Игорь Григорьев: «Что от нас останется, кроме наших песен?»

Автор трикстерского поп-проекта о дебютном альбоме за сотню тысяч фунтов, панкухе Любови Успенской и о том, почему в Англии получается хорошая музыка

Имена:  Игорь Григорьев · Любовь Успенская

Игорь Григорьев начинал свой трикстерский поп-проект два года назад на сайте OPENSPACE.RU, и не только поэтому мы внимательно следим за его деятельностью.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Напомним, что целью амбициозного Григорьева, который придумал своему проекту кодовое название «Борщ с Moёt & Chandon», было взорвать болото российской поп-музыки — и, кажется, у него периодически получается. Во всяком случае, брызги долетают. Недавнее участие Игоря Григорьева в телешоу «Две звезды», в котором он пел дуэтом с Любовью Успенской и чуть ли не дрался с членом жюри Виктором Дробышем, раздраконило аудиторию Первого канала. Последняя на данный момент провокация журналиста, превратившегося в шоумена, — это клип на песню «Бестолковая любовь», премьера которого состоялась в эфире канала «Дождь». Некоторые — например, Михаил Касьянов, если верить его твиттеру, — приняли ее за гимн протеста, посвященный известным всем событиям, но Григорьев, как и подобает трикстеру, отрицает очевидные ассоциации.




Игорь Григорьев: Вообще эта песня про любовь. Когда мы начали снимать ролики для клипа, я ни о чем таком не думал, а потом стал отсматривать — получилось, что складывается видео про протесты. Но мне не хотелось бы грань переходить.

Денис Бояринов: Она уже перейдена. С таким клипом не читается, что эта песня про любовь.

Григорьев: Да. Это хуево?

Бояринов: Я не знаю.

Григорьев: Уже говорят, что я сделал на злобу дня... Но я никогда не принимал в этом участия: эти артисты — за этих, те — за тех. Хуево для артиста влезать во все эти дела.

Бояринов: Зависит от артиста и его точки зрения. А что сказал о песне Троицкий?

Григорьев: Троицкий сказал, что «клевая песня — будут петь на свадьбах» (улыбается). И что он хочет, чтобы я выступил на «Степном волке». Еще сказал, чтобы я не парился по поводу радио, потому что такая песня пройдет и через соцсети.

Бояринов: А ты паришься по поводу радио? Ясно было, что эту песню туда не возьмут.

Григорьев: Какой артист не парится по поводу радио? Любой артист парится.

Бояринов: Тебя так и не крутят?

Григорьев: Какие-то радиостанции крутят. Тут недавно ко мне подошел какой-то дядя, который владеет несколькими радиостанциями в Киеве, и говорит: «Вы знаете, когда в 1972 году появился молодой Леонтьев, я сразу сказал, что он будет суперзвездой. И я хочу вам сказать: “Вы — суперзвезда”. И я кручу вашу песню “Сны моей весны”!» Потом, правда, оказалось, что этот дядя владеет радиостанцией «Шарманка» (смеется). На самом деле, если серьезно, у меня одна проблема — менеджмента нет хорошего.

Бояринов: Это у всех проблема. У тебя же связи — ты сам не пытался решить вопрос?

Григорьев: Я своими связями пока не пользовался, потому что я жду выхода альбома. У меня из-за хренового менеджмента был провал в целый год. Последний сингл у меня был год назад — «Танго». Полгода, правда, я в Англии сидел и писался. Альбом тоже оказался непростым.

Бояринов: Все пошло в другую сторону?

Григорьев: Все вышло из-под моего контроля. Я очень доверился англичанам. Сколько раз мне говорили: ты — control freak. Ты все держишь под контролем, и это очень плохо. Но здесь я выпустил из-под контроля не кого-нибудь, а серьезных английских продюсеров. Я расслабился — сидел в углу, восхищался музыкантами, которые приходили записываться, гулял по Лондону, приезжал в Москву на съемки «Двух звезд». И мне нравилось, как все звучит по отдельности. Я был в восхищении, когда слушал скрипки Лондонского королевского оркестра во второй студии Abbey Road. «О боже, как красиво, — думал я. — Я стал частью истории». А потом, когда я послушал то, что сложилось в песни, я понял, что ни одна из них не качает. Не берет меня ни за сердце, ни за какие другие органы. Я понял, что тот алхимический клей, который проклеивает сильные составляющие любой истории, — он отсутствует. Теперь мы проклеиваем этим клеем альбом, хотя должны были уже его выпустить.

Бояринов: Доделываете или переделываете?

Григорьев: Доделываем, ты что! Мы потратили уже достаточно большое количество денег. Ну… нормальное. В России стало бы дороже.

Бояринов: Чем даже на Abbey Road? Макаревич не может себе позволить Abbey Road. Хотя «Машина времени» просит 50 тысяч евро за выступление на корпоративе.

Григорьев: Ты знаешь, студия Abbey Road стоит дорого. В сутки — а ты не можешь купить ее по часам — это порядка 2000 фунтов, кажется. Но дело в том, что туда приходят такие музыканты, которые пишут все за один дубль, а второй, как говорит продюсер записи, пишут for fun. Потому что первый уже охуенный! Это было для меня откровением, потому что, когда мы писали оркестр в Казахстане для «Снов моей весны», мы одну песню писали неделю. Там косячили скрипки, там нестройно играл брасс, там еще что-то.

И еще.

Я случайно засек один разговор ранним утром в студии на Abbey Road. Приходит оркестр. Хейдн, продюсер записи, сидит в контрольной комнате на втором этаже, нажимает кнопку и спрашивает: «Everybody is ready?» На что Салли Херберт, которая писала аранжировки скрипок для Radiohead и Muse, отвечает: «Everybody is happy, Haydn». Хейдн поворачивается к своему помощнику Питу, который сидит за его спиной, и спрашивает его: «Оh, are you happy, Pete?» На что Пит отвечает: «I am always happy, Haydn!» И тут Хейдн нажимает кнопку Rec со словами: «So here we go, happy people!» Это был потрясающий диалог, который я записал на бумажке, потому что подумал, что в этом кроется ответ на вопрос — почему у них получается хорошая музыка. Они счастливы ее играть.