичностью, своим мировоззрением, и кино - самый подходящий способ это передать.
Кстати, жаль, что г-жа автор не участвует в дискуссии. Меня ее текст просто восхитил )
Tolegen, собственно, дискуссии нет. То, что Вы написали выше, выглядит довольно бесспорным.
"Это фактически неверно, - заметил его оппонент. - Взять хоть такого-то... и такого-то... и такого-то. Они красивы и очень умны".
"Верно, - отвечал мудрец. - Но некрасивыми они были бы куда умнее".
Видите ли, Олег, практически все, что человек делает, является всего лишь рекомбинацией или фабрикацией. Не человек создал краски - все они уже сущестовали и существуют. Не он создал звуки, движения, материалы, предметы вещного мира. Отчего же тогда мы столь самонадеянно именуем "творчеством" симфонию, живописное полотно, фильм? Потому лишь, что авторы якобы по-новому перекомбинировали уже имевшиеся, не ими сотворенные элементы? На мой взгляд, это слабое основание для гордости: так или иначе любой конечный продукт Создателя элементов (живая женщина, пение птиц в лесу, горная гряда) всегда окажется лучше наших ученических потуг (даже если они представлены портретом Гойи, пейзажем Милле, симфонией Моцарта или изображением члена на Литейном мосту).
Нам, человекам, принадлежит в этом мире авторство лишь одной-единственной сущности - слов. Лишь то, что связано со словами (и понятиями), является истинным и настоящим творчеством. Творчеством, а не унылым лего-конструированием посредством тех Б-жьих кирпичиков, кои попались нам под руку в тот или иной момент. Словами - и только словами - мы творим свои собственные миры - лишь так мы уподобляемся Создателю.
Возвращаясь к притче: конечно, можно сконстролить вполне смотрибельную ленту и без участия слов (хотя даже упомянутый Вами бессловесный "Бал" полон культурными ассоциациями, которые в конце концов приводят к словам. Скажу больше - лично мне он только тем и интересен). Но со словами (соответственно расставленными) эта лента была бы куда ближе к творчеству. Тарковский - великий живописец. Но лишь текст делает его фильмы по-настоящему гениальными.
Надеюсь, это окажется для Вас достаточно конкретно.