Инна Желанная: «Старый добрый рок для меня мертв»

Одна из самых известных в Европе русских фолк-певиц о юбилейных концертах, новых песнях и о том, почему она не слушает Led Zeppelin

Имена:  Инна Желанная

​В марте певица Инна Желанная отмечает 25-летие своей творческой деятельности. Начав музыкальную карьеру с записи вместе

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

с группой «Альянс» альбома «Сделано в Белом», хорошо принятого во Франции, в 1998-м Инна Желанная основала собственную группу Farlanders, ставшую одной из наиболее заметных представительниц world music от России на зарубежном рынке. Вот уже пятый год Желанная выступает в рамках собственного именного проекта, который сейчас, после двух концертных альбомов, готовится к записи первого студийного альбома русских и украинских народных песен «с элементами джаза и психоделики».



— Вы могли бы вспомнить события в жизни, благодаря которым вы стали артисткой?

— Не события. Люди меняли меня, помогали, направляли, воспитывали... Ну, во-первых, это, конечно, мама. Мама настаивала на моих занятиях музыкой, и прежде всего вокалом. И я поддалась и поступила в институт на факультет академического пения. Это явилось той необходимой базой, прочной основой, на которой построилось все дальнейшее.
В начале 1990-х мой первый продюсер Игорь Замараев своей настойчивой твердой рукой заставил меня, скажем так, перейти от любительских занятий рок-музыкой к серьезной профессиональной работе. Если говорить о каком-то серьезном начале творческого пути, то да, именно он дал мне старт. А чуть позднее знакомство с Сергеем Старостиным в корне переломило мое отношение к народной песне. Так, видимо, и сложился артист Инна Желанная. И спасибо всем, кто был в те времена рядом.

— Недавно у вас был евротур. Что просили петь люди?

— В отличие от всех наших предыдущих гастролей в этот раз мы работали на русскоязычную публику. Соотечественники всегда просят исполнить наши авторские песни — «Дальше-дальше», «До самого неба», «Сестра» и другие. А мы их давно не играем — выбор материала полностью сместился в сторону народной музыки. Это ошибка, которую, впрочем, мы обязательно исправим на юбилейных концертах, подготовив наши авторские «хиты», если можно такое определение употребить.

— Насколько вам сейчас интересна заграница — концерты, релизы? И что важнее — быть там «экзотикой» или здесь «путеводителем»?

— Нам всегда интересна заграница. У нас в этом смысле выгодное положение, мы можем ездить на работу и одновременно путешествовать, это прекрасно. Сейчас у нас есть европейский агент, который занимается продвижением группы. Надеемся, результат не заставит себя ждать, интерес к группе в Европе, как выясняется, есть. Экзотикой или путеводителем? — странно поставлен вопрос. Вы предлагаете выбор или — или, а это не совсем так. Прежде всего, в Европе давно уже русские группы не являются экзотикой, тамошний слушатель стал разборчивее, а российские группы профессионально очень выросли и способны стоять в одном ряду с европейскими коллективами. А во-вторых, едва ли к нам применим термин «путеводитель», у нас нет прямых последователей, хотя многие и занимаются народной песней. Мы всегда стояли особняком, в какой-то своей отдельной нише, где есть, я бы сказала, наши коллеги, соратники, единомышленники. Коротко говоря, для нас выбор таким образом не стоит. Мы хотим быть востребованы и здесь и там, и у нас для этого есть все шансы.

— Представленный недавно на концертах клип «Бай» делался, судя по всему, долго. Почему вы его все-таки довели до конца?

— Сценарий валялся у меня лет пять-шесть, я о нем периодически вспоминала, думала: когда-нибудь обязательно надо будет все-таки... И вдруг поступает предложение снять клип. Конечно, я согласилась. Это новый опыт, это интересно. Да и пора уж, наверно, было к 25-летию заиметь первый клип, как вы думаете?

Это не клип на песню «Бай», а поставленный под нее неонародный танец


— Раньше группа писалась только на концертах, но теперь вы решились отправиться в студию. Как будете решать вопрос «живости» материала? Или вопрос неправильно поставлен?

— Нет, мы писались по-разному, но вы совершенно правы, мы не сторонники студийных записей именно по той причине, что живые концерты у нас получаются в разы лучше. Но тут, опять же, со стороны поступило предложение, от которого отказываться глупо и непростительно. Одна из лучших студий Москвы с высочайшего класса оборудованием, не студия — мечта! Даже если у нас не получится записать полноценный, мощный альбом, я непременно поработаю там над каким-нибудь другим материалом, с какой-то другой идеей, с другими, может быть, людьми. Недавно я сделала предложение одному известному европейскому музыканту, и оно его заинтересовало. Возможно, к работе подтянется и Трей Ганн, с которым мы неоднократно сотрудничали как в студии, так и на концертах. В общем, поработать в студии интересно и полезно всегда. Главное — идеи и люди.

— Что бы вы хотели там записать?

— Собственно нашу новую программу: песни, которые еще нигде не записывались и не выпускались. Это достаточно жесткая прогрессивная музыка с элементами джаза и психоделики. Вся эта бурная смесь обрамляет русские и украинские народные песни.

— Вы бы хотели, чтобы ваши песни играли в диджейских сетах? Ведь есть же и ремиксы, и материал располагает.

— О да! Я бы очень хотела! Но диджейский мир — особый, я там не очень разбираюсь. И надо бы этим заняться, да все как-то недосуг…

— Ваш саксофонист Олег Маряхин принимает участие во многих проектах. Какой вам ближе? Может, Tinavie — у них на концерте недавно сыграл и бессменный участник вашей группы басист Сергей Калачёв?

— Tinavie — очень хорошая группа, потрясающе красивая музыка, фантастический голос у Тины, безупречное исполнение. Но в целом музыка эта не моя. Мне ближе проект Карла Хламкина и Safety Magic.

— Вам хотелось бы перепеть чужую песню? Например, Гребенщикова или Трента Резнора?

— Резнора, пожалуй, нет. Я не настолько сильна в английском, чтобы на нем по-честному петь. Или это я себя отговариваю... Не знаю. Не бралась бы пока. Вообще, у меня давно зреет идея альбома каверов. Пару песен Маши Макаровой, «Вежливого отказа», Гребенщикова... Тех людей, творчество которых понимаю, люблю и чувствую.

— Как вы с сыном влияете друг на друга в плане новой музыки?

— Он взрослый мальчик и давно уже сам выбирает, что ему слушать. Он методично проходит все этапы, которые должен пройти современный подрастающий меломан — от рэпа до Боба Марли, от трип-хопа до индастриала. Сейчас в доме часто звучит дабстеп, мне эта музыка совсем не близка. А он любит. Иногда и сам ездит куда-то в клубы, крутит ночные дискотеки.

Я же увлечена сейчас разнообразными коллаборациями этнических, джазовых, электронных музыкантов. «Старый добрый рок» для меня мертв абсолютно, мне нечего там почерпнуть, меня в нем ничто не трогает, не цепляет. Все должно быть в свое время, и если я что-то в те годы пропустила, наверстывать поздно, корм, как говорится, будет не в коня.

Я по-прежнему люблю и боготворю Led Zeppelin, это самая великая группа в мире и на все времена, но я не слушаю ее. Меня раздражают эти грязные звуки. Я предпочитаю оставить ту, прежнюю любовь к ним нетронутой, неиспорченной.

— Куда, вообще, этномузыка идет? Может, она становится российской, многонародной? Или, напротив, крепче держится за основы?

— Если вы о русском музыкальном фольклоре, то он мало кому известен. Настоящие хранители традиции предпочитают оставлять ее в аутентичном виде, что, вероятно, и правильно. А повальное «осовременивание» фольклора рок- и поп-музыкантами ведет подчас к очередной профанации, подмене. Фактически получается, что русского современного фольклора как бы и нет. Тут важно понять меня правильно — его нет в том смысле, что несколько поколений выросло, не имея представления о собственной корневой культуре. А фольклор — творчество устное, оно должно передаваться из уст в уста, жить вместе с людьми, преображаться вместе с ними...

А мы что делаем? Мы берем архивные записи песен, которым бог знает сколько сотен лет, перекладываем их на свой лад и сегодняшним языком высоких технологий пытаемся втиснуть это в уши простому слушателю. Слушатель протестует, потому что возникает внутренний диссонанс, что-то из двух составляющих — чужеродное. Слушатель не верит и отторгает то, с чем незнаком, — фольклор.

С другой стороны, никто не знает, как мог бы развиваться фольклор, имей мы другую историю. Возможно, будучи веками на устах, будучи неотъемлемой и естественной частью жизни народа, он был бы близким, понятным и «своим» для нынешнего молодого уха и сейчас пользовался бы такими же самыми средствами выражения и передачи — современными, высокотехнологичными, модными. Как, собственно, и происходит с другими этническими традициями. Есть аутентичное исполнение, а есть и современное переложение, и это не слушается надуманно, притянуто, неестественно. Я знаю много разных коллабораций — арабских певцов-мугамистов и европейских джазовых музыкантов, например, электронных композиторов, диджеев и исполнителей на африканских и азиатских народных инструментах. Таким образом, этническая традиция живет, продолжается и остается актуальной. И нет этого временнόго провала, разрыва, который мы наблюдаем здесь, в России, с нашей народной музыкой.

Как бы то ни было, я смотрю на это оптимистично. В фольклоре неисчерпаемый кладезь мудрости и красоты. И люди мало-помалу начинают это понимать и тянуться к истокам, и этот процесс уже не остановить.

Инна Желанная. Юбилейный концерт: 10 марта в московском клубе «Б2», 16 марта — в клубе «Космонавт» (СПб.)