Просмотров: 28031
Владимир Мартынов: «Нет более неадекватного сообщества, чем музыканты»
Страницы:
— Создается впечатление, что XX век — это время, когда отдельно взятые энтузиасты пытаются освободить искусство от необходимости что-либо высказывать, а основная масса людей требует вернуть веру в высказывание.
— Безусловно, но зачем говорить об основной массе, если искусство всегда элитарно? Это не всенародное дело.
— Поэтому вы не особенно расстраиваетесь, когда вас неправильно понимают? К примеру, в своей знаменитой книге «Беседы со Шнитке» Александр Ивашкин заявил, что для вас негреховная музыка — это музыка для церкви. Как вы относитесь к подобной интерпретации?
— Скажу вам честно: я имею дело с разными профессиональными сообществами — художниками, литераторами, философами. Нет более неадекватного сообщества, чем музыканты. Когда читаешь музыкальные книги, просто ужасаешься — это какая-то каббалистика. Музыковедение выпало из сферы гуманитарного знания. Мне приписывают вещи, которые я никогда не говорил. Что касается Ивашкина, у нас с ним наладились отношения, поэтому вряд ли он сейчас сказал бы так. Но, к примеру, в Союзе композиторов, не пригласив меня, устроили обсуждение книги «Конец времени композиторов» и разбили ее в пух и прах. Потом выясняется, что текст на самом деле практически никто в глаза не видел. Из композиторов книгу читали Загний и Батагов. Всё. Мысль о конце времени композиторов многие воспринимают буквально, но я не имел в виду, что все композиторы должны в один день умереть от тифа.
— Когда Леонида Десятникова попросили назвать достойных современных композиторов, он, как ни странно, заговорил о Земфире Рамазановой. Академический композитор выделил совершенно не академического. Насколько я знаю, ансамбль Татьяны Гринденко Opus Posth должен был играть с Земфирой на прошлогоднем концерте в «Олимпийском»…
— Да, мы собирались сыграть несколько композиций, но что-то не срослось… У нас часто размывают понятие «композитор». Хотя оснований для композиторства у Земфиры гораздо больше, чем у других. У нее очень яркий материал. Так что здесь я, пожалуй, соглашусь с Десятниковым.
— Во время вашего фестиваля в «Доме» вы сейчас впервые играли «Книгу танцев». Ваше прежнее произведение с созвучным названием «Танцы на берегу» указывало на некую пограничность. Берег — это неопределенное пространство между водой и сушей, между да и нет. В «Книге танцев» уже не указано пространство этих танцев. Значит ли это, что шаг куда-то сделан?
— Шаг сделан не в какую-то определенную сторону. Пацюков (заведующий отделом экспериментальных программ ГЦСИ. — OS) хорошо сказал о «Книге танцев»: это не шаг, а вытаптывание пространства.
— Второго апреля в Рахманиновском зале будет продолжение вашего фестиваля. Какое произведение вы будете играть? Применимо ли вообще сейчас к музыке слово «произведение»?
— По поводу программы: будет играться оркестровая вещь, которая исполнялась в Штатах. Она была заказана семьей Солженицына и посвящена его памяти. Также фрагменты «Апокалипсиса» и «Стена сообщений». По поводу самого термина «произведение»: от него по-прежнему никуда не деться. Тем более если речь идет о Рахманиновском зале. В «Конце времени композиторов» я писал о том положении, в которое попадают минималисты, называющие свои произведения «внеперсональными ритуалами». Как они могут быть «внеперсональными ритуалами» в ситуации концертного зала? Если мы из всего корпуса григорианского хорала выламываем отдельные антифоны и исполняем их на концерте, они превращаются в произведение, хотя таковыми не являются.
— В своих произведениях вы обращаетесь к пространству сакрального искусства. Какому именно?
— Есть целый ряд пространств. Они не мистические, а с определенными, прочитываемыми параметрами, которые не обязательно должны указывать на христианскую сакральность. К примеру, египетское пространство, Долина Царей или индуистские храмы — это что, не сакральное пространство? Сакральное пространство — это избавленное от психологизма пространство, где присутствует священное.
— Вы часто говорите о необходимости поиска нового сакрального пространства…
— Да, человек в том виде, в каком он есть, не может дальше существовать. Кризис, о котором уже столько сказано, непонятно, чем кончится. Но чем бы он ни кончился, ясно, что в такое состояние современный мир привел именно человек.
— «Конец времени композиторов», «Конец русской литературы» — названия ваших книг. Когда же наступит конец этих бесчисленных концов? Мы всё еще живем в эпоху постмодернизма или он себя уже изжил?
— Он себя так просто изжить не может, его нужно кончить. Для того чтобы эта эпоха кончилась, нужны не просто свежие идеи. Нужны действия. Быть может, религиозные действия. Но человек пока это не осознает в полной мере. Наверное, обстоятельства еще заставят. Или вообще ничего не будет. Как сказано в «Апокалипсисе», «будут кусать языки от ужаса…». Апокалипсис не значит конец всему. Это переходный момент. Когда не будет выхода, человеку придется измениться.
Еще по теме:
Петр Поспелов. Пусть неудачник плачет, 6.03.2009
Владимир Юровский: «Мартынов вообще не совсем композитор», 10.02.2009
Другие материалы раздела:
Дмитрий Ренанский. От Моцарта до Берга: европейская опера, начало года, 19.03.2009
«Другое пространство» в Московской филармонии, 17.03.2009
Борис Филановский. Вундеркиндергартен, 13.03.2009
— Безусловно, но зачем говорить об основной массе, если искусство всегда элитарно? Это не всенародное дело.
— Поэтому вы не особенно расстраиваетесь, когда вас неправильно понимают? К примеру, в своей знаменитой книге «Беседы со Шнитке» Александр Ивашкин заявил, что для вас негреховная музыка — это музыка для церкви. Как вы относитесь к подобной интерпретации?
— Скажу вам честно: я имею дело с разными профессиональными сообществами — художниками, литераторами, философами. Нет более неадекватного сообщества, чем музыканты. Когда читаешь музыкальные книги, просто ужасаешься — это какая-то каббалистика. Музыковедение выпало из сферы гуманитарного знания. Мне приписывают вещи, которые я никогда не говорил. Что касается Ивашкина, у нас с ним наладились отношения, поэтому вряд ли он сейчас сказал бы так. Но, к примеру, в Союзе композиторов, не пригласив меня, устроили обсуждение книги «Конец времени композиторов» и разбили ее в пух и прах. Потом выясняется, что текст на самом деле практически никто в глаза не видел. Из композиторов книгу читали Загний и Батагов. Всё. Мысль о конце времени композиторов многие воспринимают буквально, но я не имел в виду, что все композиторы должны в один день умереть от тифа.
— Когда Леонида Десятникова попросили назвать достойных современных композиторов, он, как ни странно, заговорил о Земфире Рамазановой. Академический композитор выделил совершенно не академического. Насколько я знаю, ансамбль Татьяны Гринденко Opus Posth должен был играть с Земфирой на прошлогоднем концерте в «Олимпийском»…
— Да, мы собирались сыграть несколько композиций, но что-то не срослось… У нас часто размывают понятие «композитор». Хотя оснований для композиторства у Земфиры гораздо больше, чем у других. У нее очень яркий материал. Так что здесь я, пожалуй, соглашусь с Десятниковым.
— Во время вашего фестиваля в «Доме» вы сейчас впервые играли «Книгу танцев». Ваше прежнее произведение с созвучным названием «Танцы на берегу» указывало на некую пограничность. Берег — это неопределенное пространство между водой и сушей, между да и нет. В «Книге танцев» уже не указано пространство этих танцев. Значит ли это, что шаг куда-то сделан?
— Шаг сделан не в какую-то определенную сторону. Пацюков (заведующий отделом экспериментальных программ ГЦСИ. — OS) хорошо сказал о «Книге танцев»: это не шаг, а вытаптывание пространства.
— Второго апреля в Рахманиновском зале будет продолжение вашего фестиваля. Какое произведение вы будете играть? Применимо ли вообще сейчас к музыке слово «произведение»?
— По поводу программы: будет играться оркестровая вещь, которая исполнялась в Штатах. Она была заказана семьей Солженицына и посвящена его памяти. Также фрагменты «Апокалипсиса» и «Стена сообщений». По поводу самого термина «произведение»: от него по-прежнему никуда не деться. Тем более если речь идет о Рахманиновском зале. В «Конце времени композиторов» я писал о том положении, в которое попадают минималисты, называющие свои произведения «внеперсональными ритуалами». Как они могут быть «внеперсональными ритуалами» в ситуации концертного зала? Если мы из всего корпуса григорианского хорала выламываем отдельные антифоны и исполняем их на концерте, они превращаются в произведение, хотя таковыми не являются.
— В своих произведениях вы обращаетесь к пространству сакрального искусства. Какому именно?
— Есть целый ряд пространств. Они не мистические, а с определенными, прочитываемыми параметрами, которые не обязательно должны указывать на христианскую сакральность. К примеру, египетское пространство, Долина Царей или индуистские храмы — это что, не сакральное пространство? Сакральное пространство — это избавленное от психологизма пространство, где присутствует священное.
— Вы часто говорите о необходимости поиска нового сакрального пространства…
— Да, человек в том виде, в каком он есть, не может дальше существовать. Кризис, о котором уже столько сказано, непонятно, чем кончится. Но чем бы он ни кончился, ясно, что в такое состояние современный мир привел именно человек.
— «Конец времени композиторов», «Конец русской литературы» — названия ваших книг. Когда же наступит конец этих бесчисленных концов? Мы всё еще живем в эпоху постмодернизма или он себя уже изжил?
— Он себя так просто изжить не может, его нужно кончить. Для того чтобы эта эпоха кончилась, нужны не просто свежие идеи. Нужны действия. Быть может, религиозные действия. Но человек пока это не осознает в полной мере. Наверное, обстоятельства еще заставят. Или вообще ничего не будет. Как сказано в «Апокалипсисе», «будут кусать языки от ужаса…». Апокалипсис не значит конец всему. Это переходный момент. Когда не будет выхода, человеку придется измениться.
Еще по теме:
Петр Поспелов. Пусть неудачник плачет, 6.03.2009
Владимир Юровский: «Мартынов вообще не совсем композитор», 10.02.2009
Другие материалы раздела:
Дмитрий Ренанский. От Моцарта до Берга: европейская опера, начало года, 19.03.2009
«Другое пространство» в Московской филармонии, 17.03.2009
Борис Филановский. Вундеркиндергартен, 13.03.2009
Страницы:
КомментарииВсего:18
Комментарии
- 29.06Подмосковные чиновники ходят на работу под музыку
- 27.06В Нижнем ставят экспериментальную оперу
- 25.06Умерла «самая русская» пианистка Франции
- 22.06Готовится российская премьера «Персефассы» Ксенакиса
- 21.06СПбГУ открывает кураторскую программу по музыке и музыкальному театру
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451842
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343433
- 3. Норильск. Май 1268783
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897719
- 5. Закоротило 822179
- 6. Не может прожить без ирисок 782661
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 759461
- 8. Коблы и малолетки 741027
- 9. Затворник. Но пятипалый 471607
- 10. ЖП и крепостное право 407978
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403247
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370638
Я тоже фигею, дорогая редакция.
Там тоже можно писать комментарии про дырку...
http://pavelkarmanov.livejournal.com/
http://www.imeem.com/pavelkarmanov
http://www.myspace.com/pavelkarmanov
И мы ею...
А текст не так пуст, как Вы пишете.
Поэт публикой вполне себе признан.
А трескотня - так это ж интервью...там вопросы были, приходится на них отвечать. И отвечено вполне обоснованно. И - с юмором.
Не поняли меня на Западе, сетует автор. Не поняли, ибо у них там все прямолинейно высказываются, а у меня язык вторичный (сакральный, надо понимать). Однако, уж как-то слишком прямолинейно звучит этот вторичный язык. "Сакральное пространство — это пространство, где присутствует священное", - это, например, тавтология. "...ясно, что в такое состояние современный мир привел именно человек" - если мир - это мир людей (а о каком другом мире может идти речь?) - то и это тавтология. Откровение от Володимера: "Да, человек в том виде, в каком он есть, не может дальше существовать". В таком - это в состоянии постмодерна. Ан нет, всё-таки может. Не ему не следует. Человеку прописано отныне строгое воздержание (от психологизма, в первую очередь). Это негативно. А позитивно: "нужны религиозные действия". Ибо "он [постмодерн] себя так просто изжить не может, его нужно кончить (sic!)". И вот, наконец, самый яркий пример вторичного языка: "или вообще ничего не будет". И если вторичный язык - это язык, который ничего не сообщает, то не найти примера показательней.
Всё сходится: сакральное - это дизайн, это бытие, геометрический стиль, не сообщающий и не выражающий ничего язык. Однако скорее - это язык невыразительный. Высказывание совсем непрямым быть не может, иначе оно не высказывание. То, что "язык как язык" композитора Мартынова не интересует, очевидно из того набора банальностей, которым он нас потчует. "Подрыв веры в язык", который он относит ко второй половине ХХ века, но который произошёл гораздо раньше, в веке V до нашей эры (простите уж такое профанное обозначение эпох!), всё-таки не лишил европейских композиторов, поэтов и художников способности выражать смысл, пусть и первичный. Что касается смысла вторичного, то он одновременно и слишком переварен, и совсем неудобоварим.
че за фигня?
это Юровский то с Любимовым?
Ладно - я...
я б тоже ругнулся, да как-то неловко...
http://pavelkarmanov.livejournal.com/136472.html
с разрешения автора, который уже написал и готовит к изданию новую книгу по мотивам данных комментариев.
А как же ей тогда служить?
А без служения - ничего путного и не получается.
Для служения нужна вера, причём подлинная, где суть - Любовь.
А верить в фетиши - напрасный самообман - можно лишь до поры до времени - пока глаза слепые)
Итак, много слов, рассуждений и даже - фрагментарных озарений, но в единое целое так ничего и не складывается. И в такой смысловой неразберихе обязательно будут приходить мысли о конце чего-то - как о начале чего-то). Но и это - тривиально.
А по мне - так мир просто заврался и пора начинать освобождаться от вранья)
Не знаешь что делать - так прямо и скажи.
Не уверен в себе и своих способностях - взмолись, испроси, жертвенно докажи, что ты действительно жаждешь - получить дары Божьи ради них самих, т.е. не корысти ради и не ради того, чтобы потешить свой эгоизм и стать выше других.
Освободись от страхов - это и есть свобода, и делай - что тебе любящее сердце подсказывает, несгибаемо стой на своём - богатей в Бога)
А дальше - достаточно одному вырваться из вранья, как за ним потянутся другие, такие же чистые сердцем и неравнодушные к чужому горю, к несправедливости.
Не поленился - узнал в Интернете кто её автор.
Оказалось, что - Владимир Мартынов))
Пока по ТВ смотрел фильм - в голову пришла мысль, что на основе этой музыки получилась бы отличная русская опера!))) Главное - либретто хорошее, т.е. кинематографическое написать - они отлично получались у Прокофьева!