Континентальный дрейф

Pulp в Штатах – впервые за 14 лет: кому нужны англичане в Нью-Йорке?

Имена:  Джарвис Кокер · Ричард Эшкрофт

Позвольте напомнить предысторию: побывав к осени 2010 года на концертах всех своих любимых — исключая покойных и группу Pulp — артистов, я без особой надежды и без всякого повода написал в фейсбуке «верните группу Pulp». И она вернулась — прошлой весной, в «золотом» составе времен «Different Class», ради серии фестивальных и пары сольных выступлений в Европе — куда я в итоге выбрался, но на концерт Pulp так и не попал. Выбирая в Париже один из двух сценариев двухдневной самоволки, я предпочел самолету в Будапешт (на фестиваль Sziget) поезд в Манчестер (на прощальный матч футболиста Пола Скоулза) — и до января 2012 года понятия не имел, насколько мудрым был этот выбор.

8 января 2012 года показалось, что не очень: устав от безделья, Скоулз, живая легенда «Манчестер Юнайтед», объявил о возвращении на поле. Но уже 9-го ситуация изменилась: задавшись вопросами вроде «Сможем ли мы одолеть наши фобии?» и «Переживет ли это чувство путешествие через Атлантику?», Pulp через свой сайт подтвердили даты первых за 14 лет концертов в Северной Америке, на фестивале Coachella в Калифорнии. Ну а еще через пару недель, чтобы не гневить бога и восточное побережье, Pulp пообещали выступить и в Нью-Йорке, причем ни много ни мало в Radio City Music Hall — легендарном манхэттенском театре, где пел Синатра и вручали «Грэмми».

Многие из читающих эту колонку и неравнодушных к Pulp, вероятно, представляют себе, как именно происходило исполнение детско-юношеской мечты в конкретном случае: в конце концов, тем же прошлым летом примерно каждый третий мой «френд» в фейсбуке рассказывал, как он видел Pulp живьем в Барселоне или Лондоне, Сербии или Польше. И все-таки сомневаться в успехе этого предприятия в пределах Англии или континентальной Европы не стоило априори — зря, что ли, эпидемия реюнионов последовательно охватила весь брит-поп, кроме едва успевших развалиться Oasis. Футболки на память, украшенные принтом «Я видел Pulp живьем», расходились в Европе на ура — в Мюзик-холл их не завезли вовсе.

Несколько лет назад я ездил в Торонто, чтобы сходить на один из, кажется, четырех североамериканских концертов воссоединившихся The Verve, а заодно пообщаться с сооснователем канадской инди-коммуны Broken Social Scene Бренданом Кеннингом — BSS тогда как раз собирались в Москву. Он-то и подтвердил то, о чем я и так догадывался: что брит-поп до Северной Америки дошел в виде двух с половиной хитов (из которых хоть сколько-нибудь крупными были разве что «Wonderwall» и «Bittersweet Symphony») и, говоря по правде, интересен американцам в той же степени, в какой европейцам — страшно популярная в США группа Dave Matthews Band.

Так или иначе, голые цифры (14 лет тишины и одно-единственное шоу восточнее Калифорнии) сделали свое дело: без малого шесть тысяч билетов в Radio City Music Hall разлетелись мгновенно, временно став одним из самых горячих лотов на облюбованных спекулянтами сайтах и убедив Pulp в необходимости второго концерта. Надо ли уточнять, что, с превеликим трудом оторвав билет на один из них, я не избежал соблазна сходить и на другой — тем более что он в результате оказался первым. Первым концертом группы Pulp на континенте вообще и в Нью-Йорке в частности с июня 1998 года, когда группа была настолько по уши в проблемах и хардкоре («This Is Hardcore» — название выпущенного в том же году болезненного и мрачного альбома), что не сыграла ни «Babies», ни «Razzmatazz», ни даже «Disco 2000».

Успевшие побывать на Pulp теперешнего образца подтвердят, что сейчас все совсем иначе: Джарвис Кокер много хохмит и скачет по сцене, а «Babies», «Razzmatazz» и тем более «Disco 2000» звучат в первые полчаса любого шоу — начинающегося в обязательном порядке с «Do You Remember the First Time?», явно программной для реюнион-турне и моей, возможно, любимой песни Pulp. Другие соискатели этого звания, «F.E.E.L.I.N.G.C.A.L.L.E.D.L.O.V.E.», «Something Changed» и «This Is Hardcore», играются тоже, причем во время последней я внезапно оказываюсь в одном метре от Джарвиса, использующего конфигурацию зала, чтобы, сбросив непременный пиджак, забраться аж на бельэтаж.

Зал, конечно, и впрямь выдающийся: от акустики, благодаря которой все слышно и с крайнего места в первых рядах партера, и из середины бельэтажа, до туалетов, которые носят гордые названия «лаунж для леди» и «лаунж для джентльменов», вызывая восхищение музыкантов: в бегущей строке, с которой начинается любое шоу Pulp, «best restrooms ever» были упомянуты в первую очередь. В общем, от выступления в беспроигрышном формате «хит за хитом» не отвлекало ничто — кроме разве что самого Джарвиса, пребывавшего в прекрасном расположении духа и настроении поговорить: про Нью-Йорк, про своих шеффилдских друзей, про литературную классику (цитировались, в числе прочих, Фицджеральд и Воннегут).

Найдя время для пары сюрпризов («Like a Friend», «Party Hard») и доведя хронометраж шоу до двух часов, Pulp попрощались с Мюзик-холлом до завтра — чтобы повторить стартовую рутину (необязательные вопросы и плескающиеся дельфинчики, «Do You Remember the First Time?» и комплименты городу) и немножко ее взломать. Второй по счету играется не «Mis-Shapes», а «Monday Morning» (пластинка «Different Class» таким образом звучит за два вечера полностью), а, например, перед «Babies» воздается должное Ричарду Берри («Louie Louie» вышла ровно 55 лет назад — «было время, ее ругали за примитивизм и три аккорда — между тем, в следующей нашей песне их всего два»).

Житейской мудростью и бытовыми остротами Джарвис в этот вечер делился куда охотнее, чем днем ранее — словно понимая, что фанатские сливки взбиты именно здесь и сейчас, на шоу с пометкой «sold out», куда съехались поклонники Pulp со всего континента. Особенно к месту прозвучало замечание «Вот за что я люблю шоу-бизнес — когда тебе захотелось выпить, тебе аплодируют», когда Джарвис протянул руку за стаканом. В какой-то момент он почти смутился «ой, вы же не за spoken word сюда пришли») — но болтать, к счастью, не перестал: ведь не прислушаться к лидеру Pulp, рассуждающему об отношениях, невозможно — независимо от того, говорит он при этом или поет.

Но лучше, конечно, чтобы пел — услышав (еще раз) «Underwear», «Mis-Shapes», убойную связку из «This Is Hardcore» и «Sunrise», куда без нее, «Common People» и (впервые) «Bad Cover Version», вспоминаешь самые неожиданные вещи (одну из этих песен я когда-то заказал (!), позвонив на козыревское еще радио Maximum). И понимаешь, что эти концерты — бесценная галочка не только в списке групп, которые тебе довелось увидеть живьем, но и в твоих отношениях с окружающим миром. И поэтому, вернувшись домой, пытаешься продлить этот опыт — за просмотром прелюбопытного документального фильма «The Beat is the Law», где прекрасно сохранившийся Джарвис вспоминает собственные детско-юношеские годы и изображает губами, какой ремикс песни Pulp ему однажды принесли дружественные диджеи (а эпохальный сет группы на Гластонбери состоялся, оказывается, лишь потому, что от экстренного предложения выступить на фестивале отказался Род Стюарт).

А на следующий день в моем почтовом ящике лежала майка со словами «Я видел Pulp живьем».