Александр Ивашкин: «Удивляюсь, почему Шнитке не звучит еще из мобильных телефонов»

Виолончелист, дирижер, музыковед, лондонский профессор и верный летописец творчества Альфреда Шнитке о том, что сейчас происходит с музыкой композитора

Имена:  Александр Ивашкин · Александр Раскатов · Александр Рождественский · Алексей Любимов · Альфред Шнитке · Андрей Борейко · Геннадий Рождественский · Манашир Якубов · Марк Пекарский · Николай Корндорф · Питер Шмелц

Сегодня, 24 ноября, исполняется 75 лет со дня рождения Альфреда Шнитке. В Лондоне юбилею композитора посвятили грандиозный фестиваль, в Москве – ряд отдельных концертов, рассредоточенных по ноябрю и началу декабря. Две программы представил Александр Ивашкин – автор-составитель знаменитой книги «Беседы с Альфредом Шнитке», летописец и неутомимый исследователь творчества композитора. В первой звучали камерные сочинения, вторая называлась «(Не)Знакомый Шнитке» и состояла из раритетов, среди которых были две российские премьеры и одна мировая. Ивашкин участвует и в лондонском фестивале, где 28 ноября исполняет Второй виолончельный концерт.

— Что происходит сегодня в мире с музыкой Шнитке, как меняется к ней отношение?

— Сейчас на Западе Шнитке стал восприниматься просто как композитор ХХ века. Слава Богу, он выписался из советского контекста. С 15 ноября в Лондоне проходит фестиваль «Меж двух миров», посвященный 75-летию Шнитке: в его программе неслучайно нет Шостаковича, зато есть Бах, Гайдн, Вагнер, Берг, Веберн — Шнитке представлен как продолжатель скорее этой традиции. Главное событие фестиваля — британская премьера оперы «Доктор Фауст»: в полуконцертном исполнении Владимир Юровский дирижировал первым и третьим актами целиком плюс фрагментами второго. И очень хорошо, что в декабре он собирается повторить это в Москве.

— Что еще вы бы отметили из событий лондонского фестиваля?

— Был впервые исполнен Концерт для электроинструментов 1960 года, Шнитке написал его для Ансамбля Вячеслава Мещерина. Самым сложным оказалось найти собственно эти инструменты — их пришлось частично заменить синтезаторами. Были исполнены, с триумфальным успехом, «Три сцены» и «Желтый звук». Концерт-открытие прошел замечательно, очень хорошо играли студенты Королевского колледжа. Играли Монолог для альта, «Ревизскую сказку», к которой они сами подобрали тексты из Гоголя, и Шестую симфонию Прокофьева. Замечательно и как-то символично было то, что все эти люди из разных стран — и англичане, и русские, и китайцы, и из Африки — с большим энтузиазмом играли программу, посвященную музыке Шнитке.

— Как ее воспринимают молодые исполнители?

— В наш архив Центра русской музыки в Лондоне приходит очень много молодых людей, студентов из разных стран — хотят работать с рукописями, посмотреть на то, как Альфред писал, увидеть его эскизы... У молодого поколения серьезный подход — не просто взять в библиотеке рваные ноты и кое-как сыграть по чужим штрихам, а увидеть Шнитке так же, как они видят Баха, Бетховена или Шопена, то есть музыку, к которой нужен аутентичный подход. Для них эта музыка уже стала такой же классикой. Ведь что такое аутентичное исполнение? Попытка найти новый, свой взгляд на музыку, основанный на серьезном изучении того, что написал композитор. Очень здорово, что эти молодые люди не просто слушают пластинки, записанные еще в Советском Союзе в 1980-е годы, и не копируют исполнение — они стараются играть Шнитке по-своему. И понять его, исходя не из того, как его играли тогда, хотя играли очень хорошо, но найти новый подход.

— В начале ноября вы представили в Москве две программы с музыкой Шнитке. Как за прошедшие годы изменилось ее восприятие российским слушателем?

— Как я могу судить, хотя уже и не живу в России постоянно, изменилось многое. Отношение к музыке Шнитке менялось не раз: в 1980-е годы вокруг него был ореол pop-star, я помню эту атмосферу. Потом интерес упал — думаю, по той простой причине, что очень легко приклеить ярлык на любого композитора, писателя, художника. Я в связи с этим вспоминаю слова Айвза, которым когда-то был увлечен, я написал о нем книгу: Айвз говорил, что Бог и природа создают луга, поля, долины, музыку, а человек ставит заборы и приклеивает ярлыки. То же самое произошло с наследием Шнитке после его смерти — как это произошло с Шостаковичем и Прокофьевым. Сейчас музыка Прокофьева очень популярна, много исполняется и слышится с совершенно других позиций, чем прежде. А когда Шостакович был жив, а Прокофьев уже умер, то прокофьевская музыка исполнялась очень мало, Шостаковича играли гораздо больше.

То же произошло с музыкой Шнитке, к которому прилепили разные ярлыки, не без содействия средств массовой пропаганды в России и Советском Союзе. Когда я приезжаю в Россию и включаю телевизор, обязательно слышу Шнитке в каком-нибудь рекламном ролике или телезаставке — или «Ревизскую сказку», или сладостный эпизод из Альтового концерта, или Танго из Первого Concerto grosso — удивляюсь, почему еще не из мобильных телефонов... К Альфреду прилип такой ярлык — многие из молодых исполнителей, которые не имели возможности изучить его музыку, в том числе и из-за отсутствия доступных нот, думают: Шнитке талантливый стилизатор, кинокомпозитор, то танго пишет, то сладкие мелодии, то какие-то концерты и сонаты. Ведь нот Шнитке в России нет.

Поэтому мы сейчас и затеяли новое, критическое собрание сочинений в санкт-петербургском издательстве «Композитор», вышло уже шесть томов. Как главный редактор этого собрания, я занят изданием сочинений и комментариями к ним, примерно то же делает Манашир Якубов в издательстве 'DSCH'. Надеюсь, это поможет понять музыку Шнитке по-настоящему. После концерта 7 ноября, которым мне посчастливилось продирижировать, я увидел, что московская публика готова воспринимать его во всей полноте. Очень этому рад — я опасался, что некоторая усталость от той музыки Шнитке, что отобрана CМИ, есть и у слушателей, и у исполнителей.

— В предыдущие два сезона в Москве играли примерно по полтора десятка сочинений Шнитке, до того — реже.

— Полтора десятка — это хорошо, ведь Шнитке — не только музыка для театра и кино и не только Танго из Кончерто гроссо. У него было огромное количество лиц и стилей, были разные периоды. Я не ожидал, что концерт 6 ноября соберет полный зал, тем более что по соседству играли российские премьеры Пярта и Сильвестрова — серьезная конкуренция! А были очень хорошая публика и теплая обстановка.

Что касается программы «(Не)Знакомый Шнитке» 7 ноября, ее целью было показать именно разные лица Шнитке, разные его музыки — я имею в виду не те, которые он использовал, беря их в сферах быта, популярной музыки, классики, но и ту его музыку, где нет никакой полистилистики, представляющую собой собрание огромного количества самых разных идей. И я особенно доволен тем, что хорошо прошла «Музыка для камерного оркестра» (1964, российская премьера): это действительно замечательное сочинение, очень необычное для Шнитке — и в то же время из него выросло многое из того, что он написал позже.

— Оно ни разу не записывалось?

— Не только не записывалось, в каталоге издательства Сикорского написано, что эта музыка утеряна. Хотя она, конечно, не утеряна, более того, недавно вышла книга американского исследователя Питера Шмелца, посвященная советской музыке времен оттепели: Such Freedom, If Only Musical. И там он анализирует эту партитуру, хотя я не знаю, где он ее взял: может быть, ему удалось скопировать ее в Российском музфонде. Со многими положениями Шмелца я не согласен: это типично американская, политически направленная книга, где говорится, например, что Шнитке служил на потребу холодной войне, написав ораторию «Нагасаки». Это, конечно, чушь, зато там есть и квалифицированный анализ музыки, которую считают утерянной. И в этом анализе Шмелц блестяще показывает, насколько здорово эта музыка сделана чисто технически.

— В 2009 году вышло две записи последней, Девятой симфонии Шнитке в редакции Александра Раскатова. Насколько близко Раскатову удалось подойти к тому, что хотел сказать Шнитке?

— Редакция Раскатова, по-моему, к воле автора очень близка — это практически то, что написал Альфред. Я взял оригинальную партитуру, которая трудно читаема, точнее, копию автографа, и с нею в руках прослушал раскатовскую версию. И вполне мог следить. Раскатов над этим долго работал, он использовал и то, что успел сделать Николай Корндорф, а Коля работал чуть больше года, до своей смерти. Но он успел изучить огромное количество других поздних сочинений Альфреда, в частности Вариации для струнного квартета и Второй альтовый концерт. Мне кажется, это замечательная, почти авторская версия — настолько, насколько можно ее расшифровать. Было несколько исполнений — Денниса Рассела Дэвиса, Овейна Хьюза, Юрия Башмета, но особенно мне хотелось бы выделить запись, которая пока не издана на CD, она сделана на концерте в Гамбурге под управлением Андрея Борейко. Он сделал небольшие сокращения, которые пошли на пользу музыке, Ирине Федоровне Шнитке исполнение тоже очень понравилось, я хотел бы передать его на радио «Орфей» — может быть, они будут транслировать.

— В 1998 году свою редакцию симфонии представил Геннадий Рождественский — почему его версия настолько не похожа на версию Раскатова?

— Ситуация была очень сложная. У Геннадия Николаевича было чуть меньше года перед планируемой премьерой. Но расшифровать такую партитуру за несколько месяцев никому не под силу. Рождественский никогда больше ту редакцию не исполнял. Зато 28 и 30 ноября он дирижирует японской премьерой оратории «Нагасаки», в этой же программе —прелюдия «Для Ливерпуля» и Четвертый скрипичный концерт с Александром Рождественским. Это огромное событие национального и даже мирового масштаба: японцы ожидают премьеру оратории c трепетом — так мне пишут мои японские друзья-музыканты.

— Много ли сочинений Шнитке еще не записано?

— Достаточно много не только не записанных, но даже таких, о которых никто не знает. Например, недавно в московском архиве Альфреда на его квартире удалось обнаружить оркестровую версию Cantus perpetuus. Это сочинение существовало в виде рисунка, очень красивого, его впервые сыграли Марк Пекарский и Алексей Любимов в Доме ученых в 1975 году. Как и все, я долгое время считал, что по этому рисунку музыканты должны импровизировать. На самом же деле позже Альфред сделал абсолютно фиксированную версию этого сочинения для большого оркестра, и эта партитура есть, каллиграфически написанная, — надеюсь, она будет скоро исполнена, замечательное сочинение.

Не расшифрован Второй альтовый концерт, который был полностью закончен — нечто среднее между сонатой и концертом. Партитура начинается как соната, участвуют альт и фортепиано, а потом уже развивается как концерт с оркестром. Она написана так же, как Девятая симфония, но гораздо короче — расшифровке вполне поддается, просто кто-то должен потратить на это год или несколько лет. Сейчас в Лондоне выходит диск «Шнитке: открытия», куда вошли ранние Шесть прелюдий для фортепиано, «Магдалина» на слова Пастернака, Вариации для струнного квартета, оконченные в год смерти Альфреда, и запись «Желтого звука», которую давным-давно делал еще наш Ансамбль солистов Большого театра под управлением Александра Лазарева.