Священник Константин КРАВЦОВ, поэт, эссеист
К вопросам

1. Почему мы снова заговорили о православии? Ответ очевиден. Акция в Храме Христа Спасителя и все, что за ней последовало, продолжает будоражить и церковное, и светское общество, не оставляя равнодушных.

2. После падения советской власти многие пришли в церковь, что дало повод говорить о церковном возрождении. Но то, что происходит сейчас, — это, скорее, системный сбой: иные высказывания официальных представителей Московской Патриархии, явно противоречащие евангельскому призыву к милосердию, провоцируют возмущение и разделение, что особенно заметно по социальным сетям, да и при непосредственном общении среди верующих.

3. Молитвенное стояние в защиту христианских ценностей в Москве и по всей стране, вообще говоря, — идея прекрасная. Жаль только, что церковь раньше не организовывала таких стояний, выражая свой протест против, например, той же пропаганды насилия и разврата в СМИ и множества других негативных явлений общественной жизни. Церковь ведь существует в мире не ради себя самой как институции, а для того, чтобы нести в мир слово Христа, для приобщения людей к Богу и для переустройства жизни на евангельских началах, первое и главное из которых — любовь Христова.

4. Я не думаю, что людей, которые вышли на молебен, стоит как-то связывать с теми, кто выходил на Поклонную или на Болотную. Конечно, было много духовенства, но были, и самые разные люди. Надо сказать, что мы действительно имеем дело с антихристианскими процессами, происходящими в мире, в чем, в общем-то, нет ничего нового — так было и будет всегда. Но формы меняются. Например, недавно в Англии было официально запрещено ношение креста на работе, аналогичный закон существует во Франции, в США запрещено официальное упоминание о Рождестве во время Рождества и т.д. В ряде европейских стран периодически проходят погромы католических церквей, т.е. конфронтация существует, и христиане вправе выступать против этих явлений. Но в данном случае возникают некоторые вопросы, например, по поводу «информационной войны» против церкви. Мне не встречалось откровенно антицерковных публикаций, а то, что я видел, является, на мой взгляд, закономерной реакцией журналистов на известные события.

5. Мне не кажется, что можно говорить о каком-то назревающем расколе внутри РПЦ. Но то, что противоречащие Евангелию призывы к жестокости объявляются официальной позицией Церкви, выбивает у многих людей почву из под ног. Теперь о кощунстве. Когда Тер-Оганьян рубил иконы, предлагая сделать т же самое всем желающим, это было действительно вызывающим надругательством над «религиозными чувствами». Многие экспонаты выставки «Осторожно: религия» тоже не могли не быть восприняты большинством верующих как откровенное глумление. Но акция Pussy Riot, на мой взгляд, не содержит прямого богохулства, это скорее политическая акция, экстравагантный протест против сращивания церкви с государством, действительно вызывающего тревогу как у верующих, так и неверующих. Как бы ни расценивать этот «панк-молебен», ответ на него государства кажется мне несимметричным по своей жестокости. Я считаю, что от судебного разбирательства «кощунницы» должны быть освобождены, что содержание их под стражей не только негуманно, но и что такая жестокость не может не сказываться негативно на настроениях как в обществе, так и в церковной среде.


Глеб ПАВЛОВСКИЙ, политолог
К вопросам

1. Дух раскола в стране не связан с православием — наоборот, можно говорить о нехватке его присутствия. Место нормальных православных долго отнимали надменные рожи начальников-«подсвечников», дважды в год выстаивающих телетрансляции в ХХС. О православии у нас вспоминают в связи с требованиями околоцерковных сумасшедших что-либо запретить. Но рядом же есть и обычные православные люди. Их омрачает навязанный стране стиль жизни, они страдают. Не так сама акция Pussy Riot, как последующая истерия выбила их из колеи. Их позвали молиться на улицу, и они пошли, будучи оскорблены. Так же москвичи шли на Болотную. Кстати, некоторых я точно видел и там, и там.

2. Нет, это не религиозный ренессанс. Люди, участвовавшие в молитвенном стоянии, в большинстве не знали простого «Верую», символа веры православных. Но политический ренессанс в России набирает обороты. Православный патриарх выпустил на волю политического джинна. Конечно, для патриарха это был акт личной самозащиты, плюс импровизация на этой основе — попытка сыграть самостоятельную государственную роль, пользуясь пересменкой и хаосом в верхах. Вот зачем его часы&квартиры включены в адский fusion с порубленными большевиками иконами. Pussy Riot чиркнули спичкой, власть плеснула бензина, и огонь пошел. Теперь НТВ подстрекает к садизму по отношению к Pussy Riot. Но православные люди гостелевидение презирают. Зато они обучаются политической мобилизации, вот что важно на будущее. Они вдруг почувствовали, что обязаны иметь открытую позицию, обязаны говорить о ней вслух, а не молчать.

3. В толпе у Храма Христа Спасителя 22 апреля была, разумеется, совсем другая атмосфера, чем на Болотной и проспекте Сахарова. Но было и нечто общее: отказ бояться быть собой. И такая же пропасть между собравшимися и собравшими — «трибуной». Речи, которые рушились на молящихся с экрана у ХХС, были пошлые, бесчувственные, полные общих фраз. А чего стоят одни «предатели в рясах»! Но это задевало молящихся так же мало, как Болотную — оргкомитетские речи. Кирилл вдруг даже напомнил мне Немцова: тот тоже считал, что люди пришли выслушать именно его. Люди горячо молились, но явно не в связи с надрывными речами, а потому что ощущали реальность какой-то беды.

4. Я был в толпе у ХХС. Это не была толпа с Поклонной, о нет. Были хорошие лица, то горестные, то очень открытые. Были, разумеется, приходские старички и старушки, как без них. Кого-то явно привезли, и они также отличались по лицам и повадке, озирались вокруг. Однако неучаствующих, отбывающих мероприятие почти не было, такие толпились ближе к «трибуне».

4. Это не раскол на «старых» и «новых». Люди были глубоко взволнованы. И те, кто выходил на Болотную, и те, кто пришел к Храму Христа Спасителя, хотят перемен, но по-разному. Они не умеют разговаривать, у них разные языки. Они не жаждут раскола, но глубоко потрясены состоянием власти, общества, того же телевидения. Нет, это не «старая» Россия.


Максим СОКОЛОВ, публицист
К вопросам

1. Мир вообще не любит Христа, и сейчас мы это явно видим.

2. Люди, пришедшие на молебен, и так в церкви, их не надо специально приводить. А тем, кто, находясь вне церкви, подвергает ее критике и требует ее реформировать, не мешало бы для начала побольше узнать о предмете. Они даже не знают, как церковь устроена, а уже хотят изменить ее.

3. Раз иерархия решила провести молебен, значит, наверное, так надо.

4. Я думаю, люди к ХХС приходили добровольно. Как можно по разнарядке свезти людей, которые умеют молиться, знают слова молитв и помнят, какой рукой креститься? На Поклонной не надо было иметь такого знания, а здесь без этого никак. Даже силами власти невозможно организовать такую доставку сведущих в православных традициях людей.

5. Если говорить о церковном народе, то это, скорее, свидетельство объединения. Если говорить о моральной стороне вопроса, это не раскол, это демаркация. Либеральная общественность никогда не любила христианство и, тем более, православие. И сейчас это сделалось для всех понятным.​