Критика слева: несколько слов в дополнение

Новая оценка советской истории, русской революции и порожденной ею культуры невозможна без марксизма, считает КИРИЛЛ МЕДВЕДЕВ

Тема марксистской критики возвращает нас к перестройке, когда тотальный отказ от марксизма был жестом эмоционально понятным, но интеллектуально ущербным и тупиковым. Казалось, теперь мы имеем, в отличие от ложной и устаревшей марксистской доктрины, правильную и современную. Согласно ей, обществом правят законы конкуренции и выражающие их умные и ответственные предприниматели и экономические эксперты, а современные художники и интеллектуалы являются важной, но побочной критической обслугой этого механизма. «Как во всех цивилизованных странах». Между тем тот тип западного критического художника или интеллектуала, который у нас воспринимается как достижение буржуазной демократии, был в гораздо большей степени достижением левой, в том числе марксистской, мысли и практики – разные модусы политизированного высказывания; разные виды причастности к тем или иным движениям, группам, партиям; типы «критического», «универсального», «специального» интеллектуала, выношенные и воплощенные Грамши, Сартром, Фуко и другими. Феминистская критика, афроамериканская критика, постколониальные исследования – все эти подходы возникли, опираясь на марксизм, отталкиваясь, критикуя и развивая его. Но о каких постколониальных исследованиях можно говорить у нас, если даже некоторые в чем-то прогрессивные люди считают, что деколонизация в XX веке была ошибкой? Также непросто отыскать людей, серьезно относящихся к феминизму или ЛГБТ, тем более к соответствующим типам литературного анализа. Бартовские теории, постструктурализм, деконструкция оказались просто модными фишками, повисшими в вакууме, лишенными той – опять же, замешанной на критическом марксизме – среды, которая породила их в 60–70-е годы.  

Новая, постсоветская культурная элита оказалась чудовищно консервативной, с этим связан ее сегодняшний тупик. Это хорошо видно на примере той же «неподцензурной» поэзии, которая стала именно «правой», консервативной реакцией на советскую поэзию, несшую в себе хоть и глубоко коррумпированные и искаженные, но все же левые, радикально-демократические основания.

С другой стороны, разнообразие и глубина подпольной поэтической традиции сталкивается с ограниченностью ее внутренних интерпретаций. Критики, органически связанные с неподцензурной культурой (а других нет), не могут воспринимать ее иначе как эстетическое сопротивление кучки интеллигентов душному обезличивающему воздействию плебейской cоветской власти. Но для меня, например, стихи Сатуновского «я верю только в труд, всё прочее – надстройка», его стихи про жизнь пролетариев, написанные в начале 60-х годов, со всеми их кошмарами, внешне похожими, например, на кошмары Игоря Холина, попадают в совершенно другую историю – в историю рабочего сопротивления в СССР, включающую расстрел рабочих в Новочеркасске в 1962-м; в историю левого, марксистского диссидентства, которой еще только предстоит быть написанной.

Нужно уходить и от вульгарного, элитистского, ушибленного постсоветского либерализма, и от национал-сталинистских мифов. Необходима новая оценка советской истории, русской революции, всей культуры, которую она породила, истории социализма XX века вообще. Это невозможно без марксизма, который связывает максимально абстрактные вещи с максимально конкретными: личное – с политическим, изысканную поэзию – с грубыми уличными выступлениями, глубокую критическую мысль – с обычным трудом в офисе или на производстве; который заставляет тебя осознать свою позицию не как выражение простого здравого смысла (уверен, что 99% современных литературных критиков вкратце определили бы свою позицию именно так) и не как выражение априори верного «экспертного мнения», а как порождение конкретных исторических условий.

И тот риск, которому марксизм подвергает человека как теория и как практика, – риск сектантства, вульгарной «партийности», самодогматизации, – есть естественный риск активного познания. Все постмодернистские попытки избавиться от подобных соблазнов провалились по простой причине: мир по-прежнему состоит из тех самых противоречий, которые когда-то породили марксизм.

Еще по теме:
Кирилл Медведев: «Противостояние происходит не только и не столько между журналами. Противостояние происходит на улице», 01.07.2009
Варвара Бабицкая. Терри Иглтон. Марксизм и литературная критика, 01.07.2009