Б. Ф. Да, тема совершенно не московская. Именно поэтому она нужна Москве.

Л. Д. И что же делать? Как объяснить человеку, который, допустим, имеет какое-то представление о классике, что «Воццек» — это музыка неописуемой красоты?

Б. Ф. Думаю, та часть аудитории, которая хочет это слышать и видеть, насытится довольно быстро. А пробить брешь в другой части аудитории пока вряд ли получится. В лучшем случае люди, которым подавай, например, «Хованщину» в сталинской постановке, сходят на «Воццека» один раз…

Л. Д. …с целью убедиться, что это говно и что Большой театр пал еще ниже…

Б. Ф. …и проебал кучу денег…

Л. Д. …налогоплательщиков.

Б. Ф. В случае «Воццека» особенно ясно, что должна быть система stagione: неделя представлений, полгода перерыв и потом снова.

Л. Д. Конечно, stagione моя мечта. Я сам 25 лет живу по системе stagione и могу сказать, что психология меняется в сторону большей самостоятельности: как-то научаешься сам о себе заботиться, а патернализм государственный побоку. На своем месте я могу представить и певца. Но все-таки принцип stagione сталкивается с трудовым законодательством.

Б. Ф. А сосуществование репертуарной системы и stagione?

Л. Д. Да, это оптимальная модель для Большого. «Воццек» ведь не станет репертуарной оперой — такой как «Кармен» или «Евгений Онегин».

Б. Ф. Ну так этого и не предполагалось.

Л. Д. Пока заряжено пять спектаклей в ноябре и два в мае. Мне бы хотелось — это я уже как номенклатурный работник говорю, — чтобы «Воццека» показали в Новосибирске, в Перми, в крупных городах России.

Хорошо, поговорим о целевой аудитории, которая хочет это слушать и смотреть. Вот Дондурей писал, что есть один процент населения, который смотрит хорошее кино по ТВ с часу ночи до пяти утра. В Москве 15 миллионов, один процент — это 150 тысяч.

Б. Ф. Может быть, один процент только трудоспособного населения?

Л. Д. А может, одна десятая процента? 15 тысяч?

Б. Ф. Да, наверное, в Москве найдется тысяч 20—25 желающих посмотреть «Воццека».

Л. Д. Это музыканты-профессионалы? Студенты?

Б. Ф. Уверен, что в основном нет.

Л. Д. Молодые снобы? Театралы? Хипстеры-ботаники (есть и такая разновидность)? Гадаем на социологической гуще.

Б. Ф. Не знаю, как это будет в Москве и с «Воццеком». Но знаю, как это происходит на концертах «Про Арте». Вы видели, там не очень много музыкантов. А студенты консерватории, объективно наша target group, — они en masse вообще ложили на это с прибором. Зато очень много людей, у которых какой-то свой выход в музыку. Это могут быть художники и литераторы; те, кто интересуется современным искусством и литературой; студенты-гуманитарии и студенты-естественники.

Л. Д. Они ходят и на фестиваль Earlymusic, и в «Про Арте»…

Б. Ф. …потому что им наскучила филармоническая рутина.

Л. Д. То есть они настроены антибуржуазно?

Б. Ф. Филармоническая публика не буржуазная, там скорее врачи-учителя-инженеры, советское подобие low middle class.

Л. Д. Вымирающее подобие.

Б. Ф. Скажем так, стремительно сужающаяся социальная база. Зато не охвачена другая группа — дизайнеры или, скажем, не лишенные культурных запросов айтишники.

Л. Д. Люди, которых интересует современное искусство вообще и такая музыка в частности. Но она их интересует как экстрим. Вот что мы читаем в «Диалогах» Стравинского: «Современным примером антитезы моей музыке является “Воццек”... Меня смущает в “Воццеке” (а я люблю его) уровень его апелляции к невежественной аудитории, и успех, которым он пользуется, можно приписать 1) сюжету, 2) Библии и детским сентиментам, 3) сексу, 4) краткости, 5) динамическим оттенкам от pppp до ffff, 6) засурдиненной меди, ´, ^, >, col legno и т.д., 7) мнению, что вокальная линия ↗↘↗ = эмоции, 8) оркестровым бичеваниям в интерлюдиях, 9) ощущению публики, что вещь ужасно современная». Что вы об этом думаете? Зависть?

Б. Ф. Нет.

Л. Д. Вроде бы все правда, но это вот «а я люблю его» в скобках — оно совсем тонет.

Б. Ф. Это характерный для Стравинского способ высказывания. То, что в скобках, дорогого стоит. И он ведь не касается того, какая это музыка, — только причин ее успеха.

Л. Д. И ему не нравится, что «Воццек» его имеет, а, допустим, «Персефона» — нет.

Б. Ф. Стравинский здесь высказывается как музыкальный социолог.

Л. Д. Но с некоторым осуждением.

Б. Ф. Мне так не кажется — может быть, потому, что я очень люблю Стравинского.

Л. Д. «Воццек» шедевр, а любой шедевр очень уязвим.

Б. Ф. Нет неуязвимых шедевров. По крайней мере, в ХХ веке. Мне близко отношение Стравинского. И между прочим, он портретирует неведомую нам сегодня чуткость публики. Вы только подумайте, она реагирует на pppp и ffff, на изломанную вокальную линию, детализованную акцентуацию и так далее. На детские сентименты реагирует! А сегодня-то всем похуй!

Л. Д. Да, вы правы. Мне Черняков рассказывал, что в Германии, где опера — часть культурного ландшафта и может спокойно идти в каком-нибудь Бохуме, публика именно так и реагирует. Может быть, у Стравинского и есть насмешка над ней, но мы-то с нашей культурной дикостью не имеем права ее разделять. Для нас такая реакция — позитивная и недостижимая.

Б. Ф. Потому что мы-то в смысле культуры публики находимся отнюдь не в 1930-м (или когда Стравинский сказал это про «Воццека»?), а в 1910-м: «Петрушка» уже написан, а «Весна священная» еще нет. А если написана, то еще не вошла в публичный тезаурус, в нашу мелосферу.

Л. Д. Это такой позитивистский подход. Представление о некоем прогрессе в искусстве.

Б. Ф. Как сказать. Есть вещи, которые нельзя обойти, через которые нельзя перепрыгнуть. Тот же «Воццек».

Л. Д. Да, мы не можем без «Воццека». Вопрос, как убедить в этом публику.

Б. Ф. Если театр приложит силы, чтобы выцепить интересующихся из общей массы…

Л. Д. Не очень понятно, как это делать. Это ведь уникальный для Большого спектакль, соответственно другая аудитория.

Б. Ф. А «Похождения повесы» Стравинского в постановке Чернякова тоже ведь уникальный был спектакль.

Л. Д. Да. Он немножко опередил свое время. Абсолютно замечательный, но пришлось его снять, потому что публика насытилась. Думаю, его надо обязательно возобновить через пару сезонов. Так вот, Большой театр — главный в стране, внимание властей, ТВ, первых-вторых кнопок, официоз — и вдруг такой faux pas. Ясно, что в этом случае пропаганда должна быть другая.

Б. Ф. Она не должна идти крупным социологическим помолом, должна обращаться к отдельному человеку. Вот лично я ничего лучшего не желал бы от Большого театра, чтобы был «Воццек» и чтобы ставил Черняков, а дирижировал Курентзис.

Л. Д. Я счастлив, что имею отношение к Большому театру, когда в нем происходит такое.


Заголовок текста — вольный перевод реплики главного героя пьесы Георга Бюхнера «Войцек». Первая сцена «У Капитана»