Овальный стол: «Высоцкий» – спасибо, что не Цой

Редакция OPENSPACE.RU обсуждает фильм Петра Буслова и Дирекции кино «Первого канала»

Имена:  Владимир Высоцкий · Константин Эрнст

Свою третью встречу в бывшей конторе «Красного Октября» редакция OPENSPACE.RU решила посвятить разговору о только

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

что вышедшем фильме Петра Буслова «Высоцкий». За овальным столом друг с другом спорили и соглашались шеф-редакторы OPENSPACE.RU Екатерина БИРЮКОВА («Академическая музыка»), Денис БОЯРИНОВ («Современная музыка»), Мария КУВШИНОВА («Кино»), Станислав ЛЬВОВСКИЙ («Литература»), Глеб МОРЕВ («Медиа»), Михаил РАТГАУЗ («Общество») и главный редактор сайта Мария СТЕПАНОВА.



Кувшинова: Хочу начать вот с чего. Я предлагала для обсуждения за овальным столом фильмы «Елена» и «Портрет в сумерках». Мои коллеги выбрали фильм «Высоцкий». Для меня этот выбор симптоматичен. Для человека, который постоянно занимается отечественным кино, «Елена» и «Портрет в сумерках» — прорывы, которые связаны с изображением на экране сегодняшней российской реальности. Мало кто до этого говорил о сегодняшнем дне так убедительно. Фильм «Высоцкий» в этом контексте — еще один пример отторжения реальности, именно сегодняшней реальности. Как и создатели фильма, мои коллеги тоже решили вернуться туда, где им больше нравится, — в семидесятые годы. Все рады копаться в ретро, никто не хочет обсуждать то, что происходит сегодня.

Ратгауз: Можно уже начать возражать? Если я сейчас начну, мы до фильма «Высоцкий» не дойдем даже к концу разговора.

Львовский: Мне кажется, что это не вопрос ретро. Много народу идет на фильм не потому, что он о Советском Союзе. Высоцкий — идеологически не нагруженная фигура. Такой мужественный персонаж, отчасти одиночка, противостояние с властями — все на месте. Настоящий русский герой.

Кувшинова: Маскулинный.

Львовский: Маскулинный, неконтролируемый. Да и фильм, мне так кажется, сам по себе не ужасный. Странный, конечно, но не ужасный. Я ожидал худшего.

Степанова: Советский он или антисоветский, но прошедшие тридцать лет другого героя не предложили. Ни политики, ни актеры, ни музыканты не смогли спровоцировать народную любовь такого размаха. Высоцкий десятилетиями был в российском массовом сознании — и продолжает быть — чуть ли не главной фигурой. «Больше, чем поэтом», больше, чем актером, больше, чем звездой. И это фигура отца — не только для сценариста, но и для его аудитории, образец на все времена и случаи жизни. Герой, любовник, воин, воплощение мужской и творческой мощи. Для подавляющего большинства зрителей это человек, который показывает, как нужно жить. Ух как. На разрыв аорты. Это все довольно любопытно: история, которая нам рассказана (оговорюсь, речь идет не о жизни реального Высоцкого, которая неизмеримо сложней и многослойней), — это история распада, история наркомана. Главный двигатель сюжета — коробка с наркотиками, которая должна найти своего героя. При этом фильм снят на деньги «Первого канала», на него потрачено сколько-то миллионов, лакировщик действительности Эрнст его выпиливал лобзиком едва ли не лично. И тем не менее в качестве идеологического проекта все это выглядит очень странно. Не говоря уж о том, что там постоянно объясняется народу, какие сволочи кагэбэшники…

Кувшинова: Там же хороший кагэбэшник.

Степанова: Один наскоро перековавшийся кагэбэшник…

Львовский: Не перековавшийся, а отступивший.

Кувшинова: Это абсолютно схема фильма «Жизнь других».

Львовский: И это тоже правда.

Бирюкова: Все согласны с тем, что это поиски героя, но при этом мы видим, что герой — за гранью, с того света фактически. Внешность героя — маска, он мертвец из Мавзолея. Симптоматично, что герой, который может объединить нацию, — он уже мертвый. И это проблема. Это абсолютно отступает от традиции фильмов-биографий, в которых что-то новое вносится в образ персонажа. Тут получается, что нам пытаются вернуть какую-то мумию.

Степанова: Ну как: новых образцов не нашлось, приходится гальванизировать старые. Это именно что Ленин из Мавзолея, хранить вечно.

Бирюкова: Да, только Ленина в советскую эпоху играли очень разные актеры — это была живая традиция. Понятно, что это не фильм про собственно Высоцкого и художественный мир его песен. Драйв создан не песнями Высоцкого, а музыкой, которая к нему вообще не имеет никакого отношения. Нет проникновения в его художественный мир. Он взят просто как лейбл.

Львовский: Ну да, вот, к примеру, фильм Оливера Стоуна The Doors про Моррисона был устроен иначе. Там все время была музыка Doors, актер был не совсем похож.

Кувшинова: И действие охватывало всю его биографию.

Бояринов: На мой взгляд, фильм получился странный — с чертовщинкой. Кто такой в нем Высоцкий? Бунтарь, который нарушает все мыслимые законы и из всех заварух выходит победителем. Он может спокойно переехать двойную сплошную, разобраться с кагэбэшниками…

Кувшинова: Умереть и воскреснуть.

Бояринов: Да, хотя мы и знаем, каков финал, он отложен.

Степанова: Смертию смерть поправ.

Бояринов: Он побеждает смерть, он возвращает себе творческий импульс. Конечно, эти все навороты с гримом, навернуть дополнительную интригу с актером… В итоге фильм слепился в такое не пойми что. Думаю, что реакция будет неоднозначной. О'кей, он идет с активным успехом — но при массированной рекламной кампании, вплоть до изображения Высоцкого на банках с пивом, что тоже беспрецедентно. И уже выразитель народной мудрости Гришковец возмущается.

Морев: Я уверен, что фильм пройдет на ура и получит все деньги, на которые рассчитывал Константин Эрнст и ради которых он придумал все эти тонкие рекламные ходы.

Львовский: Толстоватые рекламные ходы, если честно.

Морев: Может быть, в том, что касается банок с пивом, да. Я, как говорила Мариэтта Чудакова, «неусердный кинозритель». Я не могу проследить всю жанровую традицию, в которую вписана эта фильма. Мне она интересна не с точки зрения кино, а с точки зрения историка культуры. Я год назад через какие-то посторонние вещи вышел на биографию Высоцкого и довольно много посмотрел документального кино про него и почитал кое-что мемуарное. Там действительно очень интересная биографическая история — грандиозная история параллельного существования, параллельного всем социально-правовым нормам Советского Союза. Высоцкий существовал примерно в той реальности, в которой человек его рода занятий и его популярности существует сейчас. Со своей экономикой, со своим уровнем потребления. Только все это было теневое…

Бирюкова: Несколько персонажей в мире классической музыки тоже было.

Львовский: И в литературе.

Морев: Конечно — например, Рихтер. В «Слезах об убитом и задушенном» Евгения Харитонова есть известный пассаж о Рихтере: «Пусть там Рихтер у себя в богатом доме делает что он хочет, но если он Рихтер; и для народа это он приобщает молодежь к прекрасному, тут мы, конечно, закрываем глаза». На Высоцкого также «закрывали глаза». Но меня поразили масштабы этой истории: фактически открытая виза, два «мерседеса», личный импресарио или даже два, врач, сорок тысяч долга перед смертью — ну прямо как у Пушкина. Если подойти с позиций историка культуры, чего мы ждем от исторического фильма, чего, идя в кино, боимся? Мы боимся нарушения собственных представлений о документальности, об аутентичности показа эпохи. Так вот — посмотрев фильм «Высоцкий», я остался совершенно удовлетворен. Может быть, я плохой физиогномист, но я не увидел там никакого Безрукова — в человеке, который играет Высоцкого. Я все ждал, когда ж он проглянет, но он так и не проглянул. Анонимный артист, так сказать, чудо грима в этом фильме совпадает с моими представлениями о том, как говорит, двигается и ведет себя Высоцкий. Возможно, это представление самое элементарное, банальное, но оно мое — и фильм с ним совпал. Второе. Меня абсолютно устроил вещный мир 70-х, как он показан в фильме. Единственное, мне в какой-то момент показалось — что-то многовато джинсов.

Львовский: В какой-то момент он едет по Третьему кольцу, правда, совсем коротко.

Морев: Когда он едет по Бульварному кольцу, брежневская Москва там смоделирована очень корректно, машины все правильные, одежда правильная. И Восток советский — правильный. Только разметка на дорогах неправильная, сегодняшняя.

Ратгауз: Что значит правильный?

Морев: Совпадающий с моим представлением об аутентичности. В этом смысле в этой картине меня, как и у Германа в «Хрусталеве», ничего не задело — вот такое странное сравнение.

Ратгауз: Глеб, это, конечно, очень… дико.

Морев: Миша, как я тебя понимаю. Прости.

Ратгауз: Мне кажется, что этот фильм является продолжением проекта «Старые песни о главном». То есть это распродажа советского прошлого в определенной упаковке.

Морев: Безусловно.

Ратгауз: Упаковка эта всегда одна и та же, она всегда сдизигнирована на высочайшем уровне. Идут смотреть прекрасно упакованный совок, приходят на распродажу позднесоветских мифов, которые, конечно, самые крепкие и самые сочные. В чем тут вообще основной вопрос? Человек по имени Владимир Высоцкий, про которого нам рассказывают, что он в этом фильме собой представляет? Есть ли у него содержание? В этом фильме поэт, певец и артист Высоцкий складывается из полускандальных вещей, понятных любому обывателю от 12 до 60. Он складывается из заработков, в основном незаконных. Наркотиков и слежки. Где-то там витают еще две женщины, хотя основную ставку на них не делают.

Степанова: Нет, там есть творчество. Очень условно поданное, но есть. Муки молчания, творческий кризис.

Ратгауз: Творческий кризис пришпилен грубой булавкой в конце. Все, что не продается так однозначно, из этого фильма вынуто. Например, все, что делало Высоцкого общественной фигурой.

Глеб Морев: Например.

Ратгауз: Например, Высоцкий и Театр на Таганке, который здесь появляется только для того, чтобы ввести камео Безрукова, чтобы они вместе прошли в кадре два метра и мы поняли, что это такой, блядь, прикол. Все, чем Высоцкий являлся как общественная фигура, отсюда вынуто совсем.

Львовский: А чем он являлся как общественная фигура?

Ссылки

• Овальный стол: «Дневник Жеребцовой Полины», 09.11.2011
• Овальный стол: «Два дня» Авдотьи Смирновой, 26.09.2011