Нойзов ковчег

АРТЕМ УШАН рассказывает, как живет одна из самых некоммерциализированных и интернациональных музыкальных сред в Берлине. Комментирует пионер российского нойза АЛЕКСЕЙ БОРИСОВ

Имена:  Алексей Борисов

​

Берлин всегда ассоциировался не только с танцевальной электронной музыкой, но и с музыкой экспериментальной: до и после падения Стены здесь можно было встретить разнообразнейших персонажей — от Лу Рида и Ника Кейва до Карстена Николая и Бруно Споэрри. Необычная история и мрачная атмосфера немецкой столицы вдохновляли не одно поколение любителей аналоговых синтезаторов и самодельных звуковых устройств. Сегодня изменился сам город, превратившись в модную точку для молодых туристов, но экспериментальные звуки, как ни странно, остались на месте: нойз-сцена здесь по-прежнему живет полноценной жизнью, и по мере перемещения мест, где можно услышать ее представителей, можно все так же отслеживать актуальность берлинских районов в смысле культуртрегерства.

30-летний итальянец Мауро Дичочиа (Mauro Diciocia) переехал в Берлин из Рима год назад. Режиссер документального кино и радиолюбитель, после переезда он полностью погрузился в создание шумов, найдя здесь все условия для занятия музыкой — большое количество блошиных рынков с дешевыми радиодеталями, недорогие звукозаписывающие студии, а также достаточное количество небольших галерей и баров, где можно выступать и общаться с единомышленниками. Берлинская нойз-сцена сегодня одна из самых некоммерциализированных творческих сред в городе: чаще всего за выступления артистам платят сами зрители, отдавая 1 евро сверх оплаты первого напитка в баре. Сами же музыканты явно устраивают свои концерты не из-за денег, а во многом только для того, чтобы поделиться своими опытами и выслушать мнение коллег по цеху. Для порядка они иногда ворчат об отсутствии нормальных экономических отношений и всеобщей берлинской бедности, но слишком уж заметно, что никто не хочет, чтобы ситуация изменилась.

«В Берлине очень много мест, которые открыты к сотрудничеству с нойз-продюсерами, — рассказывает Мауро. — Здесь очень просто организовать себе выступление, много специализированных магазинов, которые продают экспериментальную музыку, и, конечно, много слушателей. Рынок здесь бедный, независимый, в основном нонпрофитный, но нормально функционирующий, со множеством участников — покупатели-продавцы, артисты-слушатели». Конечно, в андеграунде, в котором нойз находится сознательно, правят несколько другие рыночные законы, чем в мире студий-мейджоров, но все же множество маленьких магазинов и клубов в немецкой столице вполне успешно сводят концы с концами, используя предельно простые механизмы общения с производителями и потребителями экспериментальной музыки.

Неплохим примером того, как один человек может поддержать развитие целого пласта музыкальной культуры, служит магазин SchneidersLaden, расположившийся недалеко от станции метро Kottbusser Tor. Его владелец и управляющий Андреас Шнайдер наладил прочные связи с радиолюбителями и инженерами, паяющими в домашних условиях уникальные аналоговые синтезаторы, и теперь многие из них продают свои музыкальные машины в этом магазине. Покупают же их музыканты со всего мира, и не только те, кто занимается нойзом. Среди клиентов магазина также большое количество техно-, хаус-, дабстеп-музыкантов. Стимулируя производство инструментов для создания шумов, Шнайдер тем самым провоцирует и интерес к производству музыки. Идеальная модель, которую создал Андреас, включает в себя всех основных участников рынка, каждый из которых безусловно доволен. Мауро Дичочиа тоже конструирует синтезаторы. Продает ли он их в SchneidersLaden? «Нет, пока не продавал, — признается музыкант. — Откровенно говоря, на производство одного блока у меня уходит очень мало денег, не больше 20 евро. Так получается, потому что я использую самые дешевые материалы, которые, естественно, не очень долго работают. Я продал несколько устройств через доску объявлений Craiglist, но теперь мне иногда звонят мои покупатели и просят помочь починить очередную поломку. В SchneidersLaden я пойду, только когда буду уверен в качестве того, что я сделал». Пока же Мауро собирает синтезаторы и играет на них сам. Помимо самодельных блоков, на выступлениях (под псевдонимом Torba) он использует разобранные радиоприемники, кассетные плееры… и даже собственное тело — прикасаясь к радиоплатам пальцами и таким образом становясь проводником электричества, он изменяет издаваемый ими шум.

Его приятель, француз Гийом Сиффер (Guillaume Siffert), тоже использует для выступлений кассетные плееры — в качестве диджея он иногда играет нойз-сеты на нескольких «уолкменах». В остальное время Гийом руководит берлинским отделением голландского лейбла Staalplaat, на котором вышли основные релизы Muslimgauze. Берлинский Staalplaat представляет собой небольшой магазин пластинок, дисков и книжек в районе Нойкёльн, в подвале которого время от времени проходят концерты экспериментальной музыки. «Я бы не сказал, что мой бизнес процветает, — сообщает Гийом, который один в своем лице сочетает функции директора и продавца. — Но, учитывая, что в целом лейбл вообще почти не функционирует, я считаю, что у меня здесь все не так уж и плохо». Он, как и многие, кто переехал в Берлин, понимает, что звезд с неба здесь хватать не приходится, и решил перестать беспокоиться об этом. Тем не менее в разговоре он настроен скорее пессимистично по отношению к берлинской нойз-сцене. «Да, безусловно, в городе множество площадок, где можно услышать импровизационную музыку или академический авангард. Для нойза же в его правильном понимании в Берлине недостаточно условий. Большинство этих мест — обычные галереи или бары, которые совершенно не приспособлены для проведения настоящих нойз-концертов, потому что они или связаны обязательствами перед соседями не превышать определенную громкость, или просто не имеют нормального оборудования для этого», — рассказывает Гийом.

Действительно, при всем многообразии музыки в немецкой столице здесь существуют довольно строгие правила, регламентирующие уровень шума. Поэтому лучше всех обстоят дела у тех, кто не находится в непосредственной близости от жилых пространств. Такие специализированные места, как Ausland в Пренцлауэр-Берге, Raum 20 и N.K. в Нойкёльне, вполне могут позволить себе крупные нойз-концерты и фестивали, а учитывая популярность экспериментальной музыки, к ним часто присоединяются и крупные площадки, большую часть времени обслуживающие представителей мейнстрима. Даже техно-клуб Berghain (имеющий объективно одну из самых лучших звуковых систем в городе, спроектированную компанией Funktion-One) устраивает по одному-два нойз-шоу в месяц, не стесняясь продавать билеты за 20—30 евро. Другими словами, хотя пессимизм Гийома и имеет под собой определенные основания, в Берлине все же есть условия для того, чтобы послушать нойз в хорошем качестве. Маленькие места, у которых нет возможности шуметь по-настоящему, довольствуются тем, что есть, устраивая концерты эмбиента, дроуна, импро-нойза и других ответвлений жанра, не требующих слишком большого количества децибел. В обоих случаях слушатели определенно довольны: они, похоже, действительно понимают уникальность сложившейся ситуации и с интересом за ней наблюдают.

Можно ли говорить о специфическом берлинском саунде, учитывая все вышесказанное? «Не думаю, что Берлин сейчас является медиумом какого-то определенного саунда, — говорит Гийом Сиффер. — Скорее, стоит говорить о наличии всех возможных вариантов звучания в одном месте». — «Да, если что-то и можно назвать берлинским саундом в поле нойза, то это будет именно смешение звука музыкантов из всей Европы, Северной и Южной Америки, Японии, России и Африки, живущих в одном городе», — добавляет Мауро Дичочиа.

{-page-}

 

Комментарий пионера российского нойза, создателя «Ночного проспекта» Алексея Борисова: «Где провокация, где вызов?»

В свое время Джон Кейдж сказал, что каждый звук имеет право на существование. Он использовал в своих перформансах много немузыкальных объектов. Видел тут недавно на YouTube ролик, где он играет на бытовых приборах: каких-то миксерах, кофемолках, ножах, кастрюлях. С одной стороны, там музыки нет. Нет мелодии, нет ритма, нет каких-либо гармонических построений. С другой стороны — это музыка в чистом виде. Из этих звуков выстраивается определенная композиция, которая развивается и по горизонтали, и по вертикали. Тот же «джапанойз» (от англ. japanoise — условное обозначение японского нойза, придуманное Джоном Кейджем. — OS). Внешне это какой-то хаос, какая-то стена шума, но если вслушаться, то там прорва музыки, которая создается на микро- и макроуровне.

Hijokaidan


Я скептично отношусь к музыке — в традиционном ее понятии. Я имею в виду гармонические структуры, мелодический ряд. Все это, как я считаю, уже имеет категорию ретро. Хотя и рок, и джаз, и классика, и фольклор будут долго еще существовать. Никуда не денутся. Просто мне лично это неинтересно.

Я работаю с самодельными приборами, не мной, правда, сконструированными. Сам я, к сожалению, ничего сделать не могу — даже паять толком не научился, и вообще плохо разбираюсь в электронике. Содержимое тех или иных приборов для меня по-прежнему темный лес. В студии часто использую кассетные деки, диктофоны, задействую разные предметы немузыкальные — взбивалку для капуччино, например. Еще у меня есть терменвокс. Я его в Англии купил несколько лет назад за 80 фунтов. На самом деле это достаточно дорого для коробочки с антенной. Но зато теперь он у меня в коллекции, и я им активно пользуюсь.

Берлин отличается своим интернациональным составом — там живут голландец Томас Анкерсмит (Thomas Ankersmith), Мика Вайнио (Mika Vainio) из финского проекта Pan sonic, итальянцы Алессандро Босетти (Alessandro Bosetti) и Дарио Фариелло (Dario Fariello), Маттин из Испании, Якоб Кьеркегард (Jacob Kierkegard) из Дании и т.д. Это, безусловно, влияет на ситуацию с нойз-сценой. Из берлинских мест, куда можно сходить, я бы посоветовал магазин Staalplaat — там часто можно послушать экспериментальную электронику, саунд-арт и нойз. Из музыкантов, обитающих в немецкой столице, я бы выделил Игнаса Шика (Ignaz Schick), он использует вертушку во время своих выступлений, иногда устраивает концерты и небольшие фестивали (Erase and Reset). Кстати, в начале февраля в Берлине будет проходить крупный фестиваль Club Transmediale. Это хорошее время, чтобы познакомиться с тем, что происходит не только в этом городе, но и во всем мире: там большой интернациональный состав, электронная музыка разных направлений, видеоарт, мультимедийные проекты.

Советовать, какой нойз слушать, какой нет, — сложная задача. Мне по-прежнему нравятся ветераны жанра: Merzbow, KK Null, MSBR, Yoshihide (это всё японцы), Pita, Florian Hecker, Farmers Manual, Franz Pomassl (это всё австрийцы). При этом все они скорее ближе к напрaвлению под названием glitch. Из молодых представителей нойза могу выделить дуэт Brutal Orgazm из Бельгии. Частично к современному нойзу можно было бы отнести и московский проект ::VTOL::. При этом Дмитрий Морозов больше известен как автор оригинальных синтезаторов собственного производства.


Современный нойз, как мне кажется, стал более цифровым. При этом границы жанра все больше размываются. Харш-нойз в японском стиле сейчас уже воспринимается как old school. Кто-то из музыкантов, точнее, саунд-артистов предпочитает исключительно аналоговый звук, кто-то работает только с цифрой. Я, например, люблю комбинировать.

То, что принято называть «экспериментальной музыкой», «электроникой», «нойзом», «индастриалом», — это непопулярные стили. Но аудитория у этого довольно-таки большая, и, на мой взгляд, она постоянно растет и расширяется. Впрочем, это не значит, что когда-нибудь нойз примет массовые формы. То есть я, к примеру, не считаю, что результаты моих экспериментов обязательно должны стать суперпопулярными. Или трендовыми. Я даже не хочу, чтобы так было, страшно подумать. Я не претендую на массовый успех.

«Кислоты» — это самая серьезная (если вообще можно применить это слово к записям «НП») и сложная работа, как в технологическом, так и в психологическом плане. Это не нойзовая, а скорее индустриальная или даже постиндустриальная пластинка. Хотя композиция «Кислоты» имеет яркий нойзовый финал. Думаю, именно концерты «Ночного проспекта», а не записи стимулировали возникновение нойз-сцены в СССР. При этом мы были не одни в полете: уже существовали «ЗГА», «Атональный синдром», группа Алексея Тегина, в которой я принимал участие. Все вместе мы формировали индустриально-нойзовую сцену 80-х. Переиздание «Кислот» должно было появиться значительно раньше, но из-за сложностей, возникших в плане сбора и обработки различных архивных материалов, вышла только к декабрю прошлого года, что фактически совпало с моим пятидесятым днем рождения. Что послужило дополнительным поводом собраться и провести в итоге интересное мероприятие.

Скучно, когда пришли люди, всё внимательно отслушали, сказали: «Молодцы, ребята, так держать». Да, это приятно, но где же экстрим?! Где провокация, где вызов? Если тебя все любят, принимают, одобряют, то ты в какой-то степени тормозишь, делаешь что-то предсказуемое, ориентируешься на успех. Но если публика воспринимает тебя противоречиво, ты все время в поиске. Вот это — экстрим.

Ближайшие концерты Алексея Борисова
Совместно с барабанщицей Ольгой Носовой:
2 февраля, 20:00: Запасник/Art Garbage (Старосадский пер., д. 5), вход свободный
7 февраля, 22:00: «Проект ОГИ» (Потаповский пер., д. 8/12, стр. 2), 250 р.
18 февраля, 19:30: «Дом» (Б. Овчинниковский пер., д. 24/4), 300—400 р.

Совместно с Ольгой Носовой и Антоном Никкелем:
19 февраля, 20.00: «Блогистан» (Берсеневская наб., д. 6/3, «Красный Октябрь»), вход свободный

Записала Наталья Кострова