Bang on a Can: «Приходится заниматься и фандрейзингом»

Исполнительный продюсер и музыканты известного американского авангардного предприятия о том, как они собирают деньги на жизнь и почему люди боялись авангарда

Имена:  Владимир Мартынов · Джон Кейдж · Джулия Вульф · Дэвид Лонгстрет · Дэвид Лэнг · Кенни Сэйвелсон · Майкл Гордон · Стив Райх

Существующий уже 25 лет нью-йоркский проект Bang on a Can — предприятие удивительное по целому ряду причин. Концептуальный стержень организации — ежегодный марафон новый музыки, иногда продолжающийся больше суток, который журнал Vanity Fair когда-то описал как «фестиваль Lollapalooza, одержимый духом Джона Кейджа». На первом из этих марафонов в 1987 г. присутствовали и сам Кейдж, и Стив Райх с Полин Оливейрос и Милтоном Бэббитом. Но большая часть звучавшей на нем музыки была написана молодыми и малоизвестными композиторами — ведь именно затем, чтобы дать им голос, все и затевалось. Фестиваль Bang on a Can, со временем превратившийся в организацию с целым рядом других проектов, был зачат в беседах троих композиторов, недавно выпустившихся из Йеля и приехавших в Нью-Йорк, — Майкла Гордона, Дэвида Лэнга и Джулии Вульф. Идея заключалась в том, чтобы покончить с жестким делением на сцены, существовавшим в то время в нью-йоркском авангарде; создать площадку, на которой могли бы высказаться и минималисты, и авант-рокеры, и импровизаторы — в общем, все, кому есть что сказать. Ансамбль Bang on a Can All-Stars, который и приезжал в Москву, появился пять лет спустя, когда стало очевидно, что для исполнения новой и зачастую предельно сложной музыки необходим постоянный состав исполнителей, способных одинаково хорошо справляться с самыми разными музыкальными задачами. С тех пор группа стала чем-то вроде передового крыла Bang on a Can: путешествуя по миру, музыканты секстета дают концерты и сотрудничают с самыми разными музыкантами и художниками — и всегда с блеском.

Еще более поразительной эту историю делает тот факт, что все эти 25 лет все дела организации ведут сами музыканты. Ожидая в фойе Swissotel появления All-Stars, я беседую с исполнительным продюсером Bang on a Can Кенни Сэйвелсоном. «Я сам перкуссионист, — говорит Сэйвелсон. — И управляю всеми делами Bang on a Can в Нью-Йорке. Сейчас столько всего происходит, что это стало моей основной работой. И это здорово. Все люди, которые работают в нашем офисе, — музыканты. Часто некоторые из нас пишут музыку для проектов, которые мы делаем, или играют сами. И это хорошо для бизнеса, мы лучше понимаем друг друга». Мне почему-то всегда представлялось, что музыканты — не самые приспособленные для бизнеса люди и не очень хороши в том, чтобы вести дела. «Ну, некоторые не могут. И именно поэтому они не работают в моем офисе», — смеется Сэйвелсон. Так как же Bang on a Can удается существовать, откуда берутся деньги? Уж, наверное, не с продаж дисков? «Конечно, нет. Часть денег мы зарабатываем на продажах и на концертах. Но приходится заниматься и фандрейзингом. Мы работаем и с государственными фондами, но в основном — с частными. Вот эти гастроли в России — один из немногих случаев, когда нас спонсирует правительство: нас здесь поддерживает посольство США. Но внутри Штатов государственных денег очень мало. Поэтому в основном нас поддерживают частные спонсоры». То есть в Америке достаточно людей, которые интересуются новой музыкой и в то же время имеют деньги, чтобы поддерживать ее? «Они есть, но я бы не сказал, что их достаточно, — смеется Сэйвелсон. — Нам каждый год приходится придумывать, откуда взять деньги. И одна из главных вещей, которым мы научились, — это не пренебрегать малыми суммами. Иногда мы просто объявляем на концерте, что задумали новый проект и нам нужны средства на него. И люди дают деньги — кто десять долларов, кто пятьдесят. Когда мы начинали, это была инициатива снизу, grassroots operation. И вы здесь вполне можете сделать что-то подобное».

Перед репетицией, пока остальные музыканты еще настраивают инструменты, со мной соглашаются поговорить кларнетист и неофициальный руководитель группы Эван Зипорин и пианистка Вики Чоу, присоединившаяся к All-Stars только в 2009 году.


— Первое, на что обращаешь внимание, когда знакомишься с Bang on a Can, — это насколько разную музыку вы играете и с какими разными людьми работаете. К примеру, в программе, которую вы привезли в Москву, Конлон Нанкарроу и Дон Байрон соседствуют с Терстоном Муром из Sonic Youth и Дэвидом Лонгстретом из Dirty Projectors. Что это? Попытка заинтересовать аудиторию, которой академический авангард обычно не очень интересен?

Эван Зипорин: Я думаю, дело скорее в том, как мы воспринимаем музыку и как мы думаем о ней. Существуют самые разные категории, и для деления на эти категории есть свои разумные причины. Но дело в том, что я могу слушать Нанкарроу, а сразу после него — Терстона Мура. Я могу думать о музыке Нанкарроу, а потом — о музыке Терстона Мура. И между ними обнаружится связь. Иногда она очевидна, иногда нет. И Bang on a Can существует по большому счету как раз для того, чтобы найти способ объединить эти разные вещи. И когда мы даем концерт вроде сегодняшнего, мы пытаемся доказать публике, что такое единство возможно и что его стоит искать.

Ты думаешь о Нанкарроу как об академическом композиторе и о Муре — как о неакадемическом. Мне кажется, ирония заключается в том, что люди, которым нравится Sonic Youth, вовсе не обязательно слушают один только инди-рок. Да, разделение в аудитории по-прежнему существует — и Америка в этом смысле не исключение. Иногда через эти стены удается пробиться, иногда нет. Так что да, в каком-то смысле Bang on a Can — это образовательный проект. Но я бы сказал, что то, что мы делаем, — это скорее пропаганда и защита своих убеждений. Просто в определенный момент ты приходишь к мысли: «Я не хочу ждать, пока мир станет таким, что в нем найдется место для вещей, которые мне интересны. Я хочу сделать это и сам найду для этого место».

Так что мы в Bang on a Can не делаем ничего, во что не верим, и беремся играть чью-либо музыку, только если чувствуем, что у нас есть право на это, что мы можем сделать все по-настоящему. Нам не интересно заниматься музыкой в кавычках. Например, сделать «милую классическую стилизацию Sonic Youth» или «приджазованного Нанкарроу». Скорее, если мы чувствуем связь с музыкой, если мы чувствуем, что она говорит с нами и нам есть что сказать в ответ, если мы чувствуем, что, работая с композитором, мы получаем возможность добраться до сути его музыки, — вот тогда мы беремся за проект.

— А как вообще устроено ваше сотрудничество с композиторами и музыкантами? Как вы, например, начали работать с Дэвидом Лонгстретом?

Зипорин: Мы снимаем трубку и звоним им. И обычно они говорят «да». (Оба смеются.) Я не хочу, чтобы получилось так, что только я говорю. Но я скажу кое-что, потому что мне интересно, что об этом думает Вики. В Америке сейчас много групп, которые делают что-то подобное, — но когда мы начинали, ничего такого просто не было. Поэтому я понимаю, о чем ты, когда ты говоришь, что наша программа удивляет. Тогда нам казалось, что мы делаем что-то очень радикальное, и я очень горжусь тем, что тогда мы рискнули и начали двигаться в этом направлении. Но, может быть, у Вики другое мнение на этот счет, ведь она совсем из другого, молодого поколения.

Вики Чоу: Вообще похоже, что все музыканты моего поколения занимаются чем-то таким. И мне кажется, причина как раз в том, что вы, ребята, тогда создали это движение — сломали барьеры, которые существовали между жанрами. Это было что-то вроде «О, оказывается, мы можем играть такую музыку! Кто сказал, что нет?!» И никто и не говорил, что ее нельзя играть, но именно вы тогда взяли и сделали это. И это принесло ощущение свободы. Я знаю много групп, которые сегодня не стесняются работать с самыми разными артистами из самых разных жанров. По сути, люди больше не боятся делать то, во что они верят. Преград и стен больше не существует. Мы сказали, что просто берем трубку и звоним им — и это может звучать иронично, но это правда. Мы звоним им, и худшее, что можем услышать в ответ, — это «нет, мы не хотим с вами работать». Или наоборот — это может вылиться в очень плодотворное сотрудничество и дружбу, в музыкальную дружбу.

— Насколько я понимаю, BoaC — не просто группа, а еще и что-то вроде платформы, на которой молодые композиторы могут представить свое творчество. Вы создаете возможности. Мне особенно интересен ваш People’s Commissioning Fund.

Зипорин: Когда мы основали этот фонд — я не помню, наверное, это было лет десять назад, — идея заключалась в том, чтобы... Я попробую объяснить. В США есть несколько фондов, спонсирующих новую музыку. Но получить финансирование от правительства очень трудно, даже получить деньги на то, чтобы заказать у композитора произведение, очень непросто. Обычно для этого нужно заполнить множество форм и, по сути, доказывать, что этот человек — очень важная фигура, или что он очень знаменит, или что он получил такую-то награду, или что он преподает в таком-то институте. Примерно так все и происходит. И у многих композиторов, с которыми нам интересно работать, есть все эти заслуги. Но помимо них мы хотели работать и с другими людьми. Скажем, есть какая-то группа, она нам нравится: они конструируют свои инструменты или делают еще какие-нибудь странные вещи — и мы хотим, чтобы они написали что-то для нас. И мы не хотим убеждать людей из Фонда Форда, что музыканта из этой группы надо воспринимать серьезно. Мы просто хотим работать с ним и иметь возможность заплатить ему за музыку. Поэтому мы просим людей, которым интересно то, что мы делаем, дать нам немного денег. Мы собираем их и отдаем композитору. Так что запуск People’s Commissioning Fund был просто обращением ко всем тем, к кому мы могли обратиться, — к нашей аудитории по всему миру. Мы попросили дать нам кто сколько может. Одни давали десять долларов, другие — сотню, третьи — пятьдесят, некоторые — вообще доллар. В общем, самые разные были суммы. Эта схема дает нам возможность скопить денег, выбрать интересных нам композиторов и заплатить им за работу. И при этом нам не нужно искать каких-то могущественных союзников в кабинетах, мы просто просим нашу публику довериться нам. Это позволяет людям почувствовать связь с музыкой, почувствовать, что они причастны к осуществлению проекта. С помощью People’s Commissioning Fund мы уже получили что-то около тридцати произведений или даже больше, не говоря уже о том, что нам удалось поработать с очень интересными композиторами из самых разных областей музыки.

— За эти 25 лет существования Bang on a Can что, как вам кажется, изменилось в самой группе и вокруг нее?

Зипорин: Ну, когда мы начинали, Вики было 8 лет. Хотя она уже и тогда, наверное, была достаточно хороша, чтобы играть в нашей группе. (Вики Чоу начала брать уроки фортепиано в 5 лет, а уже в 9 была приглашена выступать на фестивале пианистов International Gilmore Music. — OS) (Смеется. После паузы.) Все поменялось — и в то же время ничего не поменялось. Когда мы начинали, практически не было интернета, музыкальным миром все еще управляли компании звукозаписи. Электроника практически не существовала, инди-рок практически не существовал — я имею в виду, что тогда были другие формы экспериментальной музыки.