Кому дать рубль?

ДМИТРИЙ ВОЛЧЕК, ЛИНОР ГОРАЛИК, АЛЕКСАНДР ИЛИЧЕВСКИЙ, КИРИЛЛ КОБРИН, ДМИТРИЙ КУЗЬМИН, АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ и другие комментируют шорт-лист Премии Андрея Белого 2011 года

Имена:  Александр Иличевский · Александр Скидан · Алексей Цветков · Андрей Сен-Сеньков · Вадим Месяц · Валерий Шубинский · Дмитрий Волчек · Дмитрий Кузьмин · Игорь Гулин · Илья Кукулин · Кирилл Кобрин · Кирилл Корчагин · Линор Горалик · Сергей Соколовский · Федор Сваровский

1 ноября в Санкт-Петербурге был объявлен короткий список старейшей независимой литературной премии России — Премии Андрея Белого. Объявление лауреатов этого года состоится в Москве, на ярмарке Non/fiction. В преддверии этого события мы задали нескольким поэтам, прозаикам и критикам два вопроса:

1. Кого, по вашему мнению, не хватает в нынешнем коротком списке и почему?

2. Кого бы вы выбрали в качестве победителя в каждой из номинаций (если вы затрудняетесь с какой-либо из номинаций, выберите те, что вам ближе) и почему?


Кирилл КОБРИН
К вопросам

1. Мне не хватает поэтической книги Сергея Тимофеева «Синие маленькие гоночные автомашины» в поэтической номинации, в прозаической — «Счастливой девочки» Нины Шнирман и «Фланера» Николая Кононова, в гуманитарных исследованиях — книги Юрия Зарецкого «Стратегии понимания прошлого» (и вообще историков здесь традиционно маловато, как мне кажется. В этом году роль историка взвалил на себя М. Золотоносов).

2. В поэзии я не могу сделать выбор между (одинаково, но по-разному) прекрасными Полиной Барсковой и Василием Ломакиным. В прозе, конечно, Маркин. В гуманитарных исследованиях, конечно, Кононов / Золотоносов. Любопытно, что почти во всех из них явлена тема «истории» и конца ея, а также мощная «документальная» (или псевдодокументальная) линия. Не забудем также все большую жанровую размытость, что всегда приятно. Почти (но только «почти»! не буду уточнять) нет книг «за все хорошее против всего плохого». В общем, хороший год.


Алексей ЦВЕТКОВ
К вопросам

1. Собственно, это уже стало традицией: не хватает, на мой взгляд, Владимира Гандельсмана, которого я не побоюсь назвать лучшим из ныне здравствующих и активно работающих русских поэтов. Его зияющее отсутствие практически во всех премиальных списках даже перестало удивлять, но упорство номинирующих инстанций не перестает.

2. Могу с уверенностью высказаться только о поэтической номинации, для оценки других не располагаю на данный момент достаточными знаниями. Андрей Поляков, конечно же. Тем более что это уже третья для него номинация, и кто сказал «А», должен хотя бы единожды в жизни сказать «Б».


Дмитрий КУЗЬМИН
К вопросам

1. Шорт-лист любой премии не резиновый, поэтому заявить, что в нем кого-то не хватает, значит подразумевать, что в нынешнем списке есть лишние. В прозаической номинации это, на мой взгляд, совершенно очевидно. Во-первых, в нем — независимо от собственных достоинств — нечего делать стихотворной книге Марии Рыбаковой «Гнедич»: глядя на текущий состав жюри, я как-то даже не очень понимаю, кому из его членов пришло в голову таким способом намекнуть литературному цеху, что верлибр — это просто проза, записанная в столбик (тем более что одновременное помещение книги Владимира Ермолаева в поэтический шорт-лист с этой идеей плохо согласуется). Во-вторых, я считаю совершенно неправильным в текущей ситуации включать в шорт-лист некую рукопись, присланную из Бишкека, с интригующим названием «Русский садизм»: я ее, как и все остальные непричастные, не читал, но полагаю, что ситуация с книгоизданием в России не пришла еще к такому катастрофическому состоянию, чтобы нечто заслуживающее шорт-листа Премии Андрея Белого невозможно было опубликовать (и уж после выдвигать на премию). А так возникает нелепая ситуация кота в мешке, причем с немалой вероятностью того, что этот кот так никогда и не будет из мешка извлечен: жюри уже наступало на эти грабли в 2004 году, включив в шорт-лист повесть Эдгара Бартенева «Охота», не напечатанную по сей день. В-третьих, я, конечно, понимаю и отчасти даже разделяю слабость жюри к прозе дневникового и псевдодневникового типа, но полагаю, что «Дневник» Александра Маркина шорт-листа совершенно не заслуживает (и в бытность мою членом жюри настоял на том, чтобы не включать в шорт-лист предыдущий том этого сочинения): написано это все не без изящества, но в психологическом и антропологическом измерении представляет собой трансляцию неинтересных штампов, особенно уныло выглядящих в присутствии тени лауреата тридцатилетней давности Евгения Харитонова.

Таким образом, находя лишними три из семи позиций шорт-листа, я не могу не испытывать глубокого раздражения по поводу отсутствия на этом месте по меньшей мере двух замечательных книг последнего времени: сборника рассказов Марианны Гейде «Бальзамины выжидают» и цикла стихотворений в прозе Олега Юрьева «Обстоятельства мест» (1, 2, 3). Обе они, каждая по-своему, добиваются выдающегося эффекта в выделывании языковой ткани, и у обеих вот эта стилистическая заостренность чревата мировоззренческими импликациями — что, собственно, в наибольшей степени завету патрона премии и отвечает. Да и последние книги Вадима Калинина и Виктора Iванiва на шорт-лист прозаической номинации вполне могли бы претендовать.

Что касается поэзии, то тут вопрос о прямом вычеркивании лишнего, пожалуй, не стоит, хотя, опять же, сборник Василия Ломакина — чисто виртуальный, и уж не настолько этот поэт неведом, чтобы нельзя было рассчитывать на его полноценное издание. Иное дело, что некоторые книги вызывают ощущение необязательности. Хороший сборник у Владимира Ермолаева (может быть, несколько перегруженный только), но если бы на его месте оказался сборник другого как бы классического верлибриста Максима Бородина, удивила бы кого-нибудь такая рокировка? И вторая книга Аллы Горбуновой неплоха, но, если бы на ее месте оказалась Анастасия Афанасьева, что поменялось бы? Разумеется, есть какие-то индивидуальные краски, однако с точки зрения места на общей карте, роли в текущем процессе книги эти нужные, но не единственные в своем роде. На этом фоне отсутствие в шорт-листе новых книг Наталии Азаровой и Данилы Давыдова трудно объяснить — именно потому, что это отсутствие не может быть компенсировано ничем иным: так, как они, больше никто не пишет. Да, эта индивидуальность в чем-то провокативна, может вызывать противоречивые чувства, но зона риска и есть зона роста.

2. В обеих художественных номинациях есть, на мой взгляд, два безусловных фаворита, каждый из которых этой премии заслуживает. Николай Байтов и Денис Осокин во многом полярны: абсолютная интеллектуальная выверенность, очень глубоко прячущая своеобразную страстность и пристрастность, — против совершенной лирической раскрепощенности, лишь «с высоты птичьего полета» при взгляде на весь корпус текстов обнаруживающей набор сквозных идеологических конструкций. Лично мой выбор склоняется в пользу Николая Байтова, прежде всего, по той причине, что, опять-таки, его работа идет вразрез с трендом, не поддерживается практически никем в сегодняшней русской прозе, стоит совершенно особняком. Тогда как Осокин все же принадлежит, в качестве одного из флагманов, к некоторому (относительно) широкому движению. Ну и просто потому, что Байтов работает в литературе на добрых два десятка лет дольше.

Что касается поэзии, то основной выбор стоит между Андреем Поляковым и Полиной Барсковой, и в ином шорт-листе парадоксальный поляковский сплав мандельштамовской образной и звуковой изощренности с концептуалистским самоотрицанием текста смотрелся бы совершенно одиноким подвигом, но этот шорт-лист составлен так, что на фоне Ломакина, Риссенберга и Порвина героический прорыв Полякова выглядит основательно поддержанным с флангов, тогда как новая книга Барсковой — больше, чем какая-либо из прежних, идущая от человеческого документа и живой речи, а не от литературных корней и внутрикультурной проблематики — обнаруживает себя в одиночестве и от этого, быть может, вырастает в значении. Не берусь сделать окончательный выбор.

В номинации «Гуманитарные исследования» я читал лишь половину работ, и из этой половины склоняюсь к книге Дмитрия Замятина «В сердце воздуха» — вопреки собственным методологическим убеждениям (побуждающим меня к попыткам не смешивать науку с эссеистикой), из чистой симпатии утопическому личному проекту по тотальному освоению метафизической изнанки географической карты. В номинации «Литературные проекты», несмотря на то что она, благодарение богу, избавилась от совершенной двусмысленности формата «Литературные проекты и критика», все равно соединено несоединимое: чисто академическая работа специалистов, работавших с собраниями сочинений Ницше и Розанова, — и труд людей, имеющих дело с живым и неуловимым текущим литературным процессом. Раз уж нужно выбирать в таком широком спектре, я — за фигуру Юлии Валиевой, находящуюся ровно посредине — в том месте, где более или менее академический подход пытается ухватить настоящее литературы ровно в момент его обращения в прошлое.


Александр ИЛИЧЕВСКИЙ
К вопросам

1. Каждый предыдущий год я добавлял про себя Михаила Вайскопфа, Александра Жолковского, Андрея Зорина, Михаила Ямпольского. В этом году — плюс Александр Марков за его великолепную книгу об эволюции, чье гуманитарное значение трудно переоценить, но, увы, общественность легко им может пренебречь, отведя книге роль узкоспециальную.

2. Согласно нестрогому условию близости — несколько имен в одной номинации (надеюсь, вопиющая приблизительность такого опроса понимается читателями хорошо).

Полина Барскова, Андрей Поляков, Илья Риссенберг.
Павел Пепперштейн, Денис Осокин.
Геннадий Барабтарло, Дмитрий Замятин.

С последним пунктом испытываю непреодолимое затруднение.

{-page-}

 

Федор СВАРОВСКИЙ
К вопросам

1. Я буду говорить только о поэзии. Комментировать остальные номинации не осмелюсь.

Насколько я помню, Премия Белого — единственная в России литературная премия, поощряющая новации, всяческие проявления творческой свободы и эксперименты в духе неподцензурной литературы советского времени, когда она и возникла. Видимо, представления о том, что такое новация, сильно изменились — или, наоборот, по отношению к временам образования премии остались неизменными; возможно, вкусы деятелей искусств, с тех пор как исчезла цензура, стали слишком уж неоднородными. Но мне, например, нынешний список в своем поэтическом разделе кажется довольно консервативным. Если навскидку взять книги и авторов этого и прошлого года, которые выносились на голосование в рамках премии «Московский счет» (почему именно их? потому что список этот уже существует, есть где выбирать авторов), то я бы сказал, что в шорт-листе Премии Белого вполне были бы достойны оказаться как минимум такие поэты, как Игорь Жуков: весьма радикальные формы изложения, клиповый и киномонтаж в стихотворении и проч. и проч.; он — явный экспериментатор. Игорь Померанцев — классик в своем роде, причем совершенно, увы, непочитаемый; радикальный, как бы переходящий в прозу верлибр, подобный верлибру Кирилла Медведева, он открыл для нас еще десятки лет назад. Андрей Сен-Сеньков — тут, по-моему, пояснения излишни. Андрей Родионов — давно пора было бы нашему певцу мрачной современности, актуальнейшему из русских поэтов, получить Премию Белого. Мария Вирхов — стихи покойной Маши мне не близки, но по-русски так точно никто не писал. Да и не русская она, что само по себе уже интересно.

Я называю не просто авторов, которые мне нравятся, а всех тех, чья деятельность, даже будучи мне непонятна и эстетически не близка, на мой взгляд, имеет какое-то отношение к новации (в рамках русской поэзии, конечно).

Пока однозначным новатором — кстати, при полном непонимании его текстов — в самом шорт-листе, мне кажется, оказывается лишь Андрей Поляков. Он яркий представитель русского постмодернизма, который пока считается у нас чем-то непрожеванным и непроглоченным.

Стихи Полины Барсковой очень хороши, но, на мой взгляд, в них, собственно, и претензии такой нет — на новаторство.

Остальные авторы — тоже не кот начхал, но, по-моему, слово «новация» к ним отношения не имеет. Хотя я, конечно, понимаю, что новаторством можно назвать и смелое, бескомпромиссное развитие уже существующих поэтик. Но поскольку в целом русская литературная среда ужасно консервативна, я имел в виду новаторство в самом простом смысле этого слова: делать что-то непохожее на прежнее, новое — в рамках нашей языковой среды, конечно. Потому как если вспоминать иностранную поэзию, то многие вещи там по сравнению с русским языком уже давно случились.

2. Опять же отвечу только о поэзии. С моей точки зрения, самым справедливым было бы отдать премию Полякову. А если сердцем судить, то почему-то хочется еще и Барскову наградить. Не очень логично, учитывая все мною вышесказанное, но вот так почему-то.


Вадим МЕСЯЦ
К вопросам

1. В списке нет книги Андрея Таврова «Часослов Ахашвероша». Ничего странного и обидного. Наша культура к этому еще не готова.

2. К сожалению, полностью я знаком лишь с книгами поэтической номинации. Выбрал бы «Стихотворения» Алексея Порвина, вышедшие в «НЛО». Автором, на мой взгляд, разработан внушительный стилистический проект, сравнимый с мировоззренческим, метафизическим и т.п. Эта лирика, появившаяся на хорошо разработанном и исхоженном вдоль и поперек традиционном поле, становится чем-то большим, чем просто лирика, благодаря оригинальному ритмическому решению, фонетическому чутью, многоуровневой наблюдательности, тонкой игре нескольких художественных логик — причем победа одной из них в качестве решения того или иного стихотворения почти всегда сюрприз для читателя. Пронзительные, честные стихи. Манерность и некоторую искусственность в ряде текстов можно считать случайными. Главное, что Порвин разработал манеру письма, предчувствие которой висело в воздухе, появляясь в переводах М.Л. Гаспарова из Георга Гейма, у ряда современных авторов. Порвин превратил прием в привычную художественную практику: не ушел в прозаизмы верлибра, а сохранил нерифмованную метрику, придав русскому стиху новое звучание. Если сравнивать с музыкой, можно сказать, что он получил «новый звук». И звук этот ждет своих исследователей — и поощрений.


Кирилл КОРЧАГИН
К вопросам

1—2. К нынешним коротким спискам Премии Белого у меня довольно сложное отношение: с одной стороны, многое меня в них вполне устраивает, с другой — отсутствие некоторых фигур вызывает ощущение некоего зияния. Кажется, что логика составления этих списков подчинена разным и зачастую противоречащим друг другу соображениям. Если говорить о шорт-листе номинации «Поэзия», который, как обычно, вызвал множество споров (см., например, дискуссии в блогах Дмитрия Кузьмина и Федора Сваровского), то мне он не кажется таким уж неудачным.

У меня вызывают интерес заключенное в кристальные формы поэтическое безумие Ильи Риссенберга, и безлюдная прозрачность Алексея Порвина, и то сближение поэзии с «новым историзмом», что обнаруживается в новых стихах Полины Барсковой. Однако мой личный фаворит в этом списке (забегая вперед и отвечая на второй вопрос) все-таки Василий Ломакин, пусть даже его присутствие в отечественной литературе в последние годы призрачно, а заявленная в шорт-листе книга по сути самиздат. Ломакин на протяжении многих лет разбирал на составляющие поэзию первой эмиграции, проверяя на прочность каждое слово, высказанное поэтами прошлого, чтобы затем составлять из этих уже ненужных и неуместных фрагментов ужасающие в своей мрачной красоте картины («Твои ненаглядные очи / Синеют в железных гробах / Мои подмосковные ночи / Стучат на обратных зубах», — не могу удержаться от цитаты). При этом весь список радикальным, конечно, не назовешь (хотя стихи Ломакина в некотором смысле максимум возможной радикальности вообще). И странно, что Порвин, Поляков и Риссенберг уравновешиваются только отстраненно пространным Владимиром Ермолаевым (при том что в этом году вышло представительное собрание стихов Наталии Азаровой, сфокусированной на самой возможности поэтической речи — проблеме, казалось бы, близкой комитету премии). С другой стороны, если говорить именно о книгах, а не об авторах, то удивляет — и, кажется, не только меня — отсутствие в этом списке последнего сборника Олега Юрьева, который, на мой вкус, вполне можно назвать лучшей книгой года: это выглядит тем более странным, если учитывать общую «традиционность» шорта и присутствие в нем близких Юрьеву Порвина и Риссенберга (да и Полякова).

В прозаической номинации сомнительных моментов меньше, но совсем без них, конечно, не обошлось. Конечно, сборник рассказов Николая Байтова сам по себе большое и долгожданное событие, и было бы преступно желать победы кому-нибудь иному, несмотря на порой достаточно сильные симпатии к прочим фигурантам (например, к Александру Маркину — практически единственному, кому удалось сделать из блога литературу, или к Марии Рыбаковой, чей «роман» я бы все-таки переместил в поэтическую номинацию). Но неясно, почему в этом списке отсутствует Carte blanche Павла Жагуна — книга, где стирается различие между стихом и прозой, а текст подчиняется числовому ряду. Аналогичных текстов на русском языке, право слово, немного, и пренебрегать ими как-то странно.

А вот предлагать дополнения к списку отмеченных гуманитарных исследований я, пожалуй, не буду: он традиционным для премии образом сочетает разноплановость с некоторой, что ли, рассеянностью, не позволяющей выделить какую-то одну доминирующую линию, за счет чего все отмеченные в нем прекрасные (правда!) книги с тем же успехом могли бы в нем отсутствовать. Слишком неясными, на мой взгляд, оказываются здесь критерии отбора, но, кажется, это тема для отдельного большого разговора.


Андрей СЕН-СЕНЬКОВ
К вопросам

1. В поэзии не хватает книг Игоря Жукова, Павла Жагуна и Валерия Нугатова. В прозе — Линор Горалик и Олега Юрьева.

2. Премии раздавать — не моя работа. Пусть решает жюри.


Игорь ГУЛИН
К вопросам

1—2. Я не чувствую в шорт-листе какой-то нарочитой нехватки, так что сразу ко второму вопросу.

В поэтической номинации — выбор самый сложный, но я бы отдал предпочтение книге Андрея Полякова. Мне кажется, «Китайский десант» — величественный итог долгой работы Полякова по созданию своего рода эпоса, в котором главным действующим лицом является сама материя поэтического языка. В шорт-листе есть сборники, открывающие больше новых путей, неизвестных сфер, но «Китайский десант» мне кажется книгой очень важной для поэтического сегодня, точкой, которую необходимо засечь.

В прозаической номинации я бы без сомнения выбрал книгу Николая Байтова. Хотя тексты, вошедшие в «Думай, что говоришь», — в основном не новые, появление сейчас байтовского сборника ощутимо меняет всю картину современной русской прозы, представление о ее возможностях. Байтов — очевидным образом одна из важнейших фигур в той литературе, которая в какой-то степени структурируется Премией Андрея Белого. О номинациях «Литературный проект» и «Гуманитарные исследования» я, наверное, судить не возьмусь (хотя в последней мои симпатии принадлежат Елене Петровской).

{-page-}

 

Александр СКИДАН
К вопросам

1—2. В номинации «Поэзия», на мой взгляд, не хватает следующих книг: «Стихи и другие стихотворения» Олега Юрьева, Carte blanche Павла Жагуна, «Марш людоедов» Данилы Давыдова, «Гнутая речь» Максима Амелина и «Соло равенства» Наталии Азаровой. И если три последние вышли в 2011 году и, возможно, у них есть шанс быть замеченными комитетом в следующем премиальном цикле, то игнорирование первых двух кажется мне более чем странным для институции, декларирующей своей задачей «фокусировать внимание на авторах, ориентированных на обновление принципов письма».

В «Стихах и других стихотворениях» Юрьев доводит до синестетического предела, почти до зауми русскую «семантическую поэтику»; Carte blanche Жагуна — единственный образец комбинаторной поэзии на русском языке, причем полиграфически книга задумана и выполнена как арт-объект. Из наличествующего же списка я бы выбирал между Василием Ломакиным и Андреем Поляковым.

В «Прозу» я бы добавил «Бальзамины выжидают» Марианны Гейде. А победитель в этой номинации, похоже, предсказуем — Николай Байтов.

«Гуманитарные исследования» в этом году производят сильное впечатление. С другой стороны, тематический разброс списка таков, что выбор будет напоминать игру в «камень, ножницы, бумага»: непонятно, исходя из каких критериев следует выбирать между, например, геопоэтическими эссе Дмитрия Замятина и политической теорией Артемия Магуна? Однако, учитывая, что в прошлом году победителем стала книга «Языки современной поэзии» Людмилы Зубовой, т.е., условно говоря, филология, в этом году предпочтение можно было бы отдать политической теории (и это был бы значимый прецедент в истории премии). Или философии эстетики (Елена Петровская либо Кети Чухров).

Как поступит комитет, сказать трудно, но я бы выбирал между «В сердце воздуха...» Замятина и «Единством и одиночеством...» Магуна.

Что касается специальной премии отцов-основателей, то здесь я бы отдал предпочтение Тамаре Буковской и Валерию Мишину — за верность традициям самиздата.


Дмитрий ВОЛЧЕК
К вопросам

1—2. Заметно отсутствие «Триптиха» Саши Соколова, примечательной книги. Соколов уже получал Премию Белого в 1981 году, и его «Триптих» отлично смотрелся бы в шорт-листе тридцать лет спустя. К тому же в первый раз награда до героя не дошла. В те годы, помимо водки и яблока, вручали глиняную медаль с профилем Андрея Белого, довольно жуткую, похожую на колесо детской коляски, побывавшее в канаве с нечистотами. Один из членов жюри выдал мне эту медаль, чтобы я переслал ее Саше Соколову диппочтой через друзей в американском посольстве. Я согласился, но Аркадий Драгомощенко велел мне страхолюдную вещицу спрятать и Соколову не отправлять, дабы не опозориться. Так коричневая медаль у меня и пылится уже тридцать лет. Красивей за это время не стала, но обрела историческую ценность.

Мне очень нравится книга Василия Ломакина «Цветы в альбом». Ломакин, дитя невозможного союза Вагинова и Одарченко, пишет, как марсианин, висящий под куполом морга.

Балеты крутят лисапедки
И глаз превращается в рот
Пока небольшие конфетки
Менадка за щеку берет

«И глаз превращается в рот» можно повторять как «ом мани падме хум». Я катаюсь по утрам на велосипеде и постоянно произношу эту строчку. Отличная книга.

Стоило бы, пожалуй, наградить Олега Зоберна за серию «Уроки русского». Олег умудрился отыскать в навозной куче советской галиматьи, которую навалили тупорылые елтышевы, несколько жемчужных зерен. Каторжный, заслуживающий поощрения труд.


Сергей СОКОЛОВСКИЙ
К вопросам

1. Не хватает Алексея Верницкого и Данилы Давыдова — в поэтической номинации. А в прозе, например, прекрасной книги Дмитрия Дейча «Зима в Тель-Авиве», как и еще нескольких, вышедших в той же серии «Малая проза» издательства «АРГО-РИСК». Книги Марианны Гейде «Бальзамины выжидают» — она опубликована в самом конце прошлого года. По-видимому, эти издания оказались недостаточно «масштабны» для жюри этого года — что существенно противоречит декларируемым задачам премии.

2. Начну с прозы: Николай Байтов. Объяснение тому незамысловатое — это один из лучших, по моему мнению, русских писателей вообще. И тот факт, что у него вышла книга, за которую можно вручить премию, — отличный повод вручить премию. В списке есть несколько книг, которых я не читал, и одна книга, которую очень люблю («Овсянки» Дениса Осокина). Но это не имеет значения, потому что премию, конечно, должен получить Байтов — подразумевая в том числе и «совокупность заслуг».

С поэзией и гуманитарными исследованиями — сложнее. Я не могу сделать выбор.

Брать на себя функцию «отцов-основателей» несколько странно, но на их месте я бы остановился на проектах Тамары Буковской и Валерия Мишина (прочие или слишком амбициозны, или слишком академичны).


Линор ГОРАЛИК
К вопросам

1—2. Я не очень люблю играть в премиальную рулетку и не настолько внимательно слежу за поэзией (а меня больше всего интересует именно эта номинация), чтобы делать уверенные высказывания по заданному вопросу. Могу сказать только, что в коротком списке есть очень дорогие мне Ломакин и Поляков, чьи книги стали для меня одними из главных событий года; если бы список мог быть менее коротким, я была бы очень рада включению туда Владимира Гандельсмана (подборка в «Новом береге»). Если же все-таки упоминать прозу — для меня были важны среди прочих цикл Сергея Соколовского в альманахе «Акцент» и Opus incertum Ольги Седаковой в «Знамени». Но в целом я рассматриваю списки Премии Белого как рекомендацию к чтению, а не как сводки олимпийского забега, и рассуждать в терминах последнего опасаюсь.


Валерий ШУБИНСКИЙ
К вопросам

1. Книги, которых явно не хватает, — это в поэтической номинации: «Стихи и другие стихотворения» Олега Юрьева; «Углекислые сны» Александра Белякова; «Круги по воде» и «Штойто» Натальи Горбаневской. В других номинациях — «Норумбега» Вадима Месяца, «Круги и треугольники» Георгия Балла.

2. За что бы я проголосовал? Для квалифицированного ответа на этот вопрос надо прежде всего прочитать все номинированные книги, что входит в обязанности члена жюри и чем я похвастаться не могу. Из тех книг, которые в реальности попали в шорт-лист и с которыми я успел ознакомиться, самыми значительными показались мне «Стихотворения» Алексея Порвина и «Овсянки» Дениса Осокина. В этих книгах писатели еще молодых лет, недавние дебютанты, делают заявку на создание нового языкового и образного пространства. Дай Бог, чтобы успех не парализовал их.


Илья КУКУЛИН
К вопросам

1—2. Я принципиально не хотел бы говорить, кому из уже существующего короткого списка я присудил бы премию, так как многие произведения, вошедшие в список, мне нравятся, а мое видение стратегии премии, вероятно, отличается от видения жюри, и я не хотел бы его навязывать. Поэтому позволю себе только сказать о том, какие дополнения или изменения я внес бы в короткий список.

1) Перенес бы произведение Марии Рыбаковой «Гнедич» из шорт-листа по прозе в шорт-лист по поэзии.

2) В список по поэзии добавил бы книгу Игоря Жукова «Корабль “Попытка”» («Новое литературное обозрение», 2010) и поэму (авторское обозначение жанра — «повесть») Игоря Вишневецкого «Ленинград» («Новый мир», 2010, № 8). Я понимаю, что поэма Вишневецкого уже включена в шорт-лист премии «НОС», но, если говорить о ярких новинках последнего года, вспомнить эту поэму имело бы смысл.

3) В список по прозе добавил бы книги Линор Горалик «Устное народное творчество обитателей сектора М1» («АРГО-РИСК», 2011) и Олега Юрьева «Обстоятельства мест. Поэма» («АРГО-РИСК», 2011).

4) В список по гуманитарным исследованиям добавил бы следующие книги:

Татьяна Смолярова, «Зримая лирика. Державин» («Новое литературное обозрение», 2011). Книга эта дает новый взгляд на Державина и на русскую литературу 1800—1810-х годов в целом; кроме того, предложенный Смоляровой метод «оптической» интерпретации произведений поэзии, хотя и укоренен в истории русской филологии, в предложенном в книге виде является глубоко новаторским.

Михаил Долбилов, «Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II» («Новое литературное обозрение», 2011). Это интереснейшее, несмотря на огромный объем, исследование того, как имперская административная система управляет этническими и религиозными группами, о которых мало что знает; анализ того, как в имперской системе управления искажается информация. Дает пищу для размышлений и о сегодняшнем состоянии России.

«Вайнахи и имперская власть. Проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР» («РОССПЭН», 2011). Про учебник Вдовина и Барсенкова все говорили — кто ругался, кто хвалил... Когда появилась книга с серьезным исследованием тех проблем истории Кавказа, которые мифологизированно излагаются у Вдовина и Барсенкова, реакции общества не последовало.​