Щенки, немцы, много музыки, четырехлистник, Бельгийское Конго, видоискательница, обширная переписка, каждая третья мысль, русские и пожарное авто – да не то
Имена:
Александр Терехов · Альберт Санчес Пиньоль · Джеффри Хоскинг · Джон Барт · Доналд Бартелми · Ефим Эткинд · Павел Зальцман · Софья Купряшина
Павел Зальцман. Щенки
Павел Зальцман, художник, «последний филоновец», неожиданно (хотя, возможно, и закономерно) оказался востребован нашим временем в своем литературном качестве. Совсем недавняя книга 2003 года прошла незамеченной, а вот вышедший в прошлом году сборник стихов «
Сигналы Страшного суда» был очень даже замечен. В майском «Знамени» опубликован
отрывок из блокадных воспоминаний, и вот выходит неоконченный роман «Щенки» — вместе с рассказами 1940—1950-х гг. и повестью
Memento. Это, несомненно, событие — и можно уверенно предсказать, что интерес к Зальцману-писателю будет только расти. Одну главу можно
прочесть на официальном сайте.
Павел Зальцман. Щенки. Проза 1930—50-х годов. — М.: Водолей, 2012
Алекс Росс. Дальше — шум. Слушая ХХ век
Автор этой книги, название которой в оригинале содержит отсылку к «Гамлету» (
«The rest is noise»), — бессменный музыкальный обозреватель
The New Yorker в течение последних шестнадцати лет и один из самых известных в мире популяризаторов академической музыки. Эта монография по истории современной музыки охватывает не только столетний период, но и чрезвычайно широкий диапазон явлений — от Штрауса и Малера до бибопа и
Velvet Underground. Отдельная объемная глава посвящена музыке в сталинском СССР. За этим масштабным повествованием о звуках, мелодиях и гармониях XX столетия открывается совсем другой рассказ — о людях и большой истории. Книга удостоена
Национальной премии литературных критиков,
премии The Guardian за дебютную книгу, итальянской
Premio Napoli, французской
Grand Prix des Muses и побывала в коротком списке Пулитцеровской премии. Появление ее по-русски особенно важно, если учесть, что именно музыку XX века как целое в России читающая публика представляет себе, как правило, чрезвычайно плохо.
Алекс Росс. Дальше — шум. Слушая ХХ век. — М.: Corpus, 2012. Пер. с английского Михаила Калужского, Анны Гиндиной
Александр Терехов. Немцы
Предыдущий роман Терехова — «
Каменный мост» — вызвал оживленную полемику и среди критиков, и среди той небольшой части общественности, что еще продолжает отчего-то интересоваться современной российской прозой. Роман получил вторую премию «Большой книги» и попал в короткий список Букера. Вот и «Немцев» уже тоже на всякий случай
записали в шорт-лист «Национального бестселлера». На этот раз Терехов написал не исторический роман, а такую книгу из современной жизни. А точнее, из непростой личной и общественной жизни начальника пресс-центра в одной из городских префектур. Это с его стороны было поступком в некотором роде мужественным, поскольку сопротивление материала в этом случае существенно выше. Подробнее о «Немцах» мы напишем совсем скоро, а пока небольшой фрагмент можно прочесть
в «Новой газете».
Александр Терехов. Немцы. — М.: АСТ, 2012
Фаина Гримберг. Четырехлистник для моего отца
Фаина Гримберг — фигура, стоящая в современной русской поэзии особняком. Широкому читателю она известна скорее в качестве автора нескольких десятков исторических романов — некоторые из них написаны под псевдонимами. Ее предыдущая поэтическая книга, «
Любовная Андреева хрестоматия» (если не считать почти самиздатского сборника ранних текстов «Флейтистка» 2006 года), вышла десять лет назад в издательстве «АРГО-РИСК» — и тоже, как можно догадаться, не гигантским тиражом. «Если точно определить жанр каждой отдельной вещи, составившей эту книгу, — это будет необычайно длинное стихотворение. Настолько необычайно, что оно вмещает в себя эсхиловскую или шекспировскую трагедию. Жанр лирической песни и жар мусикийской лихорадки оказывается опрокинутым — не огромный роман (драма) состоит из небольших деталей, наоборот, одна первоначальная деталь показывает оборотную сторону истории литератур. Трагедия возвращается к своему лирическому началу, к мелике, двухголосной и одноголосной. Эти стихи можно характеризовать как голос, иносказательно-литературно чувствовать как мелос или исследовать как идиостиль, но одно останется верным: какую бы рифму мы ни подбирали к слову «любовь», это слово будет означать одно: слово любовь будет означать здесь «любовь», как бы вы ни проштудировали историю вопроса», — пишет в предисловии к книге Виктор Iванiв.
Объем у нас ограничен, но не могу не упомянуть и о том, что в той же серии того же издательства и тоже в мае выходит новая книга стихов Дмитрия Строцева «Газета» — совсем не похожая на предыдущие.
Фаина Гримберг. Четырехлистник для моего отца: Стихотворения / Фаина Гримберг; предисловие Виктора Iванiва. — М.: Новое литературное обозрение, 2012. — 384 с. (Серия «Новая поэзия»)
Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго
На самом деле это переиздание, но впервые книга вышла пять лет назад в одном из тех издательств, за деятельностью которых мало кто следит. Пиньоль — не только писатель, но и действующий антрополог и член Ассоциации африканских исследований. В Конго он провел несколько месяцев среди пигмеев, собирая материал для диссертации.
Дело происходит в Лондоне 1914 года. Маркуса Гарвея обвиняют в убийстве двух английских аристократов, с которыми он слугой отправился на поиски золота и алмазов в Бельгийское Конго — а вернулся один, с двумя огромными алмазами и совершенно неправдоподобной историей. Девятнадцатилетний Томас Томсон, даже не писатель, а литературный поденщик, по заказу адвоката Гарвея работает над книгой, призванной восстановить истину и спасти Гарвея от смертной казни. Роман написан вроде бы и всерьез — но с многочисленными отсылками к предшественникам и историческим обстоятельствам, связанным и не связанным с сюжетом. В частности, исторический Маркус Гарвей, никакого отношения к герою не имеющий, был известным ямайским борцом за права черного населения и отчасти даже основателем растафарианства, адепты которого почитали его за апостола. Перед прочтением рекомендуется освежить в памяти «Сердце тьмы» Джозефа Конрада.
Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго. — М.: Corpus, 2012. Пер. с каталанского Нины Авровой-Раабен{-page-}
Софья Купряшина. Видоискательница
Пятьдесят один рассказ мало кому известного и редко публикующегося прозаика Софьи Купряшиной выходит в серии «Уроки русского». Диапазон этой книги очень широк — от почти
verbatim до почти
prose poetry. Почти — потому что жанр здесь определить невозможно, рассказы Купряшиной — это постоянное, непрекращающееся скольжение и сдвиг: речевых пластов, границ «я», границ пола, просто границ. Это проза высокой скорости, но требующая вдумчивого чтения. Дискомфортная для читателя, но сполна вознаграждающая тех, кто решил окунуться в нее с головой. «Речь не слагается, не течет, но бежит, распаляясь от собственного бега. Краски, пятна страсти, пылкость, учащенное дыхание, судорожные движения, языковой танец — почти в каждом рассказе. Это реальность — скорее поэтическая, то есть собственно художественная, нашедшая основания в лирической оргийности. Не случайно же проза Купряшиной то и дело поддается ритмическим импульсам, переходит в стихи. Или в выкрики? Потому что ритм здесь не успокаивает, а наоборот — разжигает, приводит в экстаз. Это не декламация, но почти лихорадка и бред, а сам процесс говорения — поиск лекарства, снадобья. Это не разговор, не рассказ в прямом смысле слова, а выговаривание себя (или заговаривание)», — пишет в предисловии к книге Николай Александров.
Софья Купряшина. Видоискательница: Рассказы / Софья Купряшина; предисловие Николая Александрова. — М.: Новое литературное обозрение, 2012. — 264 с. (Серия «Уроки русского»)
Ефим Эткинд: Переписка за четверть века
Эткинд — филолог, переводчик, историк литературы и диссидент. В 1964 году он выступал свидетелем защиты на процессе Иосифа Бродского, позднее поддерживал Солженицына, в середине семидесятых эмигрировал во Францию. Основное содержание тома как раз и составляет переписка «после отъезда». Копии писем Эткинд часто оставлял себе, и отчасти можно сказать, что он сам составил книгу, выходящую теперь в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге. Представлена переписка с более чем 60 корреспондентами, среди которых западные слависты, русские эмигранты, друзья и коллеги, оставшиеся на родине после его собственной эмиграции. Любопытное и иногда довольно неожиданное чтение.
Ефим Эткинд: Переписка за четверть века / Сост. П. Вахтина, И. Комарова, М. Эткинд, М. Яснов. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2012
Джон Барт. Всяко Третье Размышленье
Переведенный с рекордной скоростью роман 2011 года (в оригинале —
Every Third Thought: A Novel in Five Seasons). «Всяко Третье Размышленье» появилось из слов кудесника Просперо в финале шекспировской «Бури»: «Я расскажу вам жизнь свою, все то, / Чем необычны были эти годы. / А утром поведу вас на корабль / И поплывем в Неаполь. Повенчаем, / Порадуюсь на милых голубков — / И удалюсь в Милан, где каждой третьей / Моею мыслью будет мысль о смерти» (
пер. Осия Сорока). Начинается история с торнадо, разрушающего богатый поселок Бухта Цапель в семьдесят седьмую годовщину Биржевого краха 1929 года. Герои Барта, писатель Джордж Ньюитт и поэтесса Аманда Тодд, оба преподаватели литературы, уезжают из американского Стратфорда в Британию, Стратфорд-на-Эйвоне, где на ступеньках дома-музея Шекспира Ньюитт встречает свой семьдесят седьмой день рождения. Это обязательное чтение для всех любителей Барта — но пролистайте «Бурю» перед тем, как приступить ко «Всякому Третьему Размышленью».
Джон Барт. Всяко Третье Размышленье / Пер. с англ. С. Ильина. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012
Джеффри Хоскинг. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе
Джеффри Хоскинг — историк, специализирующийся на России и СССР, автор нескольких фундаментальных трудов (в частности, «Истории СССР» 1985 года). «Правители и жертвы» продолжают тему его книги «
Россия и русские». Обсуждается в основном положение русских как нации внутри Советской России и СССР. Речь идет в том числе и о русской национальной идентичности и ее границах — а также о том, что понятие это неоднородное, расплывчатое, содержащее в себе ряд аспектов, которые непросто привести в соответствие друг с другом. В центре внимания автора — личные переживания и чувства русских и неофициальная сфера их жизни, увиденная со стороны, — что всегда интересно. Сам Хоскинг в одном из интервью
называет себя русским националистом: «Главное, что сейчас происходит, — создается русская нация. Я, между прочим, — русский националист. Потому что я верю в создание русского национального государства. Обычно, когда я говорю, что я русский националист, поднимают брови — как вы сейчас. Потому что здесь это слово употребляют неверно. «Националист» у вас означает «империалист». Я не империалист. Я не считаю, что Россия должна оставаться империей. Но должна стать национальным государством». Здесь можно прочесть еще одно его
интервью, а здесь —
несколько статей, опубликованных в разное время по-русски.
Джеффри Хоскинг. Правители и жертвы. Русские в Советском Союзе / Джеффри Хоскинг; пер. с английского В. Артемова. — М.: Новое литературное обозрение, 2012
Доналд Бартелми. Немножко не то пожарное авто
Это, кажется, единственная детская книжка автора «Белоснежки», «Короля» и сборника рассказов «Возвращайтесь, доктор Калигари». Как-то утром (дело происходит в 1887 году) девочка Матильда обнаруживает во дворе Китайскую беседку, которой еще накануне там не было — и откуда она взялась, непонятно. Матильде хотелось пожарную машину, но беседка тоже ничего. В ней Матильду ждет отдельная вселенная — со слонами, пиратами, джиннами и иными достопримечательностями. Сказка совершенно безумная — не в последнюю очередь благодаря визуальному ряду, — но очень обаятельная.
Доналд Бартелми. Немножко не то пожарное авто, или Джинн Инисё-Инито / Пер. с англ. М. Немцова. — М.: Livebook/Гаятри, 2012
