Григорий РЕВЗИН, публицист
К вопросам

1. Дело в самой РПЦ. Патриархия стала выступать в самом отвратительном человеконенавистническом ключе.

2. Я все-таки считаю, что человек по природе добр, поэтому мне трудно представить, что кто-то после этой истории потянется к церкви. Но, возможно, такие люди и найдутся. Не хотелось бы быть с ними знакомым.

3. Мне кажется, это было отвратительно. Я уже до этого писал: очевидно, когда девушек из Pussy Riot окончательно посадят, от патриарха можно будет ждать благодарственного молебна. Но это произошло даже раньше.

4. Я знаю, что по церквям агитировали прийти на стояние. Очевидно, что и на Поклонной, и у ХХС действовала одна и та же власть. Методы были одни.

5. Появление митингов в Москве создало для электората Путина очень нужный образ врага. Чем больше мы митинговали, тем больше они объединялись, и тем легче Владимир Владимирович победил. Так что объединение, несомненно, произошло. Но это объединение людей, которым для этого необходимы были враги.


Борис ДУБИН, социолог
К вопросам

1. Я не слишком уверен в том, что термин «православие» тут вообще уместен. Признание себя православными сейчас указывает на государственно-национальную принадлежность. Русские — не очень корректно в многонациональной стране, россияне — слово из ельцинского словаря 90-х, а как-то выделить себя хочется. Поэтому православные употребляется как «мы» в противоположность «им».

Конечно, сейчас идет обсуждение, мягко говоря, конфуза церковных верхов, но я не думаю, что оно идет так уж широко. Это обсуждает значимая, но количественно не большая часть общества, которая как-то выражает себя в социальных сетях.

Обсуждаются иерархи церкви, их лукавство, самохвальство, стремление, чего уж бояться этого слова, — надуть всех вокруг. Вспомним, что и митинги «За честные выборы» тоже выплеснулись в ответ на надувательство со стороны государства и власти. Определенная часть общества — более образованная, более квалифицированная, активная, обеспеченная, — относится ко всей этой ситуации более критично. Они больше не могут и не хотят терпеть вранье. Важно то, что РПЦ — самый архаичный институт в России, и то, что кризис — социально-политический, социально-культурный — затронул сейчас и ее, показывает: распад дошел до самых глубин, до самой архаичной части общества. То, что происходит в стране, происходит и в церкви: разрыв между властью и населением, чинопочитание, коррупция, равнодушие к людям.

2. Никакого религиозного ренессанса я не вижу, скорее уж наоборот: то, что еще недавно было запрещено и могло уже этим притягивать, сегодня рутинизировалось. Идет даже спад интереса — короче говоря, цена застоя. Бóльшая часть людей, которые объявляют себя православными, ничего не делают для церкви, крайне редко ее посещают (а чаще не посещают вообще), не молятся, не каются и т.п. Церковные верхи пытаются рапортовать числом, но дело ведь не в количестве формально православных, а в качестве веры, в смысле самого запроса на веру. Но, даже разочаровываясь в РПЦ, люди, по-моему, вряд ли откажутся от православия. Ведь под этой общей шапкой «православие» скрывается нечто гораздо большее. Например, православный — это чувство, что есть что-то такое, что превосходит обычное, будничное. Это, может быть, и не всегда понятная, но внушительная символика, это и чувство мысленного единения с коллективным «мы», и еще многое другое.

Кроме того, в церкви и в православии идут и другие процессы, движение в ином направлении. Если верхушка РПЦ и масса формально признающих себя православными архаичны, это не значит, что все православные таковы. Некоторые критически воспринимают все происходящее, хотят, например, четкого отделения церкви от государства, выхода РПЦ в большой мир. Будут ли они предпринимать какие-то действия? Опыт показывает, что реформирование организации средствами самой организации плохо удается. Возможно, чем-то поможет положению та часть общества или зарождающегося общества, которая вне иерархии и вне массы.

Самые разные группы общества могут принять участие в новом определении роли церкви и религии в России. Не знаю, смогут ли они сдвинуть эту махину, в которой все — мздоимство, коррупция, нечестивость, самовозвеличивание. Время покажет. В любом случае — это предмет исторической работы и глубокого размышления, это не игра.

5. Я не могу в полной мере судить о том, что было 22 апреля у Храма Христа Спасителя, не был там лично. Да, имел место некий ритуал, но что он значил? Не могу сказать, что действия такого рода, которые предпринимает сейчас верхушка РПЦ, идут во благо вере и церкви. Может быть, у кого-то из них даже есть благие намерения, но при чем тут образ мифического врага и внедрение православия партийной пропагандой и политтехнологией — как это все напоминало митинги на Поклонной... Сегодняшнее общество живет недоверием и настороженностью, разбито на узкие кружки «своих», чаще — кровных родственников. И ни нынешняя власть, ни православная пропаганда не станут основой его объединения: доверие к ним самим все меньше. А без доверия какая же солидарность?


Юрий САПРЫКИН, публицист
К вопросам

1. Произошла история с Pussy Riot, начались обсуждения быта и нравов патриарха и его подручных, а это крайне болезненно воспринимается в РПЦ. Кроме того, учитывая сращение церкви с властью, РПЦ приходится отдуваться за действия правительства. Мы говорим сейчас о православии еще и потому, что роль совести нации, которую церковь, по идее, должна исполнять, она не исполняет. А это вызывает боль и раздражение.

2. Я бы говорил, скорее, о мобилизации православной общественности, которая носит довольно искусственный характер. Ренессанс — не тот термин. Он подразумевает обновление и возрождение церкви, укрепление ее роли в обществе. Но ничего этого я не вижу, и драматизировать отсутствие этого ренессанса я бы тоже не стал.

3. К молебну я отношусь совершенно спокойно. Если мы исходим из того, что граждане РФ имеют право собираться по волнующим их поводам, то почему бы православным не собраться по призыву их иерархов?

4. У меня, к сожалению, нет измерительных приборов, чтобы это померить, да и сам я там не был. Но исходя и из того, что я видел на фотографиях и читал, я абсолютно согласен с формулировкой Олега Кашина: это православные советские люди. Советские — потому что это консервативная и патриархальная часть общества. В этом нет ничего дурного, но эти люди с советских времен изменились в наименьшей степени, и прекрасно, что такая часть у нас есть. Намного больше претензий у меня к пафосу, с которым молебен был организован. Риторика «смертельной опасности», в которой находится православие, и необходимость его защиты от агрессоров — это преувеличение, которое до добра не доведет. Но ведь на самом молебне никаких проклятий в адрес Pussy Riot не произносилось, и вообще все было чинно и благородно. Можно только порадоваться тому, что граждане РФ приобретают привычку выходить на улицу, отстаивая важные для них ценности, какими бы эти ценности ни были.

5. Цели, с которыми была организована эта акция, — это, скорее, симптом раскола, а то, как все в итоге прошло, свидетельствует, что никакого раскола нет.