Третье лето любви

От нелегальных тэтчеровских рейвов к нью-балеарику: прошлое и настоящее психоделической танцевальной музыки в фотографиях и флаерах

Имена:  Ричард Норрис

Для тэтчеровской Британии конца восьмидесятых эйсид-хаус (не музыкальный жанр, а охватившая страну волна стихийных рейвов) был спасением, национальной идеей, если угодно — смыслом жизни. Времена это были не самые веселые: при консерваторах народ сидел без работы и денег, мучился депрессией и бездельем и не находил утешения даже в главных радостях простого британца − музыке и футболе. На радио звучала беззубая попса и карикатурный хэйр-метал, а стадионы методично превращались в поле боя.

Вечеринки на открытом воздухе, проходившие, как правило, в предместьях больших городов, были чистым любительством — вход был бесплатным, да и затраты на их организацию были минимальными: все, что требовалось, — погрузить в микроавтобус колонки, усилитель и пару вертушек. Информация распространялась исключительно методами сарафанного радио (к которому то и дело подключались процветавшие в Англии пиратские радиостанции), однако за год развлечение для узкого круга меломанов превратилось в массовый психоз. В 1988-м в Англии наступило «второе лето любви». Танцы до упаду и ощущение свободы вдруг соединили в одном порыве клерков, пролетариев из неблагополучных районов, геев и футбольных хулиганов. Причем роль LSD, благодаря которому во многом и случилось первое хипповское лето любви в 1967-м, на этот раз сыграл другой наркотик − экстази.

Культура танцевальных вечеринок новой формации пришла в Британию с Балеарских островов. На Ибице, которая в те времена была не столицей массового гламура, а дешевым курортом и местом обитания постаревших хиппи, еще с середины восьмидесятых практиковались утренние afterparty с весьма своеобразным подбором музыки. Хауса тогда толком и не было, так что в ходу были пластинки Art of Noise, итальянское диско, бельгийский нью-бит, соул, электроника Жан-Мишеля Жарра. При этом диджей запросто мог завести что-нибудь из репертуара Брижит Бардо, Имы Сумак или группы War; в общем, главными принципами были два «Э» — экзотика и эклектика. Мало-помалу из этой разношерстной мешанины выкристаллизовался отдельный музыкальный жанр, названный «балеарик-бит» или «балеарик-транс», — для Ибицы идеально подходили легкие и неторопливые танцевальные треки на грани хауса и даунтемпо с психоделическим флёром.

В 1985-м на одну из таких вечеринок в клубе Amnesia попадает компания британцев, один из которых отмечал на островах 22-летие. Звали этого человека Пол Окенфолд (Paul Oakenfold). Пол и его друзья, среди которых был еще один будущий диджей-суперзвезда Дэнни Рэмплинг (Danny Rampling), настолько впечатлились увиденным, что немедленно попытались воссоздать дух Ибицы на родине. Однако на хмурых и холодных островах сделать это было непросто — попытки устраивать балеарские вечеринки в Лондоне проваливались два года кряду, пока Окенфолд наконец не пришел с этой идеей в клуб Heaven.

Читать текст полностью

©  Rick Colls / Rex Features / Fotodom

Вечеринка «Spectrum» в клубе Heaven. 1988

Главный гей-клуб Лондона, расположенный под мостом Чаринг-Кросс, всегда славился передовой музыкой и был чем-то вроде европейского ответа нью-йоркскому Studio 54. Здесь танцевали под Hi-NRG-диско, а гуру за вертушками был Иэн Левайн (Ian Levine). В «Раю» Полу предложили самый невыгодный день — понедельник, однако тот решил рискнуть и не прогадал. В Heaven вечеринки, получившие название Spectrum, наконец обрели благодарную публику. Помимо привычных для этого места геев-тусовщиков, сюда стала регулярно ходить самая разная публика — от белых воротничков до арт-бомонда.

Вечеринки вскоре стали называть «театром безумия» — в клуб, вмещавший человек восемьсот, набивалось до полутора тысяч. Вокруг Spectrum и сменившей ее новой серии Land of Oz выросло целое поколение музыкантов и диск-жокеев — за вертушками шаманил Алекс Патерсон из The Orb, а послушать их заходили не только Бьорк, Энди Уэзеролл (Two Lone Swordsman) и музыканты из Shamen и 808 State, но и мейнстримные персонажи вроде Нила Теннанта (Pet Shop Boys) или давнишнего любителя ибицианских тусовок Питера Хука (New Order).

©  www.raveflyer.blogspot.com

Молодые люди отдыхают в оклеенной флаерами вечеринок комнате. 90-е годы

Дальнейшее вам известно: электроника стала мейнстримом, рейв — узаконенным массовым развлечением, Ибица — средоточием дурновкусия и трэш-гламура, а Окенфолд доработался до туров с U2 и Мадонной. Однако, став популярным, рейв лишился главного — духа свободы. Любителей-энтузиастов сменили бизнесмены, а музыкальная эклектика сменилась форматом, который жестко столбил за собой каждый диджей, лейбл и промоутер. Двадцать лет спустя мир снова пришлось спасать, причем не в последнюю очередь — уже от самого Окенфолда. Когда туристы и провинциальная молодежь ломились в Ministry of Sound, в маленьких клубах происходила локальная революция. Один за другим диджеи и музыканты стали возвращаться к идеалам Ибицы восьмидесятых. В моду постепенно входили мягкость, мелодизм и, главное, эклектика.

Новое поколение диск-жокеев с наслаждением рыскало по провинциальным «секондам» и родительским чуланам в поисках странной музыки — краут-рока, психоделии и космик-диско. Теперь диджей снова мог не только держать ритм, но и рассказывать свою историю — менять настроения, удивлять бриллиантами тридцатилетней давности, а также вворачивать что-то известное там, где этого совсем не ждешь. В сетах стала звучать музыка, за одно упоминание которой в приличном обществе еще пять лет назад немедленно били (например, Tangerine Dream или группа звукорежиссера-виртуоза Алана Парсонса).

©  www.optimo.co.uk

Optimo (JD Twitch & JG Wilkes)

Одними из первопроходцев новой постбалеарской эклектики стал диджейский дуэт из Глазго под названием Optimo. На вечеринках они запросто мешали новое электро, ископаемый бельгийский нью-бит, раритеты с Mute Records, мало кому известный психоделик-рок времен Grateful Dead и новое скандинавское диско. А об их воскресных вечеринках Optimo Espacio в клубе Sub Club ходили истории в духе «побывав здесь однажды, вы уже не сможете жить, как раньше». Дух рейва снова витал где-то поблизости.

Так же как и двадцать лет назад, нью-балеарик быстро обрел очертания музыкального жанра. Предельно легкая и расслабленная музыка на грани диско и психоделии с привкусом саундтреков к кинолентам семидесятых прижилась в клубах и на полках рекорд-шопов как родная. Причем часто за дело брались опытные музыканты: одним из самых ярких явлений в нью-балеарике стал дуэт Quiet Village, ведомый техно-продюсером Мэттом Эдвардсом (Matt Edwards), известным как Radio Slave. Устав «качать», Эдвардс теперь источал летнюю расслабленность, ностальгировал по итальянскому кино и сэмплировал Парсонса. Похожей дорогой шел швейцарец Рито Фон Гюнтен (Reeto Von Gunten) со своим проектом Low Motion Disco. Нелегальными реэдитами старого диско, соула и даже рока промышляли скандинавы, в первую очередь швед Мэд Мэтс (Mad Mats) и норвежец Тодд Терье (Todd Terje).

©  www.optimo.co.uk

Очередь желающих попасть на вечеринку Optimo Espacio перед входом в Sub Club. 2008

Включились в дело даже старые герои. Едва ли не ключевым персонажем необалеарики стал британец Ричард Норрис (Richard Norris). Норрис успел наделать шуму еще в первое пришествие балеарской музыки со своим проектом The Grid, где его компаньоном был бывший участник Soft Cell Дейв Болл (Dave Ball). С тех пор он успел перепробовать массу разных жанров, но в конце концов вернулся на круги своя — к экстравагантной эклектике и ностальгии по архивным экспериментам. Под именем Time And Space Machine Ричард сначала отдал дань краут-року, а затем пустился в психоделический трип по наследию кислотного рока семидесятых.

{-tsr-}Как и всякое модное поветрие, танцевальная психоделия быстро вышла в тираж — уже вовсю работает конвейер необалеарик-лейблов, штампующих сотнями пластинки-клоны, а Optimo незаметно перебрались из подвалов Глазго в лондонский Fabric. И мы не удивимся, если завтра Ричарду Норрису предложат должность резидента в каком-нибудь пафосном заведении типа Pacha. Музыка свободных умов имеет все шансы превратиться в форматированный продукт массового рынка. Но, быть может, проповедники нового балеарика найдут иной путь?


27 мая в рамках московского фестиваля нового документального кино Beat 2011 состоится «секретный показ» картины «Большие надежды», о культуре рейвов в тэтчеровской Британии. Более подробную информацию ищите здесь

Благодарим лондонскую галерею Idea Generation Gallery (ideageneration.co.uk) за предоставленные работы из экспозиции психоделического арта Golden Sun Movement: ON. ​