В середине 1980-х у нас, как и в Лондоне, уже сложилось несколько стилистически выдержанных субкультурных групп — байкеры-металлисты, панки и рокабиллы. При каждой такой группе появлялся свой «кольщик». У металлистов в Москве это был Женя Крикун, спину которого его творческий наставник Батя, представитель старой криминальной школы, отделал в старом стиле, дополнив надписью Hellreiser — с орфографической ошибкой. В Питере при металлистах был кольщик Орел. Тусовку панков и рокабиллов обслуживали Стас Удав, Леня Череп, более известный как участник группы некрореалистов «Трупырь», и Игорь Кредит, который ответственен за экспорт цветной татуировки в Москву. В 1987 году он, приехав из Питера, нанес смешные цветные изображения на Ежа и Маврика из группы «Мистер Твистер». Татуировщик Маврик — Маврикий Слепнев — перенял и развивал эту традицию, добиваясь достаточно примитивными средствами вполне художественных результатов. К примитивным средствам помимо упомянутой туши «Колибри» относились татуировочные машинки, сделанные из бритвенных приборов и прозванные «шейверами».



Субкультурная татуировка того времени была в большей степени связана с музыкой не тем, что ей интересовались музыканты, а тем, что для ее нанесения использовалась толстая гитарная струна. На этих струнах играли кто как мог — лепили «бутера» (на жаргоне — неудачная, поплывшая татуировка). Несмотря на внешний идиотизм процесса, многие из этих «бутеров» появлялись в силу осознанной необходимости, овеянной ароматом протестного бунтарства. С ними связаны разные истории, которые можно найти в интервью непосредственных участников процесса. Все проистекало под девизом «страшно и смешно», иногда без буквы «и», иногда в иной последовательности. Например, панки из протеста и публичного саморазрушения могли царапать на коже символ анархии гвоздем.

Постепенно у татуировщиков вырабатывался почерк, у субкультур — стили татуировок. Метало-рокеры, изначально предпочитавшие наносить изображения конфедератских флагов, постепенно съезжали в черепно-мозговую тему и сюжеты, как в песне «Коррозии металла» «Смерть с косой идет за колбасой». Процесс в субкультурной среде развивался стремительно — перемещающиеся между городами подростки обменивались информацией, переезжали и сами оседали в других городах. В этой связи нельзя не упомянуть двух нынче международно известных татуировщиков из Севастополя, Джорджа Бардадима и Тараса, которые пытались дома создать панк-группу «Самоликвидатор», но вскоре все переместились в Питер и осели в тамошнем рассаднике панковской татуировки, сложившемся вокруг группы «Бироцефалы».

В конце 1980-х татуировка стала важным маркером принадлежности к субкультурной среде — многие хотели себе оставить небольшую отметочку о причастности к славным временам и событиям. Не помню, была ли уже тогда татуировка на груди Анатолия Крупнова («Черный обелиск»), которому тусовка металлистов скидывалась на выступление вещами и предоставляла белый «Харлей». Зато точно помню, что первый, кто сделал себе качественную зарубежную татуировку, был Александр Скляр. Он привез ее из Финляндии, насколько я помню, это был оранжевый змей, кусающий себя за хвост. Зарубежные татуировки носили на себе и Саша Хирург («Ночные волки»), вернувшийся из Германии с орлом «Харлей-Дэвидсон», и Эдуард Ратников (глава концертного агентства T.C.I.), привезший оттуда же аккуратную цветную лошадку.

Местная татуировка в плане развития прошагала 20-летний западный путь за одну, но ударную пятилетку. Появились объемные татуировки на манер японских, и как побочный эффект к термину «бутер» вскоре прибавился новый — «каша».

Но развивался и местный, самобытный стиль. Одним из самых известных московских мастеров, примыкавших к рокерской тусовке, был Леша Китаец, который к 89-му году «закрасил» участников индустриальной группы Die Schwarze Katzen, где он был лидером и вокалистом. Китаец делал татуировки и в урбанистическом стиле, и в сказочно-русском — например, одному из братьев Кагадеевых из «НОМа». Он же сделал концептуальную тату Герману Гагарину из «Матросской Тишины», набив ему во всю спину слово «Татуировка» — такой татуировочный супрематизм и отсыл к известному в узких кругах анекдоту про танк во всю спину. Позже Китаец сделал кириллицей имя на животе у Трики, да и вообще много чего сделал. Например, открыл первый легальный тату-салон в Москве и пытался снять документальное кино про современную татуировку.

Другой известный московский тату-мастер — Андрей Литва, проявившийся из арбатской тусовки 1990-х. Первыми, кто пал жертвой его творчества, были его знакомые: ансамбль «Мальчишник» — Дэн, Мутабор, Олень и Дельфин, а также их экс-директор Алексей Виноградов, которому досталось больше всех, о чем свидетельствовало призовое место на московской тату-конвенции 1995 года. Андрей Литва развивал свой стиль «психодел» и отметился на разных представителях рок- и электронной музыки.

В 1990-х в России появилась новая плеяда имен — как татуировщиков, так и музыкантов. Рок-музыкант без татуировки считался уже чем-то неприличным — многие приобщились к процессу именно в первой половине 1990-х, когда у татуировщиков началась затяжная война с санэпидемслужбами за легализацию своего художественного промысла. В Москве открывались тату-салоны, шлифовались мотивы на темы рок-н-ролла, хип-хопа и клубной сцены, включая не только следы трипов и угара, но и портреты музыкантов.

В 1995-м в Москве случилась первая международная тату-конвенция, открывшая новую веху в культуре российской татуировки — поскольку, несмотря на угасание рок-н-ролльного движения, она привела к новой волне интереса к изучению новых татуировочных стилей и техники. Под проведение татуировочных конкурсов свои площадки стали предоставлять байк-шоу, которые посещали иностранные представители. Начались первые выезды российских мастеров на международные тату-конвенции, благодаря чему Россия была вписана в мировую информационную и профессиональную среду.

Нулевые прошли под знаком отечественных профессиональных выставок и смешения всех стилей, в результате чего единственно внятными остались только традиционные направления — японские и ньюскул, основанный на американских традициях. Татуировка стала более доступной, превратившись в индустрию, существующую за счет массовой популярности девичьих «нажопников» (на жаргоне — татуировка повыше крестца) и текстовых месседжей. Музыкальные и околомузыкальные сообщества сейчас достаточно плотно раскрашены татуировками, при том что тату-традиции все еще находятся в стадии формирования. У российской татуировки есть будущее и настоящее, в чем можно убедиться на текущей московской тату-конвенции, которую не первый год организовывает Павел Ангел и которая соберет больше 100 российских и зарубежных мастеров. А для меня татуировка — это все еще не до конца прочитанная книга, куда интересно порою заглядывать, поскольку татуировка во многом отображает состояние города и общества. Бунтари были всегда и никогда не переведутся.

Moscow Tattoo Convention 2012
Arena Moscow, 18, 19 и 20 мая

***

Комментарии Михаила Бастера к татуировкам Константина Кинчева, Дельфина, Александра Скляра, Гарика Сукачева, Земфиры, Димы Спирина, Тимати, Антона Шило, Гуфа и Басты

Михаил Бастер: «Комментарии к чужим татуировкам – дело неблагодарное. И потому что давать их можно только с крайней степенью иронии, и потому что татуировка у каждого своя и это личное дело – вне зависимости от стороннего мнения. Проще не комментировать, но раз попросили, почему бы и нет».

Татуировки российских музыкантов