Автор не понимает, почему Анна Каренина хотела быть счастливой и что такое желание счастья. Но это не проблема Толстого
Имена:
Айн Рэнд · Лев Толстой · Томас Вулф
© Евгений Тонконогий
«Искусство беллетристики» Айн Рэнд можно отнести к ведомству нормативной поэтики. Действительно, книга, состоящая из лекций, прочитанных автором
в собственной гостиной в 1958 году, посвящена тому, как надо создавать литературные произведения. Из названий лекций Рэнд возникает что-то вроде учебника по теории литературы — «Тема и сюжет», «Кульминация», «Характеристика», «Специфические проблемы стиля», «Особые формы литературы». Однако это не учебник: во все, о чем говорит автор, привносятся оценочные суждения.
И оценки Рэнд поначалу пленяют четкостью: «Хотелось бы, чтобы следующее предложение из романа “Атлант расправил плечи” могло характеризовать всех мыслящих людей, но особенно писателей: “Дагни относился к языку как к делу чести, используя его всегда будто под присягой — присягой преданности действительности”. По отношению к словам таким должен быть девиз каждого писателя».
В соответствии с изложенным постулатом автор предлагает набор правил, применимых к разным пластам художественного произведения. По сути, Рэнд говорит о том, что писать надо так, «чтобы словам было тесно, мыслям — просторно». Для нее это означает, что у героев должно быть психологическое ядро личности, которое определяет все их поступки. В произведении обязателен такой конфликт, который затрагивает глубинные жизненные принципы персонажа и вынуждает его совершать сложный выбор. Художественный текст, даже если он посвящен разрешению некой «философской» идеи (например: «роль личности в тоталитарном государстве» или «конформизм как социальное зло»), все равно должен быть конкретным, выпуклым. Все абстракции должны быть конкретизированы, материал отсеян, а оставлять надо только те детали, которые действительно значимы. Соответственно, стиль в таком случае должен быть экономным, лаконичным и емким.
Читать текст полностью
В целом, когда Рэнд оценивает кухню творческого процесса, со многим легко соглашаешься. Даже когда критике подвергается Джойс, чей язык уподоблен невнятным звукам, точка зрения автора по крайней мере предельно ясна — и понятна.
Но по ходу чтения постепенно понимаешь, что четкость мышления оборачивается ограниченностью. Литература в изложении Рэнд строится на чередовании двух течений — романтизма и реализма (причем исторический контекст для автора не играет особой роли). Писатель-реалист всегда детерминист, человека он показывает беспомощным, а главный недостаток реалистических произведений — бессюжетность.
Иное дело романтизм! Здесь сюжет, будучи движим поступательным развитием событий, предполагает необходимость человеческого выбора и способность достигать поставленной цели. Более того, если реализм тонет в психологических деталях, не проясняющих характер героя, то романтизм всегда моделирует психологическое ядро личности и потому объясняет поступки героя. В рамках этой логики Анна Каренина не вполне удачно прописанный персонаж: ведь Толстой не объясняет нам, что значит «желать счастья». «В реалистической характеристике персонажи даются без какой-либо реальной психологии».
Нежелание рассматривать литературу в исторической перспективе — вообще важный недостаток книги. Любовь или нелюбовь к Толстому, Достоевскому (он оценен выше, но тоже «не без греха») или Джойсу — дело вкуса. Однако складывается впечатление, что Рэнд не вполне понимает (или не хочет понимать), какова их роль в истории мировой литературы. Ее аргументы против реализма неубедительны: если она не поняла, почему Анна Каренина хотела быть счастливой и что такое желание счастья, то не стоит перекладывать непонимание с больной головы на здоровую. Да и не сюжетом в первую очередь интересен Толстой (хотя и им тоже). Об открытии сложного психологизма и текучести сознания Рэнд даже не упоминает, это ее вообще не интересует.
Проблема, однако, заключается не только в отсутствии историко-литературной перспективы. Категоричность автора провоцирует читателя на поиск контрпримеров (по-видимому, это естественная реакция на нормативную поэтику со стороны неангажированного читателя). Рэнд пишет, что произведение не может быть условным и абстрактным, а читатель невольно вспоминает «Человека, который был четвергом» Честертона или еще какой-нибудь роман, в котором этот принцип не работает.
Вот автор разбирает фрагмент из «О времени и о реке» Томаса Вулфа: «Возьмем первое предложение. “Ах, как странно и прекрасно, думала женщина”. Что странно и прекрасно? Жизнь, или любовь, или человек, которого она видит? “Как бы я хотела дольше переносить эту невыносимую радость, музыку этой великой, трудно воспроизводимой песни, мучение этой невообразимой славы, которая ведет мою жизнь к разрыву и которая не позволяет мне говорить!..” Неизвестно, радость от чего, музыка какой песни, о какой славе речь; можно только заключить, что женщина испытывает некое чувство». Но, вообще говоря, почему бы персонажу во внутренней речи не думать категориями «странно и прекрасно», не объясняя недогадливому читателю, что именно странно и прекрасно? Почему все должно быть объяснено и проговорено, как в доказательстве математической теоремы?
В общем, чтение трудов по теории и истории литературы читателю может дать гораздо больше, чем «Искусство беллетристики». А как быть с писателями? Может ли книга Рэнд их чему-нибудь научить?
Если следовать советам Рэнд, иногда действительно дельным, то, наверное, вполне можно написать неплохой текст. Но ясно, что {-tsr-}соответствие текста неким нормативам не гарантирует, что он станет фактом искусства. Талантливым людям, которые пишут (или пытаются), эти лекции не помогут, а людям, неспособным к литературе, повредят — их тексты улучшатся в ремесленном смысле, но очень велика вероятность, что они станут очередным подражанием некоторому условному усредненно-нейтральному стилю.
«Я читаю с целью увидеть людей, которых я хотела бы видеть в реальной жизни», — признается Рэнд в конце лекций. Встреча с автором «Искусства беллетристики» кажется событием вполне необязательным. Интереснее было бы повстречаться с авторами «Войны и мира» или «В поисках утраченного времени».
Айн Рэнд. Искусство беллетристики. — М.: АСТ, 2011
Перевод с английского Т. Неретиной
А россияне точно дети - верят всему, что им говорят.
Рэнд - гений. Мураками - гений. Коэльо - гений.
А дальше свои гении подтягиваются.
Так и живем.