Просмотров: 28024
Владимир Мартынов: «Нет более неадекватного сообщества, чем музыканты»
Композитор-некомпозитор с интересом смотрит на лондонский провал своей оперы-неоперы
Слово «композитор», как и «опера» или «русская литература», Владимир Мартынов не может произносить без улыбки, считая их трогательными архаизмами. Написав об этом уже три книги, Мартынов приступил к своему новому труду. Материалом послужила раскритикованная иностранными СМИ лондонская премьера оперы Vita Nuova.
— 18 февраля в Лондоне состоялась премьера вашей оперы Vita Nuova по одноименному произведению Данте. Владимир Юровский, дирижер Лондонского филармонического оркестра, в интервью заранее предупреждал, что оперу могут не понять. Мнения в печатных изданиях очень разные. Так все-таки — поняли или нет?— В прессе как раз мнение однозначное — безоговорочный провал, а у публики — в большей степени успех. Хотя провал в прессе, конечно, важнее, так как мы живем в информационном пространстве. Для меня как для композитора это достаточно неприятно, хотя и не очень болезненно. Но как для человека, пишущего книги, читающего спецкурс в МГУ «Музыкальная антропология», для автоархеолога — это подарок судьбы. У меня уже насобирался огромный материал из печатных и интернет-изданий.
— То есть вы смотрите на данную ситуацию как на благодатную почву для написания новой книги?
— Да, это событие для меня достаточно интересное. Оно сразу показывает многое в природе музыкального сообщества. Его представления находятся совсем на другом уровне, нежели представления о современном искусстве в арте или даже в литературе. Музыкальное сообщество застряло где-то на начале XX века: оно все еще верит в силу прямого высказывания и требует его в музыке.
— Даже несмотря на то, что были уже Шенберг, Штокхаузен и Кейдж?
— Да, именно, хотя Шенберг и даже Булез — это тоже прямое высказывание. В Европе совсем не понимают вторичный язык, а меня совершенно не интересует вопрос языка и структуры как таковой. И мой случай с оперой прямо живая, хрестоматийная иллюстрация этой ситуации. Конечно, ругань неприятна для любого. Но нужно еще учитывать, от кого она исходит. Если бы моя работа вдруг понравилась определенным людям, в частности некоторым композиторам (не будем называть их имена), я бы сделал себе тут же харакири.
— Почему Мариинский театр, заказавший вам эту оперу, впоследствии отказался от постановки, предпочтя вам Смелкова с его «Братьями Карамазовыми»?
— Здесь есть некая родовая, классовая вражда. Я все-таки ощущаю себя человеком андеграунда и даже в Малом зале Консерватории чувствую себя неуютно.
— Но в лондонском Royal Festival Hall вам, выходит, более комфортно?
— Да, там я себя чувствую хорошо, хотя с оркестрантами были все же некоторые проблемы. Но главное преимущество лондонского зала — это, конечно, сам Юровский. Есть люди, совершенно закостеневшие в истеблишменте. Тот же Гергиев, Спиваков. Когда мы однажды имели дело со Спиваковым, он мне половину насокращал, чтобы было удобоваримее для восприятия. Я не знаю, как дальше сложится судьба у Юровского, потому что, конечно, мейнстрим затягивает и причесывает людей по-своему, но пока он очень культурно адекватный.
— Адекватный современной культурной ситуации?
— Да, потому что люди, которых я перечислил до этого, уже неадекватны культурной ситуации. Не знаю даже, читали ли они текст Адорно «Музыкальная социология». Я считаю его великим. В принципе, я имел в виду эту книгу, когда писал свою оперу о невозможности оперы. Я согласен с Адорно, говорящим о невозможности оперы после Шенберга и Берга. Раньше опера и композиторская новация шли рука об руку. Конец этому наступил с «Воццеком» — произведением, которое Берг, кстати сказать, не дописал, видимо чувствуя уже проблематичность подобного рода музыкального высказывания. Шенберг тоже не окончил свою оперу. Есть второй путь — путь компромисса, на который решился Рихард Штраус, продавшись публике.
Сейчас на Западе считается, что эталоны оперы — циммерманы и вольфганги риммы. Хотя это уже перезрелые авангардные конвульсии, которые несовместимы с оперой. Опера не может пользоваться языком авангарда. Исключением из правила является великая опера Мессиана «Франциск». Но он вообще последний из могикан.
— По вашему мнению, вопрос об опере уже стоит считать закрытым и вы лишь поставили точку?
— Да, это «считывается» с самой оперы. Начинается с григорианики, на которую, как палимпсест, накладываются другие темы. А потом все разваливается. Это ностальгические воспоминания о прекрасном времени оперы — XVIII—XIX века. Потому что даже то, что делал Берг в начале ХХ века, — это уже тупик.
— Вас как-то иронично назвали не композитором, а человеком, занимающимся музыкальным дизайном. На своем фестивале, который прошел в московском клубе «Дом» 14—15 марта, вы сказали, что такое определение для вас комплимент. Что вы в данном случае вкладываете в понятие «дизайн»?
— Быть может, мы говорим о разных явлениях. Они используют это слово в пренебрежительном плане, а я говорю о чем-то внутреннем… Когда я хожу, к примеру, по собраниям в британских музеях и рассматриваю античную вазовую живопись IX—VIII веков до н. э, то уже не могу подойти к вазам классического периода с фигурной живописью, потому что в них уже нет этой мощи. Линии архаического орнамента не изображают явления и предметы мира — они являют тот порядок, благодаря которому предметы и явления есть то, что они есть.
В современном понятии дизайн — это что-то внешнее и декоративное, а на самом деле — это первичное и основополагающее. Сейчас мы входим в эпоху нового дизайна, где дизайнер — человек, который комбинирует разные стили, — становится важнее художника, который создает авторские вещи. Позиция такого художника — «великого артиста» — для меня неадекватна и смешна. Это все равно что, как в анекдоте об армянском радио, представление о сверхфантазии: вставить себе в задницу веник и изображать из себя райскую птицу. Надо понимать, что время райских птиц уже прошло.
— А вместе с ним, по-вашему, и время прямых высказываний. Можно ли назвать оперу Смелкова, поставленную в Мариинском театре, попыткой такого прямого высказывания?
— Я не слышал эту оперу целиком, но по фрагментам могу сказать, что это не просто прямое, а наипрямейшее высказывание. Быть может, это все искренне, но иногда такая искренность — самое ужасное. И дело тут не только в Смелкове. Щедринская опера, поставленная в Мариинке, то же самое. То, что делают Смелков и Щедрин, можно сравнить, если мы возьмем изобразительное искусство, с Шиловым и Церетели.
— По-вашему мнению, прямое высказывание дискредитировало себя и в литературе. Разбирая причины этого явления в вашей последней книге, «Пестрые прутья Иакова», вы ссылаетесь на разоблачение культа личности в Советском Союзе. Но подрыв веры в язык — это ведь повсеместное явление в западной культуре второй половины XX столетия.
— С этим сложно спорить. И Адорно связывает этот кризис со Второй мировой войной. Когда людей так массово уничтожают, нельзя после этого писать стихотворения. Да, прямое высказывание было везде поставлено под вопрос, но все-таки есть региональные различия.
Страницы:
- 1
- 2
- Следующая »
КомментарииВсего:18
Комментарии
- 29.06Подмосковные чиновники ходят на работу под музыку
- 27.06В Нижнем ставят экспериментальную оперу
- 25.06Умерла «самая русская» пианистка Франции
- 22.06Готовится российская премьера «Персефассы» Ксенакиса
- 21.06СПбГУ открывает кураторскую программу по музыке и музыкальному театру
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451783
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343393
- 3. Норильск. Май 1268687
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897700
- 5. Закоротило 822156
- 6. Не может прожить без ирисок 782484
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 759184
- 8. Коблы и малолетки 740955
- 9. Затворник. Но пятипалый 471409
- 10. ЖП и крепостное право 404440
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403187
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370552
Я тоже фигею, дорогая редакция.
Там тоже можно писать комментарии про дырку...
http://pavelkarmanov.livejournal.com/
http://www.imeem.com/pavelkarmanov
http://www.myspace.com/pavelkarmanov
И мы ею...
А текст не так пуст, как Вы пишете.
Поэт публикой вполне себе признан.
А трескотня - так это ж интервью...там вопросы были, приходится на них отвечать. И отвечено вполне обоснованно. И - с юмором.
Не поняли меня на Западе, сетует автор. Не поняли, ибо у них там все прямолинейно высказываются, а у меня язык вторичный (сакральный, надо понимать). Однако, уж как-то слишком прямолинейно звучит этот вторичный язык. "Сакральное пространство — это пространство, где присутствует священное", - это, например, тавтология. "...ясно, что в такое состояние современный мир привел именно человек" - если мир - это мир людей (а о каком другом мире может идти речь?) - то и это тавтология. Откровение от Володимера: "Да, человек в том виде, в каком он есть, не может дальше существовать". В таком - это в состоянии постмодерна. Ан нет, всё-таки может. Не ему не следует. Человеку прописано отныне строгое воздержание (от психологизма, в первую очередь). Это негативно. А позитивно: "нужны религиозные действия". Ибо "он [постмодерн] себя так просто изжить не может, его нужно кончить (sic!)". И вот, наконец, самый яркий пример вторичного языка: "или вообще ничего не будет". И если вторичный язык - это язык, который ничего не сообщает, то не найти примера показательней.
Всё сходится: сакральное - это дизайн, это бытие, геометрический стиль, не сообщающий и не выражающий ничего язык. Однако скорее - это язык невыразительный. Высказывание совсем непрямым быть не может, иначе оно не высказывание. То, что "язык как язык" композитора Мартынова не интересует, очевидно из того набора банальностей, которым он нас потчует. "Подрыв веры в язык", который он относит ко второй половине ХХ века, но который произошёл гораздо раньше, в веке V до нашей эры (простите уж такое профанное обозначение эпох!), всё-таки не лишил европейских композиторов, поэтов и художников способности выражать смысл, пусть и первичный. Что касается смысла вторичного, то он одновременно и слишком переварен, и совсем неудобоварим.
че за фигня?
это Юровский то с Любимовым?
Ладно - я...
я б тоже ругнулся, да как-то неловко...
http://pavelkarmanov.livejournal.com/136472.html
с разрешения автора, который уже написал и готовит к изданию новую книгу по мотивам данных комментариев.
А как же ей тогда служить?
А без служения - ничего путного и не получается.
Для служения нужна вера, причём подлинная, где суть - Любовь.
А верить в фетиши - напрасный самообман - можно лишь до поры до времени - пока глаза слепые)
Итак, много слов, рассуждений и даже - фрагментарных озарений, но в единое целое так ничего и не складывается. И в такой смысловой неразберихе обязательно будут приходить мысли о конце чего-то - как о начале чего-то). Но и это - тривиально.
А по мне - так мир просто заврался и пора начинать освобождаться от вранья)
Не знаешь что делать - так прямо и скажи.
Не уверен в себе и своих способностях - взмолись, испроси, жертвенно докажи, что ты действительно жаждешь - получить дары Божьи ради них самих, т.е. не корысти ради и не ради того, чтобы потешить свой эгоизм и стать выше других.
Освободись от страхов - это и есть свобода, и делай - что тебе любящее сердце подсказывает, несгибаемо стой на своём - богатей в Бога)
А дальше - достаточно одному вырваться из вранья, как за ним потянутся другие, такие же чистые сердцем и неравнодушные к чужому горю, к несправедливости.
Не поленился - узнал в Интернете кто её автор.
Оказалось, что - Владимир Мартынов))
Пока по ТВ смотрел фильм - в голову пришла мысль, что на основе этой музыки получилась бы отличная русская опера!))) Главное - либретто хорошее, т.е. кинематографическое написать - они отлично получались у Прокофьева!