Андрей Степаненко: «Я не интеллектуал, я бетонщик»

МИХАИЛ ВИЗЕЛЬ беседует с настоящим автором книг Родриго Кортеса и пытается выяснить, отчего одни литературные проекты выстреливают, а другие нет, и как вообще все это работает

Имена:  Андрей Степаненко · Родриго Кортес

Интервьюируя Бориса Акунина по поводу Анатолия Брусникина и Аллы Борисовой, я среди прочего поинтересовался, не припасено ли у него в кармане еще какого-нибудь туза? Например, какого-нибудь испанца? Имея при этом в виду загадочного Родриго Кортеса, автора пяти романов про разнообразных маньяков. В 2004—2007 годах его издавало «Эксмо», а потом он канул в Гвадалквивир так же внезапно, как появился. Акунин отвечал уклончиво, а вечером того же дня, как интервью появилось в сети, мне пришло

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

письмо, автор которого энергичным русским языком заявлял, что Родриго Кортес — это он. Письмо это меня удивило и обрадовало: по крайней мере один роман «Родриго Кортеса» произвел на меня в свое время самое благоприятное впечатление. И сказать, что появившиеся следом Брусникин и Борисова выше его на голову, значило бы сильно погрешить против истины. Но тем не менее они выстрелили, а он нет. Я решил выяснить, что же оказалось не так. Неужели вынесенные на брусникинскую обложку одобрительные слова Улицкой и Акунина так важны для читателей? Или у них вызывают отторжение иностранные имена? Или наши покупатели уподобились наконец американским, искренне считающим: раз в рекламу так вкладываются, значит, товар стоящий?

Мы встретились с «Кортесом» в подмосковном Троицке и поговорили о том, как и зачем русские писатели попадают в испанцы.


— Прежде всего давайте уточним: пять романов, вышедшие в издательстве «Эксмо» и подписанные «Родриго Кортес», написаны лично вами?

— Да, их все написал лично я — Андрей Степаненко, пятьдесят девятого года рождения.

— Расскажите же, как вы стали «испанцем»?

— Вообще-то изначально я «негр». С большим опытом. Начинал в 2001 году в Саратове со шпионских боевиков. Выбирать не приходилось, мы только переехали из Казахстана, я трудно вживался в новый город, никаких знакомств, совершенно банально нечего было жрать. Я попробовал журналистику — не потянул. Нашел саратовское издательство «Научная книга», довольно успешное, и принес им свою книжку, такого фэнтезийного направления.

— То есть вы уже писали?

— Я журналист. Писал рассказы, очерки, заметки, два моих рассказа опубликовали толстые журналы Казахстана. Поэтому я и попробовал написать фэнтези — думал, это окажется востребовано. Они посмотрели и честно сказали: такое никому не нужно, но, если хотите войти в профессию, садитесь и пишите, что скажут. Я подумал и решил не выпендриваться. Начал с боевиков, моего имени, естественно, нигде не фигурировало, права скупались на корню, но для меня это был выход. Я понимал, что меня будут нещадно резать, и я сказал себе: «Терпи! Редактор всегда прав. Если он что-то выкидывает, значит, ты был неубедителен». И начал учиться ремеслу. У меня вышло довольно много книг, всего около пятнадцати, под чужими именами-брендами. Буквально на третьей книге стало совершенно очевидно, что я нормально вошел в колею и встал на конвейер. Мне выделили собственную серию — тоже под громким брендом, но в нее никто, кроме меня, не лез. Потом вытянул чужой проваленный проект — заказали «негру», а тот не справился: нужно было изобразить драму крупного чиновника, а у него этот чиновник вышел с характером «мятущегося интеллигента». А так не бывает. Меня попросили переделать, я написал заново. И вот тут на меня обратили внимание в Москве — это был проект для московского издательства, довольно капризного. Не помню сейчас какого... у них на логотипе был ослик или собака.

— Ослик — это «Вагриус».

— Точно, «Вагриус»! Там был очень жесткий редактор, но он посмотрел и сказал: «О! Видно, что писал профи». Это резко подняло мою планку, а как раз тогда в недрах «Научной книги» вызревала мысль сделать «русского “Парфюмера”». Как к этому подойти, никто поначалу не понимал. Первым опытом такого рода был Макс Страхов с романом «Кулинар». Вроде у человека получилось, но ведь одно дело написать одну книжку, а другое — встать к конвейеру и потащить серию. А я уже показал, что у меня долгое дыхание, что я марафонец. И мне предложили: ну попробуй что-нибудь в таком духе. Эдакого «русского Зюскинда».

— «Вагриус» предложил?

— Нет, не «Вагриус». Все та же «Научная книга».

— А к этому не имел отношения живущий в Саратове фантаст Роман Арбитман, он же — детективщик Лев Гурский, известный мистификатор и выдумщик?

— Я незнаком с Арбитманом, и мне об этом ничего не известно. Но вообще там очень профессиональный состав — редакторы, корректоры. И у них очень быстро вызрело понимание, что лучше бы делать на «тамошнем», то есть западном материале. Потому что если писать про русского маньяка, то это выйдет такое чудовище, что будет просто страшно и противно читать. А книга-то должна развлекать. Я охотно взялся. Залез в испанскую историю. И первым появился «Садовник». Он был подписан в печать в декабре 2003 года.

— Подписан в печать в Саратове? Или сразу в Москве, в «Эксмо»?

— Сразу в «Эксмо». У них с «Научной книгой» какие-то свои дела. Я сдавал рукопись в Саратове, а выходила книга прямо в Москве. Можно сказать, что «Научная книга» в какой-то мере исполняла функции литературного агентства, которых так остро не хватает в России.

— Понято, почему серия «импортная», но почему именно Испания? Вы как-то с ней связаны — по образованию, по интересам?

— По образованию — никак, а по интересам — безусловно. Я вырос в нормальной советской семье, воспитывался на зарубежной литературе, и Жоржи Амаду не мог меня не потрясть. Он меня убедил, перевербовал. Я понял, что хочу быть как он!

— Но он же бразилец, то есть писал по-португальски!

— Ну, мы были нормальной советской семьей, для которой и те и другие были одинаково экзотичны, а «Иностранка» была единственным выходом во внешний мир. На меня большое влияние оказали и Хемингуэй, и испанские авторы, которых там печатали. Так что я сразу решил: буду «испанцем»! Залез в историю Гражданской войны, посмотрел, понял, что в рунете ничего не найду, перешел на испанские сайты и вдруг увидел, что все было совсем не так, как я знаю по Хемингуэю. Оказывается, Франко был очень противоречивой фигурой, оказывается, сама ситуация была крайне неоднозначна. И тогда я понял, что напал на золотую жилу — историю Европы, совершенно неизвестную русскому читателю. А как говорил мне один мой редактор, «новости — это то, что пытаются скрыть».

— Но по-испански вы не читаете?

— Нет. «Гугл-транслейтор» — и вперед. Что не удается — добираешь в словаре. Я просто купил себе испанский словарь и стал разбираться.

— Итак, в августе 2003 года издательство «Научная книга» выдало вам «техзадание»: «русский Зюскинд на западном материале». А Испанию, Гражданскую войну и, главное, Родриго Кортеса вы уже придумали сами.

— Вот как раз «Кортеса» я не придумывал. У меня было изначально другое имя — Хесус. Но мне сказали, что это неблагозвучно по-русски, и заменили на «Кортеса». Я отнекивался, говорил, что это как-то слишком нарочито, бульварно, но мне сказали: вот и отлично, должно привлекать читательские массы. И оказались правы.

— А в какой момент было принято решение о запуске рекламной кампании? Плакаты в московском метро, сайт rodrigo-cortes.ru... Советовались ли с вами по этому поводу? Держали в курсе?

— Все было совсем иначе. Уже на стадии редакционной работы стало понятно, что с первой книгой попали в десятку. Мне сказали: садись пиши дальше, платим! Потому что редактор увидел то же, что и я: массу неизвестного исторического материала, «удачного» маньяка... Виден задел на серию, а поскольку я уже показал себя как «марафонец», было решено ее запускать. «Садовника» мгновенно выпустили, и я начал писать «Кукольника», потом «Пациентку».

— А реклама?

— А про рекламу я ничего не знал. Я жил и жил себе в Саратове. И лишь когда собрался переезжать в Москву, в декабре 2004 года...

— Это было как-то связано с вашей литературной деятельностью?

— Ни в коем случае. Наши друзья переезжали в подмосковный Троицк и потащили нас за собой — поманив вдвое большими зарплатами. Мы рискнули, продали там «трешку», купили здесь «котлован», то есть квартиру в доме на нулевом цикле. Короче, поехали за лучшей долей. И я, разумеется, позвонил в «Эксмо»: мол, так и так, я и есть тот самый Кортес. Меня, конечно, приехать пригласили, но отношения у нас сложились не сразу. Насколько я понимаю, у «Эксмо» есть — или были — обязательства перед «Научной книгой» (не перетаскивать авторов и т.д.), и «Эксмо» не хотело их нарушать. Это нормально, но ко мне это не относилось, потому что я уже был в Москве и на саратовцев не мог больше работать просто в силу этого. Это, конечно, был сложный момент для редакторов, потому что вышел «Садовник», был готов большой портфель других книг Кортеса, и все эти рабочие отношения приходилось переналаживать. Они взяли паузу, я тоже стал вполне успешно вести переговоры в других издательствах, и тут они сказали: ну хорошо, давайте работать. И здесь уже были условия гораздо лучше, чем в Саратове.

— Денежные?

— И денежные, и по правам: в Саратове тексты покупали на весь срок действия авторского права, а в Москве все более цивилизованно — на пять лет. Не потому, что кто-то плохой, а кто-то хороший. Просто очень уж разнится ситуация в Москве и в провинции...