ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ увидела лучшую заграничную выставку русского искусства за последние годы. Но почему-то впечатления от нее переплелись с мыслями об отставке Лужкова
Имена:
Авдей Тер-Оганьян · Анатолий Осмоловский · Андрей Кузькин · Владимир Логутов · Дмитрий Гутов · Елена Ковылина · Ирина Корина · Олег Кулик · Сандретто Ре Ребауденго
Вид экспозиции. На фотографии работы Гутова, Осмоловского и Давида Тер-Оганьяна
Путешествие без свойств
Письма, каким оно должно быть, все же не будет. В моем путешествии в Турин, на масштабную выставку современного русского искусства «Модерникон», организованную совместно с новым российским фондом «
Виктория — Искусство быть современным» и итальянским фондом
Сандретто Ре Ребауденго, не оказалось совершенно никаких колоритных деталей, которые позволили бы развернуться остроумию. И это при том, что я была частью «счастливых немногих», которые прилетели в Турин из Москвы на частном самолете. (Пассажиры представляли три социальные категории: круг состоятельных коллекционеров и владельцев художественных фондов; профессиональная верхушка арт-мира; несколько журналистов.) При всем желании мне решительно нечего сказать про это путешествие, кроме того, что
private jet — это удобно и при этом не нарушает чувства справедливости. Обслуживающий персонал ни перед кем не пресмыкался, а был искренне радушен и готов помочь. Мои спутники были образованными, воспитанными людьми, они любили искусство и разбирались в нем, все они были уместно и некричаще одеты, не кичились своим богатством, если оно у них было, и прекрасно говорили по-английски, если к тому была нужда. Социальные группы до какой-то степени перемешивались, и все было относительно запросто. Казалось, тут наступил одновременно классовый мир и мир цивилизационный, долгожданное равноправие между Россией и Западом. Я находилась в раю, где все давно ноющие раны были внезапно исцелены.
© Courtesy Regina Gallery, London and Moscow
Виктор Алимпиев. Слабый Рот Фронт. 2010.
Видео HD 11'34"
Такое же чувство у многих рождала, с первой же минуты, и выставка. Впечатления публики (очень многочисленной), насколько я подслушала, выражались в слове «наконец-то». Наконец-то, говорили русские, наше искусство представлено на том уровне, которого оно заслуживает: компетентные западные кураторы, долгая внимательная подготовка, престижная площадка, большие белые залы, высокобюджетный продакшн. Наконец-то, говорили итальянцы, из России приехало что-то серьезное, доделанное, ясное и без сучков; европейское и вместе с тем вполне оригинальное.
Кураторы — знаменитый Франческо Бонами и его более молодая коллега Ирене Кальдерони — выбрали двадцать художников, среди которых есть и известные, и юные; но важнее всего то, чего тут нет. Демонстративно отсутствует все, что до сих пор считалось обязательным для репрезентации русского искусства за границей: комические этноклише, фигуративная коммерческая живопись (собственно говоря, любая живопись), а также высокозатратное компьютерное видео. На выставке в Турине нет никаких преступлений против вкуса, и кажется, что наступил долгожданный конец эпохи нуворишества, гламура и кривляния по их поводу, выдающего себя за критику.
© Обледенение архитекторов
Обледенение архитекторов. Люлька. 2010.
Смешанная техника, инсталляция
Вместо этого выставка представляет лаконичные инсталляции и видео, иллюстрирующие главный тезис (навеянный идеями Анатолия Осмоловского, на которого тут прямо ссылаются), — о том, что русское искусство повернулось от социально-политической рефлексии к рефлексии чисто художественной, что оно осваивает пространство эстетики, причем эстетики минималистического свойства. Многие работы шли в русле политического минимализма, о котором
недавно писал Давид Рифф. В России о политическом смысле не принято говорить, тем не менее многие знают, что для интернациональной репрезентации он практически обязателен, поэтому вещи работают на двух уровнях: для одних как красивый объект, для других — как отсылка к политической проблематике. Так, например, работали скульптуры Станислава Шурипы и Анатолия Осмоловского, о которых еще скажу, или инсталляция Саши Ауэрбах (деревянные объекты, являющиеся изображением страницы паспорта с шенгенской визой), или черно-белая серия Давида Тер-Оганьяна, которая за красотой форм скрывает насильственно-геометрические очертания стран колониальной Африки. Собственно, в названии выставки есть игра слов (
Modern Ikon), так что, очевидно, имелось в виду указать и на привязанность русского искусства к изображению. В этом смысле центральными были кованые прозрачные рельефы Дмитрия Гутова — известная его серия, в которой хаотический рисунок из железных прутьев с одной точки прочитывается как воспроизведение
рисунка Рембрандта.
По вернисажу носились слухи, что выставку могут захотеть показать у себя и какие-то другие институции и что триумфальное шествие русского искусства по миру продолжится. При этом все тут хорошо знали, что вообще-то идея «триумфального шествия» художников из какой-то одной страны есть признак провинциальности, такое давно в мире не практикуется. Но Россия за двадцать лет так и не вышла на тот уровень, когда русских художников включали бы в международные выставки на общих основаниях. По-прежнему необходимо «первое знакомство» — в который уж раз, трудно сосчитать. Все очень надеются, что это последняя попытка и что дальше русских художников начнут узнавать в лицо без посторонней помощи.
© Александра Ауэрбах
Александра Ауэрбах. Документы. 2010.
Инсталляция из 4-х объектов, дерево, дсп
Основные надежды в этом вопросе устремлены, и справедливо, в сторону директора фонда «Виктория» Терезы Мавики, которая за последние годы сделала для русского искусства столько, сколько никто другой, хотя она редко называет себя куратором и вообще держится в тени. Эта давно живущая в России итальянка работала со множеством партнеров. Она стояла у истоков фонда
Stella Art, была в числе основателей фонда «Современный город», некоторое время определяла международную политику галереи «Риджина», а сейчас нашла финансовую ступень, наиболее отвечающую ее масштабам, — заоблачный уровень компании «НОВАТЭК», президент которой Леонид Михельсон и является владельцем фонда «Виктория». Именно Тереза Мавика соединила всех со всеми, и можно быть уверенным, что выставка «Модерникон» — этапная: она маркирует не только новый тип цивилизованного покровителя (в новом фонде, чуть ли не впервые в России, уважительно относятся к авторам и, в частности, не пытаются экспроприировать у них работы), но и новый вкус, новый стиль, новый консенсус, к которому присоединяются и многие художники (см.
видеоинтервью с ними). Выставка в Турине — не просто набор самых известных имен (как, видимо, обстоит дело с
многострадальной выставкой «Контрапункт» в Лувре), а заявка на тенденцию.
Встреча элитЭта тенденция определяется консенсусом современного российского искусства и современного российского большого бизнеса. С туринской выставкой в русское искусство впервые пришли очень большие деньги и новый класс, который подходит к своему самоосознанию через искусство, как это было в русской традиции XIX века. Этот класс солидаризируется с неким «западным вкусом» и отдает ему бразды художественного — например, кураторского — правления, но тем не менее «Модерникон» явно выражает и собственный его вкус, это очень чувствовалось на выставке и в реакции на нее.
© Courtesy Regina Gallery, London & Moscow
Сергей Братков. Украина. 2009.
6 фотографий 85 х 225 см
Всегда ли искусство выражает интересы того, кто финансировал выставку? Нет, разумеется, нет. Ни в Германии, ни во Франции, ни в США современное искусство (по крайней мере действующие, актуальные художники) не связано так тесно и лично с капиталом, не выражает его интересы; капитал этого вовсе не ждет и в этом не нуждается. Но в России государственные художественные институции слабы и финансово, и интеллектуально. Часто создается впечатление, что они вообще готовы немедленно отдать все современное искусство как сферу деятельности — например, музейное строительство и формирование коллекций — в частные руки, если в этих руках окажутся деньги. Общественных же художественных институций сейчас в России практически нет вообще, а художники, за редким исключением, не чувствуют никакой связи с обществом, привыкнув считать, что оно к языку современного искусства относится враждебно. Художник по старой памяти убежден, что его никто не понимает (более того, это питает его самооценку), и ради легитимации объединяется с сильными мира сего. На протяжении последних двадцати лет российский арт-мир защищался от «некультурного потребителя», оправдывая современное искусство не столько как «передовое» или «прогрессивное» (эти категории были дискредитированы антикоммунистической пропагандой девяностых), сколько как форму элитарного знания и вкуса. И вот наконец арт-мир дождался людей, которые это услышали и отреагировали. Бизнес и искусство шагнули навстречу друг другу, к чему нас давно призывали. Шагнули с обеих сторон.
Социальная история современного русского искусства еще не написана. Почему-то под словом «социальный» у нас имеется в виду только то, что относится к бедным, и с этим, видимо, связано скрытое и открытое, но равно глубокое презрение к социально-политической проблематике. Счастье все еще представляется состоянием, в котором человек может о социальных проблемах наконец забыть. Однако и сверхбогатым, особенно в России, где этот статус еще в новинку, тоже нужно формировать свое классовое самосознание. И как раз в этом сейчас они стали опираться на современное искусство, увидев в нем уникальный ресурс элитарности.
© Ольга Чернышева
Ольга Чернышева. Clippings. 2010.
Видеоинсталляция состоит из 24-х
жидкокристаллических экранов, видео, 24 Прелюдии и фуги соч. 87 Дмитрия
Шостаковича в исполнении Кейта Джарретта
Советское нонконформистское искусство 1970—1980-х существовало в советской еще системе классов и было, за редкими исключениями, плодом творчества привилегированной интеллигенции, членов Московского Союза художников. Она могла себе позволить противостоять и номенклатуре, и массе, опираясь сначала на гипотетическую, а потом и на реальную поддержку Запада. В девяностые годы эта система сломалась, все социальные границы поползли, как и границы между Востоком и Западом. Деклассированный художник перестал быть выразителем чьих бы то ни было интересов, кроме своих собственных. В связи с отменой прописки в Москве впервые за десятилетия оказалось множество художников, которые к привилегированной московской интеллигенции не относились, они-то и определили дух девяностых (Авдей Тер-Оганьян и все художники «Трехпрудного»; Олег Кулик, Александр Бренер и многие другие). То были самопровозглашенные выразители образа мыслей и жизни лихих русских бизнесменов, таких же авантюристов. Собственно, тогда прозвучали и теоретические обоснования того, что художник сам, как фигура, является индивидуальным предпринимателем: он сам себя создает, курирует, пиарит и продает.
В двухтысячные уцелевшие «красные пиджаки» и пришедшие им на смену средние бизнесмены стали понемногу покупать это искусство (какую-то его часть, во всяком случае), художники подстроились под их вкус. Их искусство утратило прежний «проектный» характер, когда потребитель был только гипотетическим, представлял собой художественную
конструкцию. Потребитель стал очень и очень конкретным. Сегодня, после короткой новой интересной фазы проектирования потребителя с улучшенным вкусом (первые неоминималистские объекты Осмоловского, вроде его черных орехов в середине 2000-х), все окончательно устоялось. Красные пиджаки и дурной вкус полностью отменены, потребитель найден, и это уже не мелкая и не средняя, а высокая буржуазия (нет никаких сомнений, что похвальному примеру Леонида Михельсона последуют и другие) с совершенно другими цивилизационными и эстетическими стандартами, вполне уже интернациональными. Они хорошо видны на выставке.
Что-то вроде "бал все же состоялся, но уже не наш".
человека...классика жанра.
зайдите сюда, кажется, там есть то, что сейчас вам нада)))
http://www.saatchi-gallery.co.uk/yourgallery/artist_profile/Sakesha+Bektiyarov/125269.html
- Здравствуйте, говорит. И начинает раздеваться. Снимает рубашку, складывает её по швам, пуговки застегивает и кладет на стул. Снимает майку, тоже складывает и укладывает рядом с рубашкой. Ботиночки рядом поставил, носки снял, разгладил и рядом положил. Брюки по стрелочкам и на спинку стула, трусы снимает, тоже по швам разгладил рядом с майкой положил и говорит:
- Знаете, доктор, вот посмотрите, у меня одно яичко чуть выше другого.
- Ну и что тут такого?
- Как что? Неаккуратненько как-то.
если здесь наше родное прочно стоит на самом дне, то там есть куда ещё падать
ну и конечно огорчает тезис Осмоловского. рефлексия, на то и слово такое красивое, что определяет суть. занимаясь политикой можно игнорировать чистое искусство, но, простите, если удалить политику или довести до состояния минимализма, новая эстетика не появится.
последний вопрос у меня о том, а зачем вообще Турин? Не мыльный ли это пузырь? мол, стоит показать russian art иностранцам, как произойдет сдвиг. советские технологии. весь мир уже как на руке. одних блогов достаточно, чтобы эффектный проект проник в западную культуру и получил репрезентацию на ведущих площадках. да и качественные российские проекты и так показывают на западе, зачем прикладывать энергию фонда к вывозу не пойму. Тут, в родной для виктории России, нет программ арт-продакшен поддержки или даже, наоборот, резиденций для зарубежных художников в России, а они там перед кем-то козыряют лоском русской экспозиции.
А Вы разве не знаете - Турин переименовывают в Нью Васюки - а нашу столицу в Москвожополь, и освящённое ТАМ искусство подогревают с отскоком 401-ым сравнительно честным способом отъёма денег. Новые буржуины - держитесь за бумажники - вас едут бомбить.
-Откуда у тебя это всё?
- Оттуда.
Вопрос не в том куда Россия вышла или не вышла, а то что во первых это не является фактом (вспомним Комара и Меламида например или по отдельности Комара и Меламида же), во вторых, непонятно о каких выставках идет речь - о музейных или о галерейных? Поскольку это, на мой взгляд, два совсем разных зверя с различными "повадками":)
В России на сегодня уничтожен институт свободной вменяемой критики и деградация не встречает преграды. Общий уровень температуры по больнице чрезвычайно низок и, несмотря на отдельные успехи - дезориентация художественной общественности продолжается.
Ну, и пассаж про "модернизм" и "модернизацию" очень напоминает шедевры народной этимологии.
А проблема, конечно же, не в том, что в советское время пластические ценности не ценились, а в том, что они как-то не стоят на первом плане в русском искусстве вообще. И выставка как раз о том, что русский художник, как и русский дворник, и бизнесмен, и мэр, работает "на четверочку"(как в свое время говорили Дубоссарский с Виноградовым), на "и так сойдет". Тут не помогут ни буржуазность, ни прогрессивные взгляды - наше искусство остается скорее приусадебным, в чем иногда можно увидеть его особую прелесть. Ему, как никакому другому, необходим простор, иначе все это кажется дачей, на которую свезена кучка прошлогодних объектов.
Ну , и как там - "дворцов заманчивые своды"... и т.д.
А уж то , что это проявится потом в твоей работе - это к Глобе не ходи.
Ну и потомственных буржуинов - почти невозможно обмануть. Да и не надо бы.