Hercules and Love Affair: «Это же диско, ребята! Зачем вы топчетесь друг другу по ногам?»

Музыкант и диджей Энди Баттлер, придумавший проект Hercules and Love Affair, защищает диско от обвинений во второсортности

Проект Hercules and Love Affair возник 4 года назад, когда диджей и промоутер гей-вечеринок Энди Баттлер предложил своему другу Энтони Хегарти, фрику-андрогину, подрабатывавшему в нью-йоркских кэмповых шоу, записать вокал для песни «Blind». Хегарти тогда еще не выпустил свою пластинку «I am Bird Now», восславленную мировой музыкальной прессой, не был знаком с Бьорк (только с Лори Андерсон и Лу Ридом), не выступил с аншлагом в Москве и т.п. Баттлер, гомосексуалист-музыкант из Колорадо, и вовсе никому не был нужен. В дешевой нью-йоркской студии Энди записал поверх диско-бита и синтезаторного аккорда голос Энтони. Прослушав результат, друзья решили, что из этого выйдет толк.

Так и случилось, дебютный альбом проекта Hercules and Love Affair, вышедший в начале 2008-го, оказался одной из лучших танцевальных пластинок года, а первый сингл с нее — изрядно перелицованный «Blind» — теперь играет во всех клубах, причастных к неодиско-волне. Сейчас Hercules and Love Affair трансформировались из студийного проекта в гастрольный коллектив и с успехом колесят по летним европейским фестивалям — от Sonar до Гластонбери. А на этой неделе их дебютный альбом, который занимает «не последние» места в чартах некоторых европейских стран, вышел на родине создателя проекта — в США. Перед этим ДЕНИС БОЯРИНОВ позвонил Энди Баттлеру на мобильный.



— Энди, где ты сейчас находишься?

— В Лондоне. У нас здесь концерты — вчера был и сегодня еще будет. Слышишь шум? Черт, менеджерам отеля вздумалось устроить ремонт в соседнем номере.

— На что похоже живое выступление Hercules and Love Affair?

— Музыкантов не так много, как хотелось бы: барабанщик, небольшая духовая секция — трубач и тромбонист, две певицы — Ким Энн и Номи. Я за клавишами и драм-машинами — у меня их шесть штук, так что не помешал бы помощник. Вообще, это была трудная задача — превратить студийный проект в живой. Некоторые песни пришлось переписать с ног до головы, они мне даже стали больше нравиться в переделанном виде.

— А как публика их принимает — танцует или внимательно слушает?

— Еще как пляшет. Знаешь, что меня удивило: английская молодежь устраивает на наших выступлениях слэм, как на панк-концертах. Меня это поначалу шокировало. Захотелось крикнуть: «Это же диско, ребята! Зачем вы топчетесь друг другу по ногам?» Тинейджеры ведут себя как безумные — кричат, фотографируют сцену, что-то показывают. Временами нас это очень веселит.

— Видно, что вы только начали гастролировать и еще не устали от этого.

— Ну да, мы первый концерт в середине мая сыграли. Наверное, в следующем году, который мы собираемся провести в плотных гастролях, я буду плеваться. (Смеется.)

— Вы будете выступать на фестивале Гластонбери — готовите что-нибудь специальное? Может, выступите с Энтони Хегарти?

— Это вряд ли, наши графики никак не совпадают. Мы пока не придумали ничего особенного, может, что-нибудь и придет в голову. Я очень рад, что мы поедем на Гласто. У нас достойная компания — мы выступаем на одной сцене с Норманом Куком и Ройшн Мерфи. Мне кажется, они приятные люди. А главное — немало моих друзей будут на Гластонбери выступать или диджеить. Вот и увидимся.

— Ты бы чье выступление хотел посмотреть на Гластонбери?

— Нет планов. Там в основном будут играть всякие рок-группы — ну знаешь, четыре лохматых парня с гитарами. Я к такой музыке равнодушен. Скорее всего, я проведу свободное время с друзьями; мой хороший друг Джеймс, который устраивает в Лондоне вечеринки Horse Meat Disco, получил под свое управление целый шатер на Гласто. Он будет обставлен под нью-йоркский клуб 1970-х, диджеи будут играть старое диско — вот там я и буду, судя по всему, тусовать. К тому же мои знакомые говорят, что самое тяжелое на Гласто — это перемещаться от одной сцены к другой. Там, бывает, огромные пробки возникают. Так что я не буду и пробовать.

— Я слышал, что в Англии поднялась настоящая волна протеста из-за того, что один из хедлайнеров фестиваля — рэппер Jay-Z.

— Ну да, есть что-то такое. Многие считают, что рэпперу не место на рок-фестивале. По мне, так какая разница? У Jay-Z — отличные шоу. Ради этого же все и устраивается. Наверное, у него слишком американская музыка, которой раньше не было на английском фестивале. Ну так и что? Прекрасный повод изменить традицию.

— К вопросу о разнице между американскими и английскими вкусами. Вот что меня удивляет: ты, уроженец Колорадо, выпустил хорошую пластинку, которая представляет собой дань почтения американской танцевальной музыке — нью-йоркскому и филадельфийскому диско, чикагскому хаусу. Однако ты больше известен в Европе. Почему так произошло?

— В Европе более восприимчивый и продвинутый слушатель. Здесь у поп-музыки более широкие границы — в чарты может попасть трек с техно, хаус или диско-битом. В Штатах все куда более жестко: если ты хочешь быть поп-музыкантом и быть в мейнстриме, ты должен делать музыку по очень четким правилам. Поэтому мой альбом тепло приняли в Европе, а вот в Америке он только-только выходит. Понятия не имею, как нему отнесутся. В следующем году у нас будет тур по Америке, там и посмотрим.

— В родном городе играть будете?

— Почти. У нас запланирован концерт в амфитеатре Red Rocks — это очень известная площадка в получасе езды от Денвера. Там очень красиво — скалы, скалы... Там Beatles выступали. Я приглашу всех, кого можно, — родителей и друзей. (Смеется.)

— Существует устойчивое мнение, что диско — это второсортная музыка. Можешь ли ты как знаток и ценитель диско произнести спич в его защиту?

— Диско действительно загнали в какое-то гетто. Видимо, потому что оно было очень коммерческим направлением в конце 1970-х, ну и, может, еще потому, что это очень веселая музыка, которую любят геи. Я люблю диско за то, что это очень гибкая музыка. В лучших образцах жанра находится место и латино-, и джазовым, и академическим влияниям. Немало людей, посвятивших жизнь диско, были очень крутыми музыкантами. Взять хотя бы Винсента Монтана, человека, который придумал «филадельфийский саунд». Он был великолепным композитором, аранжировщиком и дирижером Salsoul Orchestra, в котором играли полсотни музыкантов. Вот еще имена: Том Мултон, Джино Соччио, Патрик Коули... да много было талантов. Даже в Советском Союзе делали хорошее диско — Zodiac.

— Да, это чуть ли не единственный советский диско-проект.

— А группа Dschingis Khan?

— Они немцы. Просто у них был трек под названием «Москау».

— А, понятно... Пожалуй, зря мы их вспомнили — вот диско в их версии как раз было чудовищно. (Смеется.) Зато какой у них был кордебалет — я мечтаю, что Hercules and Love Affair когда-нибудь обзаведется таким же.