Илья КУКУЛИН, литературный критик
К вопросам

1. Вопрос сформулирован не совсем точно. Скорее, можно сказать, что обострились споры о месте православия и православной церкви в жизни общества. На это повлияли и давно накапливавшиеся проблемы в церковной жизни, и недавние события, такие как активное участие религиозных лидеров в избирательной кампании Владимира Путина. Несмотря на то, что в известной встрече с В.В. Путиным участвовали представители всех «традиционных конфессий», политизация религии подействовала сильнее всего на отношения между обществом и православной церковью. Власть и прежде пыталась представить православие как «государственную религию», поэтому участие патриарха в предвыборной агитации и вызвало наибольший резонанс. Но заметьте: во всех новейших дискуссиях речь, прежде всего, идет о церкви как о социальной или политической организации, а о православии как религии — в гораздо меньшей степени.

2. Мне кажется, что и здесь вопрос сформулирован не совсем корректно — для ответа на него нужно сначала договориться, что мы понимаем под религией и под ренессансом. Религиозным ренессансом можно назвать и ситуацию начала ХХ века, когда некоторые священники, а также философы и другие миряне попытались соединить церковную мысль и современные — для того момента — достижения светской гуманитарной науки и культуры и надеялись обновить церковную жизнь заново пережитой верой современного человека. При этом во многом своей цели они добились — ведь это движение оказало влияние даже на поместный собор 1917 года и восстановление патриаршества в Русской православной церкви.

Можно считать религиозным ренессансом и события 60—70-х годов, обсуждаемые в недавнем документальном телесериале Александра Архангельского «Жара», когда после морального краха утопической веры в прогресс и коммунистическое будущее многие интеллигенты стали обращаться к религии, кто к какой — к православию, иудаизму, буддизму, исламу... Православных по социально-историческим причинам оказалось больше. Религиозным ренессансом было и резкое оживление церковной жизни и церковно-общественного диалога в конце 1980-х. В жизни православной церкви, к сожалению, был переломный момент — убийство Александра Меня, после которого сильно ослабели надежды на то, что возможно соединение православной церковности с либеральной терпимостью к инакомыслию. Потом были 1990-е, когда шел активный процесс возвращения храмов церкви. Но это было время не только ренессанса православия — интенсивно создавались самые разные религиозные организации, в России началась проповедь религий, которые раньше в нашей стране не были представлены вовсе.

На мой взгляд, религиозный ренессанс — это обогащение и усложнение церковной и религиозной жизни, развитие диалога между консервативной и инновативной частями церкви, которые, по мысли англиканского богослова Дж. Данна, равно необходимы для ее полноценного развития и функционирования. Сегодня мы наблюдаем совсем другой процесс — усиление интереса общества и политических элит к религии как идеологии.

3. Не молебен, а «молитвенное стояние» — так эту акцию определили ее организаторы. Оно состоялось во всех кафедральных соборах России, а не только в храме Христа Спасителя — как всегда, у нас медиа замечают в основном то, что происходит в Москве. Люди, которые участвовали в этом «стоянии», осуществляли свое право на свободу собраний и вероисповедания. Мне бы хотелось, чтобы в будущем и я, и та общественная группа, с которой я буду солидарен по религиозным, общественным или политическим вопросам, тоже имели бы возможность высказаться в публичном пространстве города, то есть, чтобы право на свободу собраний не было монополизировано какой-то одной частью политического, общественного или религиозного спектра.

Я не был у Храма Христа Спасителя, но, судя по отзывам в интернете, некоторых православных верующих напугал свойственный этому собранию дух нетерпимости к тем, кто придерживается других взглядов на православие и отношения церкви и общества. Лично меня смутили некоторые фразы из речи патриарха Кирилла — например, о «предателях в рясах». Да и само название очень уж стилистически характерное. На моей памяти жанр «стояния» до сих пор использовали в основном крайние фундаменталисты, которые организовывали такие «стояния» против ювенальной юстиции, но на самом деле выступая в защиту патриархального понимания семьи, против публичного обсуждения семейных ценностей, прав и обязанностей членов семьи.

4. Я думаю, что большинство людей, которые вчера участвовали в молитвенном стоянии у Храма Христа Спасителя, пришли по собственному желанию.

Насколько я могу судить по виду тех людей, что уезжали оттуда на электричке со станции, мимо которой я вчера проходил, это другие люди, чем те, что были на Поклонной, — скорее, многих из них можно было бы встретить в очереди за право приложиться к частице пояса Богородицы. Это часть общества, которую нельзя назвать «старой» или «новой». Вероятно, подавляющее большинство из них воцерковились в 1990—2000-е годы, и в этом отношении они — часть «новой» России. Если же оценивать их мировоззрение, то оно очень консервативно и многими нитями связано с советским прошлым, даже у тех молодых людей, которые Советского Союза не застали. (Вспомним концепцию «советского завета».)

5. Почему же раскола? Мы просто не привыкли к резкой публичной полемике, поэтому любая поляризация точек зрения кажется нам предвестием раскола.

Наше общество вообще фрагментировано... В продолжение 2000-х годов, когда по мере сокращения несетевых публичных пространств основные дискуссии перенеслись в интернет, постепенно создалась модель «блогового» обсуждения — часто довольно агрессивного по тону, свидетельствующего о том, что общество близко к состоянию холодной гражданской войны. В ходе предвыборных кампаний — думской и президентской — и особенно в результате протестных акций и последовавшего нарастания политической активности все эти обсуждения стали интенсивно перемещаться в другие медиа, но и там заметно нарастающее психологическое напряжение. «Молитвенное стояние» — только одно из свидетельств этой фрагментации, которая раньше выплескивалась в спорах по совершенно светским поводам: посмотрите, какой агрессивный тон был у блоговых полемик по поводу Сталина и советского наследия, до какого градуса дошли споры вокруг «доверенных лиц» В.В. Путина и т.д.

Единства нет ни в обществе, ни в церковной среде. И все-таки расколом бы я происходящее не назвал. Раскол — это когда есть два легко описываемых политических лагеря. Мне кажется, при значительном напряжении в обществе о двух легко описываемых лагерях сегодня говорить невозможно. «Власть» и «все остальные»? Но и в этих двух группах нет внутреннего единства.

В самих по себе спорах по принципиальным вопросам — а вопрос о роли церкви в жизни общества, несомненно, принципиальный, — нет ничего плохого, это признак здоровья общества. Тревожно, когда эти полемики переходят этические границы, и когда одна сторона — руководство РПЦ — явно пользуется государственной защитой и поддержкой, а их оппоненты — заведомо нет.

Я хочу от себя ответить еще на один вопрос. Можно ли говорить о том, что идет информационная война против Русской православной церкви?

Мне кажется, нет. Я думаю, что мы наблюдаем несколько жестких полемик, которые совместились в одно время в информационном пространстве. На поверхность вырвались споры, которые до недавнего времени были «заморожены». В число этих споров входит и обострившееся противостояние между церковной иерархией и частью общества. Среди тех, кто критикует патриарха Кирилла, есть и православные, и неверующие, и, например, агностики, но и среди тех, кто выступает против его критиков, есть сугубо мирские политические активисты, которые считают нужным защищать предстоятеля РПЦ как символ нынешней российской государственности. Особенно тут характерен лозунг группы поддержки «молитвенного стояния» «кто стреляет в патриарха — целит в Россию» — это парафраз выражения Александра Зиновьева о перестройке: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». Само происхождение этого лозунга свидетельствует о том, что мы имеем дело не столько с церковной, сколько в основном с политической полемикой.