Оцените материал

Просмотров: 23567

Иван Чуйков и его раздвоения

Дмитрий Тимофеев · 03/09/2009
«Если ты веришь в скульптуру, ты видишь скульптуру. А если веришь в здравый смысл, ты видишь просто комнату. Но у нас у всех раздвоенное сознание»

Имена:  Иван Чуйков

©  Евгений Гурко

Иван Чуйков и его раздвоения
Чем будет 3-я Московская биеннале, пока неизвестно. Не стоит делать прогнозы. Всегда неприятно, когда мероприятие оказывается скучнее, чем предполагаешь. Зато если оно оказывается интереснее, чем предполагаешь, бывает особенно приятно.

Известно пока лишь, кто там будет. И что представит.

Например, классик концептуализма Иван Чуйков.

С Чуйковым мы общались в его московской мастерской на улице Ляпидевского (знаменитый кооператив художников, где в свое время жили Кабаков, Пивоваров, Гороховский и многие другие классики русского искусства. — OS). Типовая высотка 1970-х, построенная с учетом мосховских интересов: на каждом этаже мастерские, отделенные от жилых квартир. Туда даже лифты отдельные. Не знаю, многим ли повезло иметь полноценную мастерскую в паре этажей от квартиры. Чуйкову повезло. Впрочем, там он, по его словам, уже почти не работает. Это заметно: помещение довольно просторное, но видно, что работа там почти не ведется. Пара холстов, лицом прислоненных к стенам. Небольшой принт самого Чуйкова на одной стенке, носовой платочек с «поцелуйчиками» Евгении Чуйковой, дочери, — на другой. Пара журналов и каталогов на столике. Засохшие кисточки. И даже электричество отключено.

«Летом я в основном на даче работаю. В Москве уже сложно. Здесь же жить невозможно. Ничего не сделаешь, никуда не поедешь. На метро ездить очень тяжело — особенно в часы пик. Уже немолод. В машине — пробки... А там, на даче, просто замечательно: мастерская, места много, воздух прекрасный, жары изнуряющей нет...»

«Новые работы» Ивана Чуйкова, показанные тогда, без малого пять лет назад, в «Риджине», на меня, вчерашнего школьника, произвели очень сильное впечатление. Увеличенные в десятки раз фрагменты сувенирных открыток (причем такие, по которым совершенно невозможно сказать, что было изображено на «исходнике»), служащие «фоном» оригиналам — самим открыткам, находящимся по центру соответствующего фрагмента. На каждой открытке красным обозначен увеличенный фрагмент. Из-за этой диспропорции возникало очень странное ощущение. С помощью довольно простого приема фрагментации работа выбивала зрителя из реальности быта, выделяя в этой реальности частицы непонятного. Огромные фрагменты, даже будучи «объяснены», оставались непонятны и самодостаточны. В результате некой внутренней дистанции между уникальным живописным фрагментом и многотиражным типографским оригиналом возникало странное переживание — такое, которое невоспроизводимо при описании. По телефону, например, работы Чуйкова рассказать практически невозможно. Сколько ни осмысляй его и не интерпретируй, это переживание равно останется (как бы банально это ни звучало) невыразимым.
Страницы:

Ссылки

 

 

 

 

 

Все новости ›