Алина Симон. «У вас есть зуны?»

Нью-йоркская певица и уроженка Харькова вспоминает, как она однажды дала интервью «Комсомольской правде» и таким образом «стала рок-звездой в Соединенных Штатах»

Имена:  Алина Симон

Нью-йоркская певица Алина Симон — уроженка Харькова, в раннем детстве уехавшая с семьей в США, — продолжает интересоваться родиной предков. Дважды она побывала на Украине, регулярно приезжает в Россию с концертами. В 2008-м, через год после выхода дебютного альбома «Placelessness», выпустила «Everyone is Crying Out to Me, Beware», состоящий из песен Янки Дягилевой и привлекший серьезное внимание прессы в Америке. В этом году вышла книга ее эссе You Must Go and Win, также во многом посвященная «русской» части ее жизни: в книге можно прочесть, к примеру, о долгом путешествии Симон по Сибири, о первом визите на Украину; посмотреть комикс о жизни Янки, а также оценить, как живется независимому музыканту в Нью-Йорке. В июне 2011 года Симон обнародовала новый, авторский диск «Make Your Own Danger».

Предлагаем вам отрывок из первой главы You Must Go and Win — о том, как Алина Симон пыталась дать интервью газете «Комсомольская правда», название которой журналист по имени Кирилл перевел как Komsomol True.


Мы уехали из Харькова, потому что мой отец попал в черные списки КГБ, но всякий раз, когда я спрашивала, как это произошло, папа отвечал, что он точно не знает. Может, я думаю, он просто получил однажды официальное письмо на бланке КГБ, которое начиналось словами «Мы с сожалением сообщаем вам…», а заканчивалось аккуратным списком его преступлений?

Если я продолжала доставать его расспросами, он в конце концов бормотал: «Не делай из меня какого-нибудь диссидентствующего борца за свободу» — и возвращался к желтому блокноту, забитому уравнениями. Он отказывался романтизировать наш выезд из Советского Союза, чтобы я не представляла себе это в виде сцены из приключенческого фильма 1980-х. Его предостерегающий взгляд, казалось, говорил мне: «Не думай, что я поверг имперских штурмовиков или сплясал брейк-данс на пути к свободе».

Однако папа признавал, что это, вероятно, было связано с отказом от сотрудничества с КГБ, которое предложили ему в институте. После того события на мою семью посыпались неприятности. Медицинское освобождение от армии моего отца (в детстве он болел полиомиелитом) было отменено без предупреждения, и вместо офицерской службы, как у большинства выпускников вузов, он был отправлен к жестоким преступникам в строительные батальоны Советской армии. Мою маму заставили уволиться с работы, и она по загадочным причинам не могла найти другую, несмотря на университетский диплом с отличием. Безработица в СССР была официально запрещена, но ей пришлось сидеть со мной дома, в квартире, которую мы делили с родителями отца и его сестрой. Папа в это время менял одну черную работу за другой, редко задерживаясь где-либо надолго.

Читать текст полностью Глядя на мою семью сейчас, вы бы обо всем этом не догадались. В течение двух лет после выезда из Советского Союза отец получил степень доктора по физике и работу в хорошем университете. Моя мать, как и большинство русских эмигрантов, нашла занятие, связанное с работой на компьютере, в которой я ничего не понимала. И даже я, несмотря на недавно завершенный и абсолютно убыточный тур по Штатам, отличилась как певица настолько, чтобы получить запрос на интервью от журналиста Кирилла из харьковской газеты Komsomol True. Польщенная, я переслала письмо с предложением моим родителям, даже не утруждая себя пояснениями.

Обычно мои родители быстро отвечают по электронной почте, но на это письмо ответом стала подозрительная тишина. Через несколько часов зазвонил телефон.

— Не думала я, что этот клочок бумаги еще существует, — сказала моя мама, как только я подняла трубку. — Ты понимаешь, что это официальная коммунистическая газета?

Я знала, что Komsomol — это сокращенное название молодежного подразделения Коммунистической партии, и признала, что название очень старомодное. Но я все еще готова была оправдывать Кирилла:
— Ну, это же, в конце концов, бренд — может, они просто не хотят отказываться от солидного бренда после стольких инвестиций в советское время.
— Ты серьезно думаешь дать это интервью?

Я даже не думала о том, нужно ли думать. И почему мама всегда ведет себя так, словно ей только что на ногу наступили?
— Конечно, — ответила я.

©  Matthew Spencer

Алина Симон

На это моя мама выдала русское выражение, которое можно примерно перевести как «какая же ты идиотка», и повесила трубку.

До конца дня я ждала ответа от моего отца, но не смогла перебороть нетерпение и решила ему позвонить, просто чтобы убедиться, что он получил мое сообщение. Когда я ему дозвонилась, он был слегка удивлен:
— Какой имейл?
— Из Харькова! Из Komsomolskaya Pravda.
— Ммм… Кажется, я что-то помню такое.
— И?
— Ну, — сказал мой отец, с легким смешком, — я думаю, это интересно.

Его, казалось, немного забавляла ситуация, хотя и с очень большого расстояния, как будто что-то занятное произошло при знакомстве с планетой из параллельной вселенной.

Я написала Кириллу тем же вечером и объяснила, что буду рада дать интервью, но, поскольку я не могу писать по-русски, будет лучше, если он пошлет мне вопросы на русском, а я отвечу на английском. Но почему-то этот ответ сослужил мне дурную службу: начиная с того дня Кирилл писал мне на таком английском, который лучше всего описать как «Google Translate под кислотой».

«Привет, Алина. Я был приятно удивлен, когда получил быстрый ответ от вас. Очень интересно мне с вами общаться. Наши музыканты придерживаются очень с уверенностью в себе и журналисты не любимы. I am a rad, что вы совсем другой человек. Если вы не будете возражать, я подготовил вопросы, которые я и нашим читателям возможность познакомиться с вами поближе. Вот список вопросов».

Я была несколько ошарашена закрученной кирилловской прозой, но все же перешла к самим вопросам и увидела, что они делятся на три одинаково раздражающие категории.

Одна категория состояла из вопросов, которые я совсем не понимала. Первый же гласил: «У вас есть зуны (zoons)?» Я понятия не имела, что такое «зуны». Последние восемь лет я провела много времени среди инди-рокеров, чья любимая тактика запугивания начиналась с фразы: «Ты действительно никогда не слышала (вставьте название любой сверхновой популярной команды)?» — так что «зуны» заставили меня немного запаниковать. Я решила, что это какая-то классная украинская штука, по которой можно оценить уровень моей крутости. Этого еще не хватало — беспокоиться о своей относительной крутости в одной стране, да еще и выставлять себя на суд украинских хипстеров-зунолюбов. Я была почти уверена, что ни одного зуна у меня нет, но решила, что безопаснее будет все же проигнорировать вопрос.

Другая категория состояла из вопросов, на которые я технически могла ответить, но очень сильно не хотела. В этот список входили: «А вы очень красивы? Разве вы не думаете о карьере киноактрисы? Почему именно гитарная судьба, считается, что не совсем женское занятие? Вы любите готовить? Кто вы по знаку зодиака? Не у вас есть желание заниматься физикой? Смотрите ли вы после этого, что происходит сейчас на Украине? Вы хотите приехать в Харьков с концертами?»

На последнюю часть вопросов, признала я, лучше бы ответили мама с папой. В их числе: «Где вы жили? В какой детский сад, школу ходили? В каком возрасте уехали из Харькова? Чем сейчас заняты ваши родители?»

©  Vinciane Verguethen

Алина Симон

«Я надеюсь на сотрудничество, — писал Кирилл, заключая письмо, — и буду с нетерпением!»

Хотя мои родители открыто заявили, что чаша сия их должна миновать, я все равно решила переслать им вопросы, пометив, на какие они могли бы ответить, если будет время. И через несколько минут получила следующее письмо от матери:

«Алина,
пожалуйста, прекращай это “сотрудничество” ради бога! Я не могу больше читать эту чушь!
Это полный бред.
м.».

Мой папа ответил коротко:
«Мне нравится I am a rad в письме Кирилла».

И все. Они не ответили на вопросы и даже не намекнули, что могли бы это сделать. Но на следующий день от мамы пришло письмо с приложением под названием «Раннее детство» и приписка:

«Алина,
вот шаблон для всех запросов такого рода. Сохрани его на будущее и используй, вырезая и вставляя, для следующего идиота из Komsomol True.
м.»

Затем, несмотря на то что мама проявила двойственное отношение к моему интервью, я получила еще одно письмо от нее, через двадцать минут, мгновенно не отреагировав на первое:

«И это все? Ну, спасибо за ответ!
В любом случае, не забудь кухонные ножи. Положи их в свой чемодан прямо сейчас.
м.».

Я открыла приложенный файл и обнаружила, что моя мама тактично решила написать историю о моем раннем детстве от моего же лица:

«Я уехала из Харькова в возрасте одного года. Перед школой я никуда не ходила. Этого и не требовалось, потому что мою мать заставили уволиться с работы “по собственному желанию” (или, вернее, желанию ее начальника). Таким образом, она могла сидеть со мной дома.

Мой папа был ночным сторожем. Он охранял киоск рядом с концертным залом “Украина” в парке Шевченко. Киоск назывался «кафе “Лира”». Здесь продавался портвейн, а также конфеты (вероятно, как закуска к портвейну). Кроме этого, в киоске охранять было нечего. Папе дали эту работу в надежде, что он будет пить портвейна меньше, чем другой сторож.
И их надежды полностью оправдались.

Однажды моему папе сильно повезло: ему предложили работу по совместительству — ночным сторожем в зоопарке, расположенном недалеко от киоска. В этом случае он мог охранять два места одновременно. Но счастье длилось недолго — он продержался только полтора месяца, после чего кто-то написал на него анонимный донос, рассказав, что у него высшее образование. Директор зоопарка не захотел проблем, и папу уволили.

Время от времени моих родителей вызывали в КГБ на “беседу”. Там им задавали один и тот же стандартный вопрос: “Какова настоящая причина, по которой вы покидаете страну?” На это они давали стандартный ответ “Для воссоединения с родственниками” и что-то о гуманной политике партии и правительства. После насыщенной беседы им обычно говорили: “Ждите, мы вас оповестим”. А потом все повторялось вновь».

<…>

В конце сентября я получила еще одно письмо: «Здравствуйте, Алина, это журналист Кирилл из Харькова. Большое спасибо за интервью. Я написал о вашем желании приехать в Украину, и, надеюсь, на мои слова обратят внимание. Вот итог нашей переписки. В моей лице в Украине появился еще один ваш поклонник». В конце письма была ссылка на сайт «Комсомольской правды». Кликнув, я обнаружила свою старую фотографию на заднем дворе в Северной Каролине, помещенную над подписью Кирилла. Статья начиналась так: «Наша землячка, дочь знаменитого физика Александра Виленкина, рассказывает “Комсомолке”, как она стала рок-звездой в Соединенных Штатах».

Это было абсурдное преувеличение. Я издала два альбома на неизвестных инди-лейблах и была бы очень удивлена, если б узнала, что продажи достигли трехзначных цифр. Но они только падали. Хотя Кирилл не знал, кто мой отец, когда впервые вышел на связь, было ясно, что потом он провел небольшое расследование. Теперь в статье в основном рассказывалось о папе. И он выглядел диссидентствующим борцом за свободу.

Я читала с нарастающим ужасом, как множатся в ней, словно зуны, дикие догадки. Несмотря на знаменитого отца, говорилось в статье, Алина всегда хотела обивать все пороги самостоятельно. Она никогда не позиционировала себя как дочь знаменитого ученого и даже выступает на сцене под псевдонимом Симон. Что более странно, подумала я. Идея, будто я хотела придумать псевдоним, дабы избежать незаслуженной славы, чтобы никто не раскрыл мою кровную связь с создателем теории космической инфляции. Или то, что Кирилл в ходе своего обширного исследования не выяснил, что Симон — моя настоящая фамилия? Но чаша терпения переполнилась, когда я прочитала, будто заимствование моего предполагаемого псевдонима также было частью ловкой стратегии использовать популярность Пола Саймона.

Кирилл, я ненавижу тебя, подумала я, перестала читать и позвонила папе.
— Это полный позор! — сказала я. — А что, если кто-то, кого я сейчас знаю, увидит это?
— Ну... — вздохнул папа. — Это ведь то, чем они должны заниматься, правда? Делать мир интереснее.
— Я никогда не строила из себя рок-звезду.
— А я что, диссидентствующий борец за свободу? Да это ничего не значит.
Я повесила трубку. Папа был прав. Это ничего не значит.

Может, в параллельной вселенной дыра в форме Харькова в моем сердце могла бы быть заполнена, как пазл, самим Харьковом. Но здесь, на Земле, я должна быть согласна на то, чтобы заполнить ее теплом и обеспечить надлежащий напор воды.

Впрочем, я решила, что мама хотела бы узнать, чем закончилась история, увидеть результат моего «сотрудничества» с Кириллом, так что я отправила ей ссылку. Через несколько часов я получила ответ.

Я думала, что она напишет о том, как ей приятно было обнаружить в статье свой отчет о моем раннем детстве — без редактуры, в полной сохранности. Но я получила лишь это:

«Алина,
просто хотела тебе сказать, что я хочу на Рождество электрический чайник. Мой протекает.
м.».

Перевод Радифа Кашапова​