Страницы:
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
Дмитрий Шостакович: Симфония №1, Симфония №15. Симфонический оркестр Мариинского театра, дирижер Валерий Гергиев. Mariinsky MAR0502, © 2009
В «Носе» Валерий Гергиев поднялся на такую высоту, соответствовать которой, казалось бы, довольно трудно. И поначалу второй диск Mariinsky откровенно разочаровывает — Первая симфония звучит о’кей, но не супер. Зато запись Пятнадцатой может быть смело отнесена к абсолютным вершинам Гергиева-симфониста.
В музыке Пятнадцатой традиционно принято, с одной стороны, подчеркивать инфернальную театральность, гиньольный надлом, издевательский гротеск. С другой — педалировать эфирную метафизику, предсмертное просветление. Все эти стихии Валерию Гергиеву одинаково любезны. Но последнюю симфонию Шостаковича он сыграл вообще про другое. Непривычно и нелицеприятно.
Хрупкую, по-стариковски рахитичную музыку позднего Шостаковича дирижер отказывается опирать о свою волю. Самоустраняясь, исполнитель позволяет расслышать, как мучительно и тяжело шестидесятипятилетнему композитору думалось звуками. Как постепенно отказывала его творческая перистальтика. На поверхность выходит колоссальное напряжение, которым Шостакович заполнял нотные строчки или оставлял их пустыми.
Оголяя и без того раздетую донага партитуру, безжалостно лишая ее всяких интерпретаторских париков и фижм, Гергиев поступает как режиссер-документалист. Слушающий Пятнадцатую уподоблен Германну в спальне графини, сделан «свидетелем отвратительных таинств ее туалета».
От мариинского зодчего резонно было бы ожидать попытки собрать деконструктивистскую мозаику Пятнадцатой в единое панно. Но Гергиев последовательно идет по пути divide et impera: подчеркивает бриколлаж, пугающий автоматизм копи-пейстов, шаткость собранного из реди-мейдов целого. Дирижер проверяет на прочность этот колосс на глиняных ногах, а он знай себе пляшет один dance macabre за другим.
Между композитором, исполнителем и слушателем в этой записи не без мазохизма воздвигнуто по герметичной стене. Слуху буквально не за что зацепиться, к концу диска обязательно испытываешь что-то вроде кислородного отравления. Трудно даже вспомнить, какую из интерпретаций Пятнадцатой можно поставить рядом с гергиевской. Хотя, наверное, это ей и не слишком нужно: она из числа тех культурных феноменов, которые лучше чувствуют себя в гордом одиночестве.
В «Носе» Валерий Гергиев поднялся на такую высоту, соответствовать которой, казалось бы, довольно трудно. И поначалу второй диск Mariinsky откровенно разочаровывает — Первая симфония звучит о’кей, но не супер. Зато запись Пятнадцатой может быть смело отнесена к абсолютным вершинам Гергиева-симфониста.
В музыке Пятнадцатой традиционно принято, с одной стороны, подчеркивать инфернальную театральность, гиньольный надлом, издевательский гротеск. С другой — педалировать эфирную метафизику, предсмертное просветление. Все эти стихии Валерию Гергиеву одинаково любезны. Но последнюю симфонию Шостаковича он сыграл вообще про другое. Непривычно и нелицеприятно.
Хрупкую, по-стариковски рахитичную музыку позднего Шостаковича дирижер отказывается опирать о свою волю. Самоустраняясь, исполнитель позволяет расслышать, как мучительно и тяжело шестидесятипятилетнему композитору думалось звуками. Как постепенно отказывала его творческая перистальтика. На поверхность выходит колоссальное напряжение, которым Шостакович заполнял нотные строчки или оставлял их пустыми.
Оголяя и без того раздетую донага партитуру, безжалостно лишая ее всяких интерпретаторских париков и фижм, Гергиев поступает как режиссер-документалист. Слушающий Пятнадцатую уподоблен Германну в спальне графини, сделан «свидетелем отвратительных таинств ее туалета».
От мариинского зодчего резонно было бы ожидать попытки собрать деконструктивистскую мозаику Пятнадцатой в единое панно. Но Гергиев последовательно идет по пути divide et impera: подчеркивает бриколлаж, пугающий автоматизм копи-пейстов, шаткость собранного из реди-мейдов целого. Дирижер проверяет на прочность этот колосс на глиняных ногах, а он знай себе пляшет один dance macabre за другим.
Между композитором, исполнителем и слушателем в этой записи не без мазохизма воздвигнуто по герметичной стене. Слуху буквально не за что зацепиться, к концу диска обязательно испытываешь что-то вроде кислородного отравления. Трудно даже вспомнить, какую из интерпретаций Пятнадцатой можно поставить рядом с гергиевской. Хотя, наверное, это ей и не слишком нужно: она из числа тех культурных феноменов, которые лучше чувствуют себя в гордом одиночестве.
Страницы:
- « Предыдущая
- 1
- 2
- 3
КомментарииВсего:6
Комментарии
Читать все комментарии ›
- 29.06Подмосковные чиновники ходят на работу под музыку
- 27.06В Нижнем ставят экспериментальную оперу
- 25.06Умерла «самая русская» пианистка Франции
- 22.06Готовится российская премьера «Персефассы» Ксенакиса
- 21.06СПбГУ открывает кураторскую программу по музыке и музыкальному театру
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3452474
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343801
- 3. Норильск. Май 1270513
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 898080
- 5. Закоротило 822761
- 6. Не может прожить без ирисок 786207
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 762867
- 8. Коблы и малолетки 742409
- 9. Затворник. Но пятипалый 474630
- 10. ЖП и крепостное право 408463
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 405074
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 372051
"творческая перистальтика".
а рахитом вообще-то младенцы болеют, не старики.