Павел Лобков: «Мне, честно говоря, осточертело мотаться с лопатой по чужим домам»

Теледокументалист поговорил с КИРИЛЛОМ ИВАНОВЫМ про синтетические фильмы, зеленых врагов науки и будущее науч-попа

Имена:  Павел Лобков

В преддверии нового телесезона OPENSPACE.RU поговорил с автором одного из главных событий телесезона закончившегося. Документальный сериал Павла Лобкова о науке на НТВ, впервые на российском телевидении продемонстрировавший науч-поп высокого качества, был вполне востребован аудиторией. Последний фильм сезона — «Жизнь за еду» — собрал невероятную для жанра долю — 24. То есть каждый четвертый россиянин, включивший в этот момент телевизор, смотрел хоть и познавательный, но все же требующий напряжения и внимания фильм о науке.

— Почему до вас по большому счету вменяемого науч-попа не было?

— Он был, но просто отношение к науч-попу — ну, примерно как к каналу «Культура», как к некой обязаловке. Очень похоже на принцип «остаточного финансирования культуры» — нам надо для проформы иметь по вещательной лицензии сколько-то науч-попа. Ну, сделаем там что-то, в 00:25 покажем. Как известно, на НТВ, когда у нас еще не было празднований Нового года, показывали статичную картинку камина. И огонь этот тоже собирал некую долю. То есть были люди, которые заедали этим огнем «Советское шампанское». В 00:25 можно все, что угодно, потому что человек, который в это время не спит, он уже спать не будет. Авторов это ни к чему не обязывало, поэтому можно было давать такие, как это у нас на телевидении называется, «кирпичи», трехминутные блоки с закадровым текстом, потом еще две минуты интервью. И вот такое можно клеить километрами. И про черные дыры, и про гены… Вот я сейчас как раз наблюдал один такой шедевр по поводу бессмертия. Мы сделали фильм на эту тему, а они после нас снимали. Вроде и люди практически те же самые сняты, а смотреть невозможно. Человек жует жвачку, а ты на него смотришь. То есть научпоп был, но такой замшелый, советского типа.

— А может быть, раньше просто потребности в этом не было? Ну, неинтересно зрителям было…

— Потребность, безусловно, была. Пробным камнем здесь был фильм «Великая сила воды», который вышел на одном из главных российских телеканалов. Я бы не стал использовать здесь слово «науч», чтобы никого не обидеть; скажем, что это был фильм научного направления. И всех тогда поразило, что он прошел с долей то ли 34%, то ли 35% — ну, какая-то совершенно фантастическая, сравнимая разве что с концертом Пугачевой.

— Этот фильм получил «ТЭФИ» в номинации лучший документальный фильм…

— Ну, этот междусобойчик мы не обсуждаем. Важно, что зритель так отреагировал. И потом постепенно и «Первый канал» стал какую-то документалку сдвигать поближе к программе «Время». И «Россия» подтянулась. Нужно было, чтобы кто-то сделал первый шаг — первый шаг был таким. Корявый, неудачный — я говорю это с точки зрения науки. Но шаг был сделан, проба была снята. Стало понятно, что этого блюда люди хотят. Хотят они по двум причинам. Во-первых, мы сейчас пользуемся огромным количеством предметов. Я, например, сейчас наговариваю этот текст на диктофон. В этом диктофоне зарыт примерно десяток Нобелевских премий — от транзистора Шокли до... не знаю, что еще есть в этом диктофоне. Но десяток там точно есть —полупроводники, до фига всего. При этом это очень простая в обращении штука: нажал кнопку — он записывает звук.

Чем дальше мы идем по пути цивилизации, тем больше окружающих нас вещей становятся, скажем так, юзер-френдли. Ну, например, овощи стали невероятно юзер-френдли. То есть вы приходите в ларек на углу, и там всегда есть мандарины. Раньше мандарины были в ноябре — когда в Абхазии, в Испании, в Марокко они созревали. Сейчас вы идете в ларек — там есть свежие мандарины. Откуда? Из ЮАР. Мы задумываемся об этом? Нет. Это прогресс. Это юзер-френдли-мандарины. Юзер-френдли-помидор: положил его в холодильник, через две недели вспомнил — он не заплесневел. Я даже не говорю про технику: чем сложнее она становится, тем проще ею управлять.

С другой стороны, у человека, поскольку он любопытен по природе, возникает некое желание, как у ребенка, разобрать игрушку: а, собственно, что это такое? С чем я имею дело? И возникает желание раскрутить, разобрать, собрать опять. Но теперь это не получается. На уровне Великой промышленной революции приборы были более-менее понятны — все, кроме, может быть, радио, которое возникло в 1880 году благодаря Генриху Герцу… Радио — это сложные для понимания электромагнитные колебания, конечно. А вот паровоз, пароход, самолет, железная дорога — главные достижения XIX века — понятны, можно школьнику объяснить. Я расцелую того человека во все места, который мне объяснит, как ваш компьютер находит мой компьютер в сети интернет. Потому что я только недавно понял, как ваш мобильник находит меня в магазине и в туалете. Это потребовало от меня довольно серьезных усилий. А человеку хочется, чтобы мир был понятен.

Правда, у феномена управляемых, но непонятных предметов есть очень неприятное последствие — естественное желание получить простые ответы на сложные вопросы. И вот тут появляются всякие-разные Петрики. «Почему человек влюбляется в другого человека?» — «Ну, такая энергия из космоса идет». «Чем отличается чистая вода от плохой?» — «Своей энергией отличается, чем еще». «Почему один толстый, другой худой?» — «Ну, потому что энергией они по-разному обмениваются с окружающим миром». И все понятно, да? И на этом тоже попадаются очень многие документалисты, потому что чем отличается настоящий ученый от этого псевдо? Тем, что настоящий ученый, как правило, будет выкобениваться очень долго. Ты ему будешь писать, он будет говорить (и совершенно справедливо), что «вы, телевизионщики, все упрощаете, я двадцать лет работал, а вы всё в одну строчку поместили, и вообще вы меня еще в этой строчке извратили». — «А это были не мы, это был 18-й канал». — «Ну, мне все равно, 18-й канал или 22-й канал. Я с вами общаться не буду». И идут эти переговоры месяцами. В конце концов ты его записываешь, потом он тебя проклинает, и так далее. Как правило, настоящий ученый именно так реагирует. Это нормальная реакция. Это как иммунный ответ, потому что телевидение на самом деле — это такое инородное тело в обществе. А псевдоученые ведь отвечают на твой имейл еще до того, как ты им послал запрос.

Конечно, если тебя время поджимает, а настоящие ученые не клюют, возникает соблазн: «А давай запишем профессора Пупкина, он расскажет про космическую энергию». И он действительно это сделает волнующе. Вот в чем особенность. А настоящий ученый будет мекать, бекать, потому что он хочет объяснить все в деталях. Он на эту вашу строчку годы потратил.

— В общем, можно понять ученых, которые отказываются давать интервью…

— Нужен мостик между наукой и документалистикой. Например, в Англии, вообще в англосаксонских странах с этим намного проще — для местной аудитории. Потому что там все-таки ученые живут на гранты, они через средства массовой информации отчитываются перед своими грантодателями. У нас такой системы нет, потому что ученый почему-то не чувствует себя обязанным отчитываться перед налогоплательщиком. В общем, мы все друг друга стоим. Наверное, потому, что они живут на грант от РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований. — OS) и отчитываться надо только перед ним.

— Но научная степень должна как-то помогать. Вы ведь кандидат биологических наук.

— Моя научная руководительница, например, докторскую защитила у Трофима Денисовича Лысенко по теме превращения пшеницы в пшено или что-то в этом духе... В общем, не думаю, что это те корочки, которыми надо козырять.

— А у вас есть ли ощущение, что люди готовы, ну, например, целый такой канал смотреть. Сплошной науч-поп.

— Я бы с удовольствием смотрел, честно говоря. Запустил же СТС канал «Галилео», правда, там ни слуху ни духу, какой там контент будет: собственный или покупной. Потому что это тоже такой разрыв, который крайне сложно преодолеть. Если бы мы, условно говоря, с 1978 года от передач, скажем, «Очевидное — невероятное», «Это вы можете», «Человек. Земля. Вселенная» развивались даже в этом застойном времени до сегодняшнего дня непрерывно, не прерываясь на целую эпоху, которую заложил Александр Глебович Невзоров… Вот если бы на эту эпоху не прерывались, то, может быть, мы бы делали то же, чем занимаются Би-би-си, «Дискавери» и так далее. Но сейчас уже нужно очень долго догонять, просто со сверкающими пятками.

— Как раз я хотел спросить про Би-би-си. Там большинство фильмов...

— Очень разные. Бывают очень слабые, бывают фильмы-эпохи. Вот, например, фильм конца 80-х годов — еще не было спецэффектов — и там пчела трахается с орхидеей. Ты можешь смотреть на это бесконечно. Ну, или слизняки какие-нибудь сексом занимаются...