Ленин в «Горках-10»

Ильич, Дзержинский, герои Розова и Вишневского, Микки-Маус и Чебурашка – зачем они все встретились в новом спектакле Дмитрия Крымова?

Имена:  Дмитрий Крымов

«Театр художников» совсем не успел надоесть зрителям, зато надоел Дмитрию Крымову. Он пытался плавно выйти в новую эстетику, как бы оглядываясь на старую («Смерть жирафа» и «Тарарабумбия»). Пробовал сделать что-нибудь совсем на себя непохожее («Катя, Соня…»). Наконец, в «Горках-10» он демонстративно разрушил прежнюю схему. Крымов неслучайно анонсировал премьеру дерзко-наивными, ностальгическими словами о бутербродах в антракте, деревьях на тюле и т.п. «Горки» не только и не столько о творческом пути лаборатории, сколько о свершениях всего советского театра XX века.

Избранные тексты — «Кремлевские куранты» Погодина, «Оптимистическая трагедия» Вишневского, «В поисках радости» Розова, «А зори здесь тихие» Бориса Васильева — крепко связаны с главными театрами советской эпохи: Художественным, Камерным, «Современником», Таганкой.

Первое действие — три пародийных этюда на тему «Кремлевских курантов», которые когда-то пришлось ставить Немировичу. Кульминация полуправдивой и оттого не просто лживой, а изощренно лживой пьесы о голодном времени, о славных рабочих и новообращенной интеллигенции — встреча инженера Забелина с Ильичом. Старый ворчун вышел из кабинета Ленина, проникшись сочувствием к большевикам, и тотчас принялся за электрификацию. Венедикт Ерофеев приводит в своей «Маленькой Лениниане» цитату из вождя:

«Мобилизовать всех без изъятия инженеров, электротехников, всех кончивших физико-матем. факультеты и пр. Обязанность: в неделю не менее 2-х лекций. Обучить не менее 10-и (50-и) человек электричеству. Исполнить — премия. А не исполнить — тюрьма» (декабрь 1920).

Поначалу кажется, что Крымов только об этом и думает.

В крохотной сценической коробке, в стилизованной декорации с рисованным пейзажем за окнами Ленин и Дзержинский загоняют в угол запуганного толстяка Забелина. Оба в немыслимых сегодня на сцене портретных гримах (такие можно видеть у краснознаменных Лениных-аниматоров на Арбате). Действуют по наработанной схеме двух следователей: то инженера обхаживает благодушно посмеивающийся Ильич, то за дело берется железный Феликс в хирургических перчатках. В соседнем кресле умирает окровавленный коллега Забелина, эксперт Глаголин. Кажется, это бунт против «розовых соплей» — наподобие того, что учинил Епифанцев, сделав из невинной и бестолковой «АБВГДейки» триллер. Эти В.И. и Ф.Э. не преследуют никакой цели, кроме той, чтобы унизить «клиента», отомстить интеллигентишке. Как пацаны на районе.

Мало-помалу «Кремлевские куранты» превращаются в «Лысую певицу»: едва Забелин, уступив требованиям, просит карту России, он получает из рук Дзержинского карту Польши. Чуть позже Феликс Эдмундович запихивает «Польшу» назад в шкаф и приносит огромадную российскую карту. Рыхлое бумажное одеяло кутает сцену, как саван, укрыв с головой истерзанного Глаголина. Инженер мнется, мнется и, наконец, плачет в бессилии, вцепившись в край комканой карты: до того бесполезной кажется ему возня с этой громадой — тяжелой на подъем, живущей по законам какой-то своей физики. Россия — злая старуха, глухая, бестолковая, какую не переучишь, неподатливая, как путаная нитка.

Какое уж тут электричество.

Кроме карты, в отрывке «действуют» башмаки и прочие пожитки из узелка предыдущего инженера, не оправдавшего ожиданий Ильича. А еще плюшевые кошки: едва сердитая Крупская брезгливо бросила за окошко обласканного Феликсом кота, он тут же извлек откуда-то другого — так бесславно вылетают в форточку пригретые властью фавориты, чтобы уступить место преемникам. Концепция вроде бы налицо: расправа расплюевых, хапнувших власть, с интеллигентом. Мы уже согласились, успокоились, поняли. Мысленно повторили «деконструкция мифа» и вспомнили шумного «Лира» Богомолова — словом, составили мало-мальски понятие о происходящем. Но не тут-то было.

После музыкальной интермедии тапера Крымов запускает новый вариант темы. Монтировщики снимают подрамник: за ним все та же обстановка, все те же герои, только актер, игравший Дзержинского, стал Лениным, и наоборот. Пьесу играют частично в немецком переводе (во времена ГДР Погодина ставили даже в «Дойчес театр»), отчего Ленин кажется комическим доктором Фаустом новой эпохи пролетарского сверхчеловека. Хулиганство на том не кончилось — режиссер сочиняет третий отрывок, где Ленина и вовсе играет хрупкая Мария Смольникова. Она сотворила из вождя писклявого лилипута, затерявшегося в обширных креслах. Ленин уже не Фауст и даже не Расплюев — скорее Поприщин. Вокруг враждебный безумный мир: грозит дюжая жена (Александр Ануров, бывший до того Забелиным, нацепил парик и платье), неповоротливый Феликс-кентавр угрожает превратить кабинет в авгиевы конюшни, монтировщики театра и вовсе переворачивают все вверх дном.

После антракта (с бутербродами, естественно) режиссер продолжает лукавить. В васильевских «А зори здесь тихие» действуют пять черных кукловодов-мужчин и пять тряпичных белых кукол, скинувших перед баней цветные ситчики. По команде старшины черные люди остригают девичьи локоны и пакуют девушек в форму. Щелкают беспощадно ножницы, которыми в первом действии Ленин вырезал из газеты ажурную фабрику: старание перекроить действительность не менее бесплодно и наивно, чем новогодние «снежинки». Насильственный военный постриг сделал из женщины солдата. Лишь одна поначалу вздумала сопротивляться, ожила, заговорила звонким голосом — мы было привыкли к хриплым кукловодам, а среди кукол спрятали искусно загримированную живую девушку. Но и она скоро обвисла в мужских руках. Отряд построился…