Юрий Шевчук: «Когда в Forbes написали, что я заработал миллион, было смешно. Вы что, с дуба упали, голуби?»

Лидер «ДДТ» о том, как он влез в долги с концертной программой «Иначе», фильме «Небо под сердцем» и уходе со сцены

Имена:  Юрий Шевчук

Отыграв больше 30 концертов в европейской части России, Финляндии и Лондоне в поддержку нового альбома «Иначе», группа «ДДТ» отправляется в Сибирь.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

А потом покажет закаленную и отлаженную в туре концептуальную программу — 18 мая в Санкт-Петербурге, 23 и 25 мая в Москве. 5 апреля в прокат вышел документальный фильм-концерт «Небо под сердцем», основанный на осенней премьере «Иначе» в «Олимпийском», — с песнями и закулисной жизнью. Но Юрий Шевчук утверждает: ему расслабляться некогда, «ДДТ» берет каждый город с боем.


— Вы себя спрашиваете, когда начинаете крупный проект: осилю я его или нет? У вас прежде был опыт с масштабными концертными программами…

— Конечно. Но, допустим, работа над «Мир номер ноль» была гораздо проще. «Иначе» — сложнее. Представьте — мы прошлым летом пишем альбом, одновременно шесть бригад снимают видеоарт для песен, строится концепция сцены, разрабатывается сюжет программы и т.д. и т.п. (Мы, как обычно, опаздывали.) А я еще и добываю на все это средства, влезаю в долги. Это, конечно, было безумие. Но крайне интересное и поучительное.

В «Иначе» серьезная визуализация. Эти экраны, проекторы, звук, свет — все это стоит больших денег, которые мы должны за каждый концерт компаниям выплачивать. Если все билеты купят, ты что-то зарабатываешь. Если не пришло, допустим, 600 человек — все рухнуло. Все зависит от билетов. И каждый город берешь боем. Придут или не придут? И когда нам говорят: «60% зала продано», — ты думаешь: «Слава тебе господи, звук и свет окупили, зарплаты, правда, еще нет». Стремно, как говорит молодежь. Я сумм этих не стесняюсь, они реальны. И когда в журнале Forbes написали, что я заработал миллион, было смешно: вы что, с дуба упали, голуби?

Сейчас мы едем в Сибирь. В Омске местный губернатор нас запретил. В Тюмени концерт не дали провести. Вместо 12 городов осталось 9. У народа нет денег на билеты. А ты везешь огромную программу, она очень сложная с точки зрения технологий. 18 человек, 8 музыкантов и 10 техников только от группы «ДДТ», не будем считать многочисленных рабочих сцены. Надо размещаться в гостинице, жить, есть, самолеты, дороги, керосин, реклама... И если народ не придет — атас!

Не расслабиться. Мы уже сыграли 30 концертов примерно. И каждое шоу — нервяк. Но это хорошо, покой нам только снится... Вначале очень было тяжко. Первые пять городов шли в минус. Группа даже оставалась должна — мы же все равно все оплачивали. Октябрь был мрачным. Едешь, сообщают: давайте откажемся, продано 30% зала. Через два дня 40% продано... Но мы не отменили ни один концерт, несмотря ни на что. Ни один. Мы победили, все же народ пришел, альбом стали слушать — и с ноября начались аншлаги: в Екатеринбурге, Уфе и т.д. 10 выступлений украинских шли на ура. В Киеве в 10-тысячный Дворец спорта набилось, наверное, тысяч 13. Здорово было. В Лондоне — отлично. В Финляндии еще лучше.

— Эта пластинка, если отвлечься от того, что ее записала группа «ДДТ», звучит совершенно по-западному. Это намеренно?

— Мы не гнались за модой. Но чувствовали и хотели, чтобы музыка звучала современно. Были хорошие рецензии в российской, британской и финской прессе. Это очень радует. Впервые «ДДТ» играла на Западе концерты, на которые собирались не только наши бывшие соотечественники. У нас нет задачи завоевать мир, попасть в какие-то рейтинги. Я реалист в этом плане. Но показать эту модернистскую художественную программу в городах Европы можно — как некий спектакль. К тому же в Финляндии, к примеру, мы все тексты перевели на финский, бесплатно раздавали брошюрки (так же поступили с английским в Лондоне). И вот мы поем: «ЗА ТОБОЙ ПРИШЛИ!» — а люди читают тексты во вспышках света. Смешно. Может, в следующий раз пустим субтитры на экранах.

Мы и наши коллеги устали от местечковых зарубежных концертов. Геморроя в тысячу раз больше. Переезды, перевесы, перегрузы, все дороже. В России работать спокойнее и проще. В Британии, чтобы выйти на улицу с рекламой, нужно заплатить от 25 000 фунтов. Где их взять? А нужно было, чтобы в Лондоне на нас пришли 4000 человек. Они пришли. Но это была огромная работа — в частности, хорошего парня Филиппа со товарищи.

У нас получились не просто концерты, а в чем-то даже культурные акции. В Финляндии мы работали не с обычным промоутером, а с обществом русско-финской дружбы «Тусовка». Очень хорошие люди, огромное им спасибо. Они организовали финскую рекламу. И пришли финны. И никто не ушел.

— Видимо, понимая, что не все попадут на концерты, вы и дали добро на то, чтобы снять про вас фильм.

— Да, можете уже завтра в кино сходить на «Иначе». Фильм лепили быстро, может, не все там получилось. Все-таки его делали не мы, а «Паник фильм». Они очень торопились. Ну, не важно, я уже не мог это остановить. Надеюсь, что в каких-то городах, где для «Иначе» нет залов, зрители эту новую программу посмотрят и послушают в кино.

— К основному альбому «Иначе» прилагается диск «P.S.» — это ведь все неизданные ранее старые песни?

— Я понимал, что мы их не запишем никогда в силу моей неуемности и плодовитости (смеется). А тут была оказия — и записали. Может, надо было бы потратить все силы на «Иначе». Но мы выпустили вторую часть не зря. Нужно было освободиться от прошлого материала, это полезно. Сейчас в запасе осталось только что-то очень сырое — новое.

{-page-}

 

— На одном из треков с «Иначе» — «Солнечный свет» — вы читаете рэп.

— Назовем это рэпом по-шевчуковски. Рэп я впервые услышал в 90-м году в Нью-Йорке, в Южном Бронксе, когда он еще был на улицах. Он мне страшно понравился. Помню, мы бродили ночью по этим криминальным кварталам с бутылкой… Ничего не боялись! Говоришь: «I'm Russian» — и на тебя с опаской смотрят, холодная война у американцев еще была в башке. Везде магнитофоны, чуваки танцуют, рэперы с ганами за пазухой. Очень крутой стрит-арт, отлично. Я тогда Никите Зайцеву говорил: «Смотри, наши русские частушки — на афроамериканский манер!» В рэпе есть энергия.

— Есть мнение, что рэп в России победил шансон.

— Очень запоздало, через 10—15 лет, у нас он обосновался. Рок и то быстрее перекочевал. Все крутые уже отчитали, все харизматичные лидеры-основатели померли.

— В группе теперь появились новые люди. Каково играть с человеком, который вам годится в сыновья? Я о барабанщике Теме Мамае.

— Разница в возрасте стирается. Тема Мамай — человек взрослый, серьезный парень. Любит Meshuggah. Настоящий музыкант — на этом уровне мы равны. Все, что он предлагает, воспринимается с большим вниманием.

— Видимо, это его идея с тяжелой аранжировкой песни «Кризис»?

— Да, было дано задание. «Кризис» пережил массу реинкарнаций — от панка до лирики, Костя Шумайлов сделал версию в духе Nine Inch Nails. В итоге пришли к такому death-джазу. Сдвоенные бочки, жесткие риффы — это Тема с гитаристами придумал. Вообще в этот альбом свои мысли вкладывали все музыканты.

— В текстах альбома явственно видишь метания, сомнения…

— Я пытался освободиться от штампов. Я недоволен, что не от всех удалось избавиться. Я ищу другую речь. Я старался над этим работать. И не все получилось, к сожалению. Поэтому, возможно, такое рванье в текстах. Лирика, социалка у меня пишется легко — типа той, что «P.S.». А тут я пытался найти другой образный ряд. И этот перелом, нервяк, попытка освобождения...

— Народ материал принял?

— Народ принял. А особливо — продвинутая молодежь. Были, конечно, всякие драматичные истории, когда альбом еще не дошел до слушателя. Помню, наш Дима-мерчандайзер во время одного из концертов продает диски — на эти средства мы первое время жили. Подходит подвыпивший бугай с маленьким пацаном. Видит — человек из «ДДТ» — и говорит: «Это че такое? И долго я буду эту хрень слушать? Где “Черная река”?» Дима сполз под прилавок: «Все будет! И черная река, и белая!» — «Ну, смотри, я тебя запомнил».

Это нормально. Не надо идти за публикой. Вспомни «Мир номер ноль», на котором старые журналисты топтались. А молодежь приняла. «ДДТ» — не чесовая группа. Мы сделали из уважения к публике второе отделение со старыми песнями. Хотя я хотел, чтобы было правильное послевкусие — только «Иначе», и все. Но поднялся такой вой! И от любви к слушателям, а не ради успеха мы согласились, потому что мы уважаем нашу публику.

— Вы вот по стране поездили, чувствуется там гражданский подъем?

— Подъем идет. Медленно, со скрипом, но идет. И меня это больше всего радует. Какая-то надежда появилась у людей в глазах. Конечно, не так, как в Москве или в Питере. Интересно, что переломный концерт у нас был в Екатеринбурге. Сначала нам власти не дали провести концерт в одном зале, мы перешли в другой, его тоже пытались запретить. А в итоге это был первый город, где мы собрали полный зал на 8000 человек. Какие глаза были светлые! Как они на «Свободе» все расцвели, на «Юго-западном ветре»!

— Программа сложилась уже?

— Я пытаюсь ее модернизировать. Но чувствую, что никому ничего делать уже неохота. Все настолько устали, музыканты, техники. Смотрят на меня: ну, хорош уже! Но мне скучно. 30 раз уже сыграли. Что-то надо уточнить, добавить визуализации. Но бог с ним.

Мы повторим программу 18 мая в Питере, может, что-то поменяем. Программа стала на рельсы, все знают, что делать. Музыканты ее свободно играют, удивляют друг друга новыми партиями, греют огнем в глазах.

— В конвейер еще не перешло, значит.

— Да уж. Я был на Rolling Stones — машина, а в целом уже скучновато. Но год мы программу будем играть.

— А потом сразу за новый материал?

— Нужно год-два подождать, должен быть период накопления. У нас еще есть акустическая, приджазованная программа «Сольник», она хорошо идет. Над ней надо подумать. Наверное, в следующем году мы поиграем программу из старых песен «ДДТ», может быть очень интересно. А параллельно я с ребятами буду думать над новым. Если оно получится. Потому что, честно скажу, столько сил было потрачено на эту программу, что я уже не знаю, получится ли новое. Я ни в чем не уверен. Напишутся ли у меня новые песни? Есть сомнения. «Нас сомнения грызут…»

— А не страшно?

— Ну, уйду я со сцены. Такие вещи переживаются людьми, безусловно. Если песни не будут приходить, не буду же я их вымучивать. Это все почувствуют, если я начну писать на злобу дня, псевдолирику. Надо уйти красивым, 65-летним — на пенсию, уехать в деревню, пить там самогон и раз в год приглашать друзей-журналистов — мол, что там в мире творится?​