Это очень тактильный фильм, посвященный острой нужде живого существа в ласковых прикосновениях – не важно, бегемот ты или человек.

Оцените материал

Просмотров: 76477

Берлин-2012: десять фильмов, ради которых стоило ехать на фестиваль

Борис Нелепо · 20/02/2012
Советский «Терминатор», утерянный фильм с уорхоловской «Фабрики», открытки из индонезийского зоопарка и солнце в японском борделе. БОРИС НЕЛЕПО сделал несколько киноманских открытий

Имена:  Александр Андриевский · Венсан Дьетр · Кристиан Петцольд · Мигель Гомеш · Уинн Чемберлен

©  Deutsche Kinemathek / www.berlinale.de

Кадр из фильма «Гибель сенсации»

Кадр из фильма «Гибель сенсации»

Несмотря на то что Берлинский кинофестиваль входит в тройку главных мировых смотров арт-кино, его конкурс давно не вызывает особенного энтузиазма ни у критиков, ни у зрителей и не оказывает значительного влияния на кинематографический мир. Этот год не стал исключением — основной конкурс вызывал преимущественно уныние. Жюри под предводительством Майка Ли повело себя относительно предсказуемо и вручило «Золотого медведя» итальянским классикам братьям Тавиани за «Цезарь должен умереть», Гран-при — венгру Бенедеку Флигауфу за «Только ветер» и приз лучшему режиссеру — Кристиану Петцольду за «Барбару».

Действие всех предыдущих картин основоположника «берлинской школы» Кристиана Петцольда происходило в современной Германии. «Барбара» — его первая историческая картина. Датировка точная — лето 1980 года, из радиоприемников раздаются сводки с московской Олимпиады, глухая провинция в ГДР, куда ссылают врача Барбару за попытку эмигрировать в Западную Германию. Она знает, что коллеги пишут на нее доносы, но потихоньку адаптируется к провинциальной жизни и готовится к побегу.

©  Christian Schulz / 62th Berlin International Film Festival

Кадр из фильма «Барбара»

Кадр из фильма «Барбара»

Возможно, Петцольд — режиссер скромных талантов, но если даже и так, он использует их наилучшим образом. «Барбара» — привычное для него холодное, отстраненное кино, в котором саспенс создается недоверчивым отношением людей друг к другу. Интеллектуал Петцольд включает в свой фильм детальный искусствоведческий анализ картины Рембрандта (служащей одним из ключей к фильму), а в библиотеку героев — «Приключения Гекльберри Финна» и Тургенева. Очень приятно, что после глянцевой и конъюнктурной «Жизни других» появилось кино, которое говорит о болезненной истории Восточной Германии без клише, сдержанным, интеллигентным языком, — поэтому сложно не обрадоваться победе Петцольда.

©  62th Berlin International Film Festival

Кадр из фильма Бенедека Флигауфа «Csak a szél»

Кадр из фильма Бенедека Флигауфа «Csak a szél»

А вот новая картина Бенедека Флигауфа (в прошлом году в российский прокат выходило его «Чрево» с Евой Грин) — типичная фестивальная эксплуатация. Фильм начинается с титра, сообщающего о том, что в Венгрии в прошлом году было убито несколько цыганских семей, — но вы не подумайте, это не документальное кино, а попытка воссоздать те события. Дальше Флигауф погружает нас в быт рядовой цыганской семьи, ничем не примечательный и неотличимый от быта любых униженных и оскорбленных героев из плохого фестивального кино. Режиссер добивается только противоположного эффекта — поскольку его фильм полностью состоит из вакуума, то и зрителю остается только поглядывать на часы в ожидании неминуемой развязки. К счастью, другой poverty-аттракцион — «Пленница» Брийанте Мендозы (с Изабель Юппер, ставшей вечным символом неизбывного женского страдания), реконструирующая захват заложников на Филиппинах, — остался проигнорирован жюри.

©  Umberto Montiroli / 62th Berlin International Film Festival

Кадр из фильма «Цезарь должен умереть»

Кадр из фильма «Цезарь должен умереть»

«Цезарь должен умереть» братьев Тавиани рассказывает о постановке «Юлия Цезаря» Шекспира, отважно предпринятой в стенах строжайшей итальянской тюрьмы «Ребибия». Матерые уголовники и ветераны каморры в ходе репетиций проникаются текстом и примеряют его на себя. В фильме (который в каталоге даже назван документальным, хотя это не совсем так) немало красивых сцен, например, опустевший зал с еще теплыми от человеческого присутствия креслами, который видят заключенные после спектакля. Но братья Тавиани удручающе прямолинейны: великая драматургия может вызвать слезы у закоренелого преступника, искусство способно перевоспитать человека, красота спасет мир.

Основной сюжетный мотив фестиваля, скрепивший тонкой нитью большую часть картин конкурса, — пленение, заложники, тюрьма. Но именно зрители стали пленниками всего того усредненного, лишенного фантазии, диетического кино, которое доминировало в программе. Выход из этого плена дарили ровно две красивые картины молодых режиссеров — «Табу» Мигеля Гомеша и «Открытки из зоопарка» Эдвина. Порывающие с конвенциями, отказывающиеся от любых спекуляций и правил, они были начисто лишены признаков Большого Месседжа — главного врага искусства. Именно они — лишенные стереотипов, полные воображения и таланта — словно пускали воздух свободы в косную атмосферу фестиваля. Но жюри в буквальном смысле выбрало тюремную клетку.

Впрочем, фестиваль не ограничивается основным конкурсом и решениями членов жюри. За пределами одного только конкурса состоялись европейские премьеры масштабного документального проекта Вернера Херцога «Смертники» и первого снятого на цифру фильма Гая Мэддина. На следующей странице вы можете прочитать еще о десяти главных событиях фестиваля.

{-page-}

 

ДЕСЯТЬ ГЛАВНЫХ СОБЫТИЙ БЕРЛИНАЛЕ-2012

«Табу» (Tabu), Мигель Гомеш (Miguel Gomes). Основной конкурс

©  www.berlinale.de

Кадр из фильма «Табу»

Кадр из фильма «Табу»

Престарелая Аврора живет по соседству с сердобольной пенсионеркой-правозащитницей. Она спускает все наличные деньги в казино, грустит в одиночестве и пребывает в убеждении, что сиделка с Островов Зеленого Мыса удерживает ее в плену с помощью черной магии. Уже будучи при смерти, Аврора попросить разыскать некоего Вентуру. Тот обнаружится в доме престарелых и расскажет историю самой печальной любви на свете. Много-много лет назад они жили в Африке у подножья горы Табу, беспечно играли в пинг-понг, выращивали меланхоличных крокодилов, разглядывали облака и любили друг друга, а также между делом развязали колониальную войну. В этом рассказе также нашлось место изгнанному колдуну, венгерской графине, сражающемуся с невидимками боксеру, покончившему с собой продюсеру и самодеятельному бенду, исполняющему песни Ramones.

Мигелю Гомешу до сих пор припоминают его кинокритическое прошлое — но эти эпизоды уже потеряли всякую актуальность. В первую очередь Гомеш — автор двух ярчайших картин нулевых: «Лицо, которое ты заслуживаешь» и «Наш любимый месяц август» (подробнее о его творчестве читайте здесь. — OS). Его излюбленный формальный прием — двухчастное повествование, вот и «Табу» делится на две главы: сегодняшний день и воспоминания. Обе сняты в ч/б, поскольку Гомешу претит клише, согласно которому современность принято изображать в цвете, а прошлое — в монохроме. Разница только в пленке — условно немой фрагмент прошлого снят на 16 мм. И название фильма, и имя главной героини служат отсылкой к Мурнау, но не стоит забывать о режиссерской иронии: немецкий классик скорее служит символом великого кинематографа прошлого, а не буквальным объектом пылкого посвящения.

Разумеется, «Табу» уже наперебой сравнивают с «Артистом», хотя фильм Гомеша — полная противоположность картине Хазанавичуса. Если «Артист» — имитация немого кино, то «Табу» — игривое воспоминание о нем, разбавленное легкой меланхолией. «Рай» — так называется вторая часть фильма — это Элизиум теней, обитель фантомов, сумеречная зона, где встречаются призраки умерших (такое настроение картины имеет мало общего с умилением Хазанавичуса великим немым). «Табу» — самый красивый и доступный фильм португальского режиссера, а еще он — самый печальный. Но после просмотра чувствуешь особый эмоциональный подъем, в сущности, это кино о том, что за соседней дверью всегда таится целая непостижимая вселенная, в которой грустный крокодил — эмблема любви — оказывается одной из самых прозаичных вещей.

«Открытки из зоопарка» (Kebun binatang), Эдвин. Основной конкурс

©  Sony Seniawan / www.berlinale.de

Кадр из фильма «Открытки из зоопарка»

Кадр из фильма «Открытки из зоопарка»

Брошенная родителями Лана выросла в зоопарке Джакарты и никогда не выходила за его пределы. Она нашептывает тиграм сказки и гуляет с гиппопотамами. Но ее главный друг — жираф, самое элегантное животное на свете. Она многое знает о своем приятеле — например, что он отчасти леопард, отчасти верблюд и не умеет приседать, — но не решается к нему прикоснуться. Однажды Лана знакомится с фокусником в ковбойском наряде, который умеет превращать чай в воду, создавать облачка из ваты и запускать огненные шары. По требованию руководства им вдвоем придется покинуть зоопарк и выйти в настоящий мир…

Некоторые зрители «Открыток» были возмущены тем, что в фестивальный конкурс включили якобы детское кино, — и, кажется, специально для этих людей в Берлине состоялась европейская премьера «Бестиария» Дени Коте — рассудочного, холодного и жутковатого фильма о канадском зверинце. Если же вы соскучились по теплому кино, то зоопарк Эдвина готов гостеприимно распахнуть перед вами ворота. Еще только готовясь к съемкам своего полнометражного дебюта «Слепая свинья, которая хочет летать», Эдвин участвовал в опросе многообещающих азиатских режиссеров и пояснил, зачем он снимает кино: «Я думаю: а что будет, если однажды я вдруг утрачу все воспоминания о запахе кофе, красоте улыбок или все впечатления об этой прекрасной, но в то же время абсурдной жизни? Снимая кино, я коллекционирую воспоминания: коллекционирую каждый запах, каждый вкус, каждое чувство, каждую песню жизни».

Вот и «Открытки из зоопарка» — коллекция едва связанных сюжетной линией сценок. Объединяет их, скорее, общее настроение, легкая сновидческая расслабленность. Главным символом одиночества здесь стал жираф, единственный на всю Джакарту. Это очень тактильный фильм, посвященный острой нужде живого существа в ласковых прикосновениях — не важно, бегемот ты или человек. Как поет группа «СБПЧ»: «Прижаться щекой к толстой коже слона, потрогать за клык мокрого моржа, тайком от всех накормить муравьеда».

«Солнце в последние дни сегуната» (The Sun in the Last Days of the Shogunate), Юдзо Кавасима (Yuzo Kawashima). Программа «Форум»

©  1957 NIKKATSU Corporation / www.berlinale.de

Кадр из фильма «Солнце в последние дни сегуната»

Кадр из фильма «Солнце в последние дни сегуната»

Одним из самых интересных событий Берлинале, и без того богатого на премьеры отреставрированных версий («Жизнь и смерть полковника Блимпа» Пауэлла и Прессбургера, «Октябрь» Эйзенштейна с восстановленной музыкой Эдмунда Майзеля), стала мини-ретроспектива Юдзо Кавасимы, приуроченная к столетию студии «Никкацу». Его фильмы «Солнце в последние дни сегуната», «Между вчера и завтра» и «Район красных фонарей Судзаки Парадиз» в Европе не показывались и на DVD за пределами Японии не издавались.

Все три картины сняты в пятидесятые и скреплены одним мотивом — тревожным настроением послевоенной растерянности, посттравматическим смятением. Мелодрама «Между вчера и завтра» напрямую посвящена этой теме, хотя рассказывает о ней с отстраненной нововолновой легкостью — вызывая неявные ассоциации с Дугласом Сирком, снимавшим в те же годы свои главные шедевры. Но главный фильм смотра — это «Солнце в последние дни сегуната» (1957), самая известная работа режиссера, снявшего под сорок картин и умершего на сорок шестом году жизни. Здесь Кавасима отошел на известную дистанцию и поместил действие в бордель 1862 года, за несколько лет до падения сегуната (невозможно отделаться от сравнения с «Аполлонидой», автор которой, Бертран Бонелло, тоже решил разглядывать тектонические сдвиги эпох через замочную скважину в доме терпимости).

Главный герой — в английских субтитрах Мистер Трикстер — устроил в публичном доме многодневную вечеринку, а затем признался, что ему нечем расплачиваться. В результате он становится местным обитателем, добрым духом, который выполняет мелкие поручения, вечно попадает в шутливые переделки и помогает незадачливым гейшам разобраться с комическими ситуациями, в которые они то и дело неизменно попадают. Над сценарием работал Сехей Имамура, впоследствии не раз называвший Кавасиму своим учителем (знаменитая картина Имамуры «Почему нет» считается вольным ремейком «Солнца»). Кавасима снял бурлескную комедию, широко известную на родине (в частности, она вошла в пятерку лучших японских фильмов всех времен по версии авторитетного журнала Kinema Junpo). Впрочем, несмотря на обилие уморительных сцен и веселых гэгов, пронзительный финал на кладбище, по которому, сгибаясь от предательского кашля, вышагивает озорной мистер, говорит сам за себя.

«Жорес» (Jaurès), Венсан Дьетр (Vincent Dieutre). Программа «Форум»

©  www.berlinale.de

Кадр из фильма «Жорес»

Кадр из фильма «Жорес»

Социалист Жан Жорес боролся с колониализмом и милитаризмом, написал ряд исторических трудов, основал газету «Юманите» и был убит националистом накануне Первой мировой войны. Но этот фильм — не байопик борца за свободу: именем Жореса названа и станция парижского метро, рядом с которой жил любовник режиссера Венсана Дьетра по имени Симон. Их роман подчинялся строгим правилам (у Дьетра не было ключа от квартиры, а факт его существования Симон скрыл от своей семьи) и скромным ритуалам: совместный ужин, музицирование, постель. Все это время режиссер снимал на камеру вид из окна.

Венсан Дьетр, выходец из окружения журнала La Lettre du Cinéma, продолжает благородную французскую традицию автобиографического творчества (вспомнить хотя бы «Возраст мужчины» Мишеля Лейриса). Он буквально перемалывает детали собственной биографии в художественные произведения. Изначально режиссер хотел перевести отснятый материал целиком в мультипликацию, сделав своего рода «Вальс с Симоном» (по аналогии с нашумевшей картиной Ари Фольмана). Но в итоге предпочел сделать видеодокументацию перформанса: Дьетр позвал свою подругу Еву Трюффо и в ходе шестичасовой импровизации рассказывал о своем завершившемся романе, отвечая на ее вопросы и показывая свои домашние съемки. На этих кадрах отсутствует его возлюбленный, зато туда попали афганские беженцы, оставшиеся без крова. Название картины не зря наталкивает на мысль о политическом контексте — интимные признания Дьетр действительно сплавляет с политическим высказыванием. Самая эмоциональная сцена, в которой режиссер вместе с собеседницей вместе исполняют любимую песню Симона, сопровождается бегущим по экрану заявлением Эрика Бессона («самого ненавидимого политика во Франции») против иммигрантов. Да, любовь живет совсем недолго, а у негодяев в чиновничьих кабинетах все больше власти — но это не повод бросить любить и заниматься политикой.

«Золотой сон» (Le sommeil d'or), Дави Шу (Davy Chou). Программа «Форум»

©  www.berlinale.de

Кадр из фильма «Золотой сон»

Кадр из фильма «Золотой сон»

В период между 1960 и 1975 годами в Камбодже появился кинематограф. За это время было снято порядка 400 картин, в одном только Пномпене открылось 30 кинотеатров, сам глава страны — его высочество Нородом Сианук не только поощрял кинофестивали, но и стал энергичным режиссером. К сегодняшнему дню до нас дошло только 30 фильмов — и те чудом, поскольку в 1975 году жители столицы ели кору деревьев и животных из зоопарка, а с приходом к власти Пол Пота большую часть имевших отношение к искусству людей попросту забили мотыгами, а кинотеатры забросали гранатами. Для Шу это особенно личная история, поскольку его дед снимал кино. Внук пытается воспроизвести этот опыт: беседует со сбежавшими за границу продюсерами и актерами, находит помнящих классику синефилов. Это погоня за фантомом — большая часть фильмов сохранилась только в обрывочных историях, редких фотоснимках, сохранившихся песнях. На месте кинотеатров — караоке-бары или заброшенные здания. «Золотой сон» — благородная попытка заполнить этот болезненный разрыв, зацементировать его хотя бы фрагментарными воспоминаниями, создать фестиваль пересказанного кино.

К показу «Золотого сна» был приурочен оммаж камбоджийскому кинематографу — в Берлин привезли три диковинных фильма шестидесятых. Трагический роман с королем змей (трехчасовой хоррор «Человек-змея»), двенадцать сестер, сбежавших от колдуна-каннибала, фольклор, пляски и песни — словом, самое чудное зрелище, которое только можно себе представить. Видимо, что-то настолько же отчаянно дурацкое смотрел в детстве по кабельному телевидению Апичатпонг Вирасетакун. Но камбоджийцев лишили права на экзотическую несуразность и память о прошлом. Фильмы представляли их пожилые авторы, по такому случаю впервые приехавшие в Европу. И про то, как принарядившиеся ветераны, явно очень волнуясь, важно читали по бумажке стандартные приветственные слова, можно было снимать отдельное кино.

{-page-}

 

«Гибель сенсации (Робот Джима Рипль)», Александр Андриевский. Ретроспектива «Красная Фабрика грез»

©  Deutsche Kinemathek / www.berlinale.de

Кадр из фильма «Гибель сенсации»

Кадр из фильма «Гибель сенсации»

Масштабная ретроспектива «Красная Фабрика грез» посвящена легендарной советско-немецкой студии «Межрабпом», созданной в 1924 году (к 1948-му, сменив пару раз вывеску, она превратилась в Киностудию им. Горького). Именно здесь были созданы шедевры раннего советского кино — «Аэлита» Якова Протазанова и «Девушка с коробкой» Бориса Барнета. Помимо этих хрестоматийных картин кураторы подобрали ряд редчайших лент, среди которых главной диковиной выглядит «Гибель сенсации» Александра Андриевского. В начале 30-х Андриевский работал над сценарием «Сорока сердец» Кулешова, а затем в 1935 году — перед самым расформированием студии — он снял один из первых в мире научно-фантастических фильмов о роботах «Гибель сенсации».

Отталкиваясь от пьесы Карела Чапека «Рур», картина рассказывает о гениальном изобретателе Джиме, в преддверии новой войны мечтающем побороть капитализм силами роботов, которые, по задумке, должны избавить рабочих от изнурительного труда. Угнетатели мигом вцепились в изобретение Джима, а пролетарская семья проклинает героя за предательство классовых интересов. «Гибель сенсации» — это визионерская научная фантастика, по уровню фантазии и выдумки мало с чем сопоставимая (есть какая-то несправедливость в том, что «Кинг Конг» вошел в историю кино, а лента Андриевского оказалась на ее обочине). Чего стоит только невероятная сцена, в которой отчаявшийся получить признание одинокий Рипль играет своим киборгам на саксофоне, а они послушно танцуют. Конечно же, он повторит путь всех великих демиургов — роботоиды инженера Рипля, выйдя из повиновения, превратятся из утопических друзей рабочих в равнодушные машины для убийства.

«Нападение на демократию» (Angriff auf die Demokratie — Eine Intervention), Ромуальд Кармакар (Romuald Karmakar). Программа «Документальная панорама» / «Положение» (Die Lage), Томас Хайзе (Thomas Heise). Программа «Форум»

©  www.berlinale.de

Кадр из фильма «Положение»

Кадр из фильма «Положение»

Ромуальд Кармакар и Томас Хайзе — одни из самых интересных современных немецких документалистов, метод которых заключается в максимальном отстранении от материала, сохранении дистанции.

«Положение» рассказывает о прошлогоднем визите папы римского в Тюрингию. Хайзе скрупулезно фиксирует рутинные приготовления, репетицию встречи, работу с прессой, составление плана приветствия. Он монтирует свой материал так технично, что поначалу даже непонятно, игровое это кино или документальное. Виртуозный финал — перед огромным скоплением людей выступает папа, стоят ограждения, рядом переминается с ноги на ногу женщина-полицейский. Хайзе снимает ее руки, пока со сцены звучат слова о Боге. Любопытно, что «Положение» словно составляет диптих с предыдущей картиной Кармакара «Паства Господня» (Die Herde des Herrn) о папской коронации. Обе посвящены встрече живого религиозного чувства и чисто бытовой протокольной механики.

«Нападение на демократию» — монтажный фильм, подготовленный Ромуальдом Кармакаром на основе записи конференции, прошедшей под тем же названием в декабре прошлого года. Десять немецких интеллектуалов выступили с речами, посвященными надвигающейся второй волне экономического кризиса и сегодняшнему состоянию Европы. Писать об этом фильме непросто, поскольку рискуешь скатиться в конспект лекций умных людей. А это — свидетельство живого чувства, документ неравнодушия. Кармакар стал тут «невидимым режиссером» — в сущности, его роль свелась к тому, что он спас отснятый телевизионным оператором материал, назвав фильмом и отправив на фестиваль. Без малого два часа, с минимумом монтажных склеек, в которых запечатлены порывистые доклады о том, что человеку в XXI веке необходимо изобрести себя заново. Оторваться от экрана очень сложно — несмотря на 1600 английских титров; особенно интересно наблюдать за выступающими на чисто физиогномическом уровне.

«Выстрел в голову» (Headshot), Пен-Ек Ратанаруанг. Программа «Панорама»

©  www.berlinale.de

Кадр из фильма «Выстрел в голову»

Кадр из фильма «Выстрел в голову»

Получив пулю в голову, наемный убийца Тул чудом выжил, но теперь видит мир глазами новорожденного — вверх тормашками. Когда-то он был одним из лучших полицейских, но, дойдя в праведной борьбе с наркоторговлей до высшего правительственного звена, обнаружил у себя в ванной девушку с перерезанным горлом и оказался за решеткой. И вот Тул решает примкнуть к загадочной организации, восстанавливающей правопорядок собственными методами.

Убитая девушка восстанет из мертвых и навестит героя в тюрьме, бывшие друзья превратятся во врагов, на горизонте объявятся новые люди, желающие Тулу смерти, — словом, «Выстрел в голову» полон сюжетных твистов, ежеминутно переворачивающих историю с ног на голову. Главный герой этого экзистенциального неонуара задается вопросом: что такое справедливость и как ее достичь? Ответить мешают потоки крови, интенсивно заливающей кадр.

По правде говоря, Пен-Ек Ратанаруанг уже достиг своего пика в «Последней жизни во Вселенной» и «Невидимых волнах». Все последующие его работы — приятные, но ни к чему не обязывающие фильмы, вот и «Выстрел в голову» — очень характерное, узнаваемое по стилю кино с выдающейся операторской работой, продолжением сквозных мотивов режиссера (прежде всего, буквально поданной темой жизни после смерти), местами чуть ли не вонгкарваевской сентиментальностью и фирменным фатализмом — чего стоит только афористическое высказывание: «Я не люблю хороших людей, они быстро умирают». Впрочем, если считать, что на фестивале должен быть хотя бы один неплохой фильм с эффектными перестрелками, то «Выстрел в голову» идеально проходит по этой квоте.

Brand X, Уинн Чемберлен. Программа «Форум»

©  Gianfranco Mantegna, care of the New York Public Library / www.berlinale.de

Кадр из фильма «Brand X»

Кадр из фильма «Brand X»

Brand X — потерянный фильм времен лучшего периода «Фабрики» Энди Уорхола. Художник и писатель Уинн Чемберлен снял его в 1970 году, тогда же он был показан несколько раз и затем исчез из поля видимости на четыре десятилетия. Только всезнающий Йонас Мекас периодически вспоминал и превозносил этот анархистский гимн непослушанию и тотальному веселью. В Берлине состоялась европейская премьера недавно обнаруженной картины, представлять которую приехал из Марокко ее автор.

Главную роль исполняет уорхоловская звезда Тэйлор Мид — возможно, это его лучший актерский опыт. С грацией великих комиков он солирует на контркультурном празднике, где засветилось множество ключевых фигур того времени. Большую роль играет замечательная Кэнди Дарлинг (муза Лу Рида, которой посвящена песня «Candy Says», актриса Вернера Шретера), в кадре мелькают Ультра Вайолет, Сэм Шепард и Джимми Хендрикс. Сам фильм представляет собой пародию на все виды телевизионного продукта — ток-шоу, политические выступления, прогноз погоды, рекламу. Имитируя бессмысленный ТВ-серфинг, звезды «Фабрики» участвуют в рассказе о прелестях фаллоимитаторов, «рекламируют» завлекательность запаха пота и принимают участие в разных потешных безобразиях; ночь пожирателей рекламы под ЛСД. Тревожный фон — правление Никсона (Чемберлен уверен, что лично президент был виновен в пропаже картины) и война во Вьетнаме, отголоски которой то и дело доходят до экрана.

То, что сорок лет назад могло сойти за тусовочное кино для своих, сегодня оказывается прекрасным документом времени, в совершенстве донесшим до нас хулиганскую атмосферу тех лет. Значительную часть экранного времени Тэйлор Мид мастерским импровизирует, а в финале доходит до того, что пытается вызвонить Бога (пожалуй, самая смешная сцена картины). В том, что у него налажена прямая связь с высшими силами, сомневаться не приходится.

«иначе, Молюссия» (anders, Molussien), Николя Рэй. Программа Forum Expanded

©  Nicolas Rey

Кадр из фильма «иначе, Молюссия»

Кадр из фильма «иначе, Молюссия»

«Катакомбы Молюссии» — единственный роман австрийского философа Гюнтера Андерса о вымышленном тоталитарном государстве Молюссия (не путать с Молоссией). Двоюродный брат Вальтера Беньямина и супруг Ханны Арендт, Андерс превратил Молюссию в личный миф, на который не раз ссылался в своих теоретических работах и философских текстах. Андерс завершил работу над книгой еще в 30-е годы, но впервые опубликованной увидел ее только перед самой смертью, в 1992-м. Это своего рода антифашистская «Тысяча и одна ночь»: герои книги, заключенные, рассказывают друг другу истории о внешнем мире и политические притчи; своей жутковатой атмосферой роман еще отдаленно напоминает «Перевод показаний» Джеймса Келмана.

В эмиграции Андерс пытался подрабатывать написанием сценариев и даже написал историю для Чарли Чаплина, но первой встречей кинематографа с писателем стала снятая Николя Рэем (это не псевдоним) «иначе, Молюссия». Это опыт скорочтения эзотерического романа, не переводившегося на английский или французский язык. Не владеющий немецким Николя Рэй попросил своего друга прочитать книгу и вместе с ним выбрал несколько фрагментов, на основе которых получилось девять глав, составивших фильм. Актер читает книгу вслух, это иллюстрируется снятым на бракованный 16 мм видеорядом — мосты, реки, леса, горы, пустые дома (пленку режиссер проявлял в собственной независимой кинолаборатории). Изображение вступает в парадоксальную связь с произносимым текстом, который по сюжету принадлежит пленникам. Поскольку прочтение Рэя — интуитивное, случайное, то и форма фильма соответствует этой спонтанности. «Молюссия» состоит из девяти бобин, порядок показа которых произволен (в Берлине за выбор отвечал генератор случайных чисел). Получается, «иначе, Молюссия» раскладывается на 362 880 возможных фильмов, каждый раз превращаясь во что-то новое. Иными словами, посмотрев это кино один раз, вы уже никогда не сможете увидеть его снова.

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:4

  • borzenkov· 2012-02-20 22:35:36
    Автор этого многостраничного опуса действительно ничего не сказал про премьеру фильма Айрон Скай, или я что-то пропустил?
  • Assa Novikova· 2012-02-21 02:29:04
    ооо гибель сенсации!! мировой фильм)
  • Sergei Dyoshin· 2012-02-22 12:52:05
    "его конкурс давно не вызывает особенного энтузиазма ни у критиков, ни у зрителей и не оказывает значительного влияния на кинематографический мир"

    - в прошлом году, все же два "берлинских" фильма ("туринская лошадь", "развод надера и симин"), без каких-либо оговорок, стали большими событиями.
Читать все комментарии ›
Все новости ›