Я спросил, что он покажет на Московской биеннале.

«На биеннале я буду представлять старый проект, ему сейчас уже будет семнадцать лет.
В 1992 году Андрей Ерофеев делал выставку в Братиславе. Называлась она Izby — «В комнатах». Тема предлагалась, по-моему, такая: «Как Вы живете в разных странах?» И я тогда предложил проект, который так и не осуществился. Я о нем уже и забыл, а сейчас вот с ним мне и предложили участвовать.
Идея была такова: что происходит с человеком, который с одним и тем же сознанием живет в абсолютно разных обществах — с разной структурой, разными законами, разным менталитетом... Но когда я стал уже конкретно работать, то понял, что проблема глубже. Ведь и в одной стране, но в разных ситуациях с одним и тем же сознанием происходят странные вещи.
Вот мой конкретный пример: я большую и лучшую часть своей жизни зарабатывал тем, что делал пейзажные задники для сельских клубов, работая в художественном комбинате. Переключаться на эту работу с искусства, которым я тогда активно занимался, было легко, но выходил я оттуда совершенно опустошенным. Настолько разделены были эти ситуации в сознании, что я фактически жил двумя жизнями. Казалось бы, одна и та же художественная практика, одни и те же профессиональные навыки... Но настолько разные задачи, эстетика, что сознание было разделено непроницаемой стеной.
Переход был мучительным: голова пустая, непонятно, как и за что взяться... Очень сложно было вернуться в другое рабочее состояние, к занятию искусством. Идеи оставались, но вот состояние... Я позже выработал свою технологию возвращения. Я оставлял неоконченные работы — чисто технически. Пока я их заканчивал, я входил опять в то состояние, в котором хотел и должен был пребывать. Думаю, такого рода ситуации бывают в жизни у всех.
Мой проект для биеннале называется Split identity. Это уже научный термин. Насколько я понимаю, это своего рода патологическое состояние — человек, находясь в одном месте, не помнит, что делал в другом. Я же имею в виду скорее состояние психологическое…
Самое поразительное, что вся огромная страна живет с этим расщепленным коллективным сознанием между реальностью и мифом.
Работа представляет собой жилую комнату со всей мебелью: столом, диваном, стульями, шкафами... Все как полагается. И она делится — не прямо, а несколько наискосок, под углом от двери — стеной, проходящей по мебели, разрезая ее. Обстановка в обеих половинках комнаты одна и та же, только освещение будет немножко разное».

Есть художники «говорящие». Они не обязательно много дают интервью и публикуют свои собственные тексты (хотя некоторые именно так и делают). Но если задать им вопрос — не важно, будет ли он об их творчестве или об истории искусства, — ответ будет дан незамедлительно, будто открывшийся файл с информацией. Таким художникам свойственно мотивировать и комментировать каждую свою работу, каждый свой жест, пусть даже как «немотивированный» и «не нуждающийся в комментарии». Без текста «вокруг» такая работа не самодостаточна, а иногда и вовсе непонятна. Высказывание такого автора о своей работе или об искусстве автоматически превращается в продолжение производства искусства. Концептуалистскому кругу, к которому часто, вслед за Гройсом, Чуйкова относят, такой тип высказывания свойственен.

Но сам Чуйков свои работы не столько комментирует, сколько, рассказывая о них, сам пытается их понять. Поэтому иногда кажется, что говорит он немножко неуверенно, будто опасается, что не сможет выразить словами то, что выражает искусством. Что не сможет четко и точно передать испытанные ощущения — потому что гораздо лучше это сможет сделать искусство.

«Метафора несколько поверхностная и довольно ясная. Но для меня очень важен именно визуальный опыт. Вид этой тупой стены, мне кажется, должен вызывать эмоциональную реакцию, некое переживание. Представьте: стена, которая режет все. Нельзя пройти напрямую из одной половинки комнаты в другую — нужно вернуться к двери и обойти.
Речь идет о психологическом состоянии, которое мне кажется интересным, оно должно возникнуть при непосредственном восприятии. Это состояние разделенности, расщепленности... Интерпретировать работу можно много, но переживание — это всегда самое важное.
Некоторые знакомые художники говорят: «У меня сначала появляется концепция, а потом я придумываю способы ее выразить». В моем случае всегда наоборот — сначала возникает некий образ. А интерпретация — это уже попытка понять, почему ты так сделал. И в этом смысле, хотя я уже много раз об этом говорил, моя интерпретация моей собственной работы мало чем отличается от интерпретации любого другого человека. Важно сделать работу так, чтобы возникали мысли. Но непосредственное переживание — это основа».

Иван Чуйков в своих работах занимается исследованием изображения и реальности (так, в одной из «Теорий отражения» то, что может показаться сначала предметом мебели, оказывается таковым лишь наполовину: половина стола реальна, другая — предельно реалистично нарисована на стене); исследованием структуры живописного произведения. Но этот аналитизм сочетается в нем с лиризмом — если под лиризмом понимать в первую очередь мышление образами и переживаниями. Из этого сочетания и рождается то невыразимое напряжение, столь ценное в его работах.

Ссылки

• Андрей Ковалев. Когда архивы опустели, 04.12.2008