Алексей Герман-младший: «Хочу ли я, чтобы меня смотрели миллиарды?»

На Венецианском кинофестивале прошла премьера «Бумажного солдата». Режиссер фильма рассказал МУР СОБОЛЕВОЙ о своем самом страшном сне и о том, что он думает о фестивалях

Имена:  Алексей Герман-младший

Про «Бумажного солдата»

Сложно рассказывать о своем кино. Наверное, надо рассказывать не то, какое оно, а зачем я его снял. Я не буду говорить про сюжет, потому что мне кажется, что это глупо. (Фильм Германа рассказывает о враче, который готовит к полету в космос первых космонавтов. — OS.) Если я скажу, что это историческая мелодрама, это будет выглядеть дешевой попыткой завлечь зрителя. Знаете, как режиссеры говорят: там в моем кино есть и такое, и сякое, и элементы того-сего, — страшно интересничают, думают, что это поможет. Ничему это не поможет на самом деле.


Я захотел снять картину про людей, которые живут своей жизнью — спят друг с другом, веселятся, плачут, сходятся-расходятся, но, будучи идеалистами, очень хотят и стараются сделать, чтобы здесь, в этой стране, что-то произошло. Действие я перенес в 1961 год, это, в свою очередь, говорит, что ничего у них не получилось. Мне хотелось снять картину о времени, когда казалось, что все будет. Это первый момент. Момент второй. Я вот часто спрашиваю своих товарищей: а что у тебя случилось за год? Мне отвечают: машину купил. Я еще через год спрашиваю у того же человека: что еще случилось? Он говорит: машину продал, купил другую, квартиру купил. Я говорю, хорошо, а какую машину-то? Мне же тоже интересно узнать, разбогател ли, и я спрашиваю немного завистливо; радуюсь, когда машина не очень дорогая, и начинаю задумываться, когда машина за очень большие деньги: у меня-то машины нет, я ее отдал при разводе. И я понимаю — мысль небольшая, — что мы живем в мире потребительского кредитования. Мы живем в мире одинаковых машин, в мире одинаковых вещей, одинаковой еды, одинакового кино — ну по большому счету, ну правда же. Мне показалось интересным сделать кино про поколение, часть которого, не все, старалась избавляться от всего мещанского. Это ведь было, почитайте ранних Стругацких. Жило поколение, которое четко знало, какие есть вещи стыдные, а какие нестыдные. Какие-то другие люди.


Это кино про меня. Абсолютно. «Гарпастум» был про меня лишь отчасти. «Бумажный солдат» обо мне. Я вообще в какой-то момент начал повторять своего героя. Я в сценарии написал, что герой развелся — и после этого развелся. У меня герой в конце умирает, и я подумал — ой-ой-ой!

Про фестивали

Все и всегда думают о том, на какие поедут фестивали. Любой другой ответ — это ложь. Режиссура профессия амбициозная, себялюбивая. И у любого, кто задумывает кино, вертится в голове мысль: хорошо б на фестиваль попасть. Все остальное кокетство. Другой вопрос, что это не должно тебя побеждать, становиться самоцелью.


Что такое фестивальный успех? Я думал об этом недавно. То есть, конечно, когда что-то получаешь, хорошо. Не получаешь — плохо. Можно сходить с ума, как некоторые мои товарищи, которые, когда чего-нибудь не получают, придумывают какой-то политический подтекст, начинают всех обличать и выяснять отношения, привязывать свои узкие творческие задачи к судьбе нашей Родины. Конечно, есть эйфория, когда получаешь приз. Но, по большому счету, это ничего в жизни не меняет. Когда что-то получаешь, летишь назад с товарищами-журналистами, они тебе улыбаются, охотно к тебе подходят. Когда нет — летишь, они к тебе не подходят, прячут глаза. Тебя чуть больше о чем-то спрашивают или чуть меньше. Тебя-то это как меняет? Ну вот не получил фильм «Гарпастум» ничего в Венеции. Может, для меня и хорошо, что он не получил. Потому что я начал что-то искать, передумывать язык. А получил бы он? Я бы решил — мог бы, по крайней мере, — что я самый великий, сошел бы с ума и снял бы клон его.


Сколько раз я видел, что с людьми профессия делает. Изнанку кинематографического мира. Я видел своих приятелей, офигевших от успеха первой короткометражки или первой картины. Они понимали, что весь мир в их руках, они ездили туда и сюда, их везде любили, обнимали, целовали, говорили какие-то вещи. Потом у них, допустим, не получалась картина, они никуда не ехали, все те же вещи, которые говорили им, теперь говорили другим, обнимали и целовали других, и это кончалось не всегда благополучно. Послушайте, Звягинцев снял фильм «Возвращение». Нравится «Возвращение», не нравится — как все бегали вокруг Звягинцева! А за глаза говорили плохое. От огромного количества кинематографистов, особенно старшего поколения, я слышал вещи нехорошие и неправильные, так нельзя было говорить. Но даже те, кому фильм не нравился, писали о нем хорошо. Вышла следующая картина — «Изгнание», картина, к которой я отношусь с уважением. И если бы он получил каннскую «Ветвь», это было бы одно, но он не получил каннскую «Ветвь». И как его начали обливать! Есть некоторые кинематографические издания, которые печатают подборки интервью. И я это видел. Ну это стыдно, стыдно просто невозможно. Это понимание, которое мне отчасти отец привил: как это все функционирует. Если не концентрироваться на том, что ты делаешь, то ты ошалеешь.


Я однажды приехал на какой-то фестиваль, мне приснился сон, и я придумал историю. Что приехал режиссер на маленький европейский фестиваль, привозит свою картину. Картину он снял так себе; ему не нравится, как актеры играют; то не получилось, се не получилось; он недоволен, переживает. Это мой страшный сон, который мне довольно часто снится, кстати. И вот он спит и просыпается, когда ему под дверь подкладывают кассету. Он засовывает кассету в видик и видит фильм, который снят именно так, как он хотел снять, который снят хорошо, где хорошо играют... Дальше я еще не придумал... Не знаю, зачем я это рассказал.


Про то, как мы разбомбим Лос-Анджелес

Я когда-то сидел за столом, мы трепались с американцами, милыми людьми, которые приехали в Питер. И вот они начали рассказывать, как хорошо в Лос-Анджелесе, каково в Питере, как им тут что-то не нравится и какие мы <русские> очаровательные, но немножко варвары. А я, я человек абсолютно западной культуры, не принадлежу к патриотическому безумию, которое вокруг нас существует. И вот я сидел, слушал это, слушал, напрягался, а потом сказал: знаете, зато у нас есть такие прекрасные ракеты, вот как они до вас долетят, как бабахнут, и никакого Лос-Анджелеса не будет! Они заткнулись довольно быстро и начали коситься на меня. И потом я задумался: зачем я это сказал, чего я полез? Откуда во мне это?


В какой-то момент я начал думать, почему мы так устроены. Почему мы, почему лично я так мучительно хочу, чтобы здесь все было хорошо, почему я так волнуюсь, когда здесь происходят нехорошие вещи и так радуюсь хорошему, почему же для меня так важно, чтобы у этой страны, которая всегда живет в переходном времени, которую всегда шатает из одного состояния в другое, наконец все получилось.

Про миллиарды зрителей

У меня есть много прекрасных историй. Много выдающихся, я считаю, коммерческих задумок — сортирных. Я, когда сижу в сортире на даче, придумываю прекрасные истории. И мне кажется, что десять процентов моих сортирных историй могли бы учинить прорыв в российском кино и на него стали бы ходить больше, чем на американское.


Хочу ли я, чтобы меня смотрели миллионы и миллиарды? Я об этом не думаю. Вряд ли все зрители «Человека-паука» пойдут на мою картину, но и я не хочу снимать «Человека-паука».


На Венецианском кинофестивале прошла премьера «Бумажного солдата». Режиссер фильма дал интервью OPENSPACE.RU




Еще по теме:
Алексей Герман (младший). Видеоинтервью
Чулпан Хаматова: «Если ты доверяешь режиссеру, ты готова быть десятым стулом в пятнадцатом ряду»

Ссылки

• Алексей Герман (младший). Видеоинтервью
• Чулпан Хаматова: «Если ты доверяешь режиссеру, ты готова быть десятым стулом в пятнадцатом ряду»