Как мы собираем деньги в прокате? У нас выходит 360—370 фильмов в год (в 2008 году, в 2009-м; в 2010-м будет не меньше). То есть выпускаем каждый день новый фильм, из которых по названиям российское кино составляет 25% (80—90 фильмов). Некоторые критики утверждают, что выходит 60, но и остальные фильмы регистрируются и показываются хотя бы несколько сеансов. Нельзя верить и тем, кто утверждает, что у нас снимается 180 фильмов (так Министерство культуры, учитывая все стадии запуска, производства и постпродакшн, отчитывалось перед правительством за количество запусков). В прошлом году мы завершили сто с чем-то названий.

Двадцать пять процентов по названиям — столько же и по деньгам. Но почти половину сборов за прокат отечественных картин собирают три-пять названий. Российская киноиндустрия с точки зрения бизнеса — это чистый головастик. Три-пять фильмов собирают вместе сто миллионов долларов, и делают это практически за один месяц — конец декабря — январь. Хотя в этом году нашим картинам было невероятно тяжело, потому что на них наступила Годзилла: сто шесть миллионов «Аватара» не позволили русским лентам втиснуться в те несколько окон для их проката, которые существуют для нашего кино в течение последних четырех лет (с тех пор как у нас возникла новая киноситуация, которая примерно сохраняется и до сих пор).

Итак, мы собираем за показ российских фильмов в кинотеатрах $200—230 млн, сто из них собирают от трех до пяти картин, прочие восемьдесят картин — все остальные деньги. При этом на самом деле сорок фильмов из оставшихся восьмидесяти не возмещают даже затрат на свое тиражирование — фантастические цифры, показатель нашей коммерческой эффективности. Половина фильмов российского производства собирают четыре цента на вложенный доллар. Это большой бизнес!

За всеми фильмами, которые собирают кассу, стоят телеканалы. Но и они даже при таких сборах не все возместили затраты. Какие-то очень хорошо возместили, например три армянских фильма. (Смех в зале.) Понятно, о чем я говорю: «Самый лучший фильм», «Наша Russia», который пока еще абсолютный чемпион русского кино начавшегося года, $22 млн. Телеканала три (после того как Роднянский ушел с СТС, оставшемуся там начальству кинопроизводство неинтересно) — «Первый», ТНТ и «Россия» со своими патриотическими фильмами.

Из шестнадцати проектов, в сумме собирающих $100 млн — половину годового бокс-оффиса, — только в двух лентах есть немного государственных денег. Коммерческое кино — это всегда открытый рынок, ориентация на зрителя. Я его никак не оцениваю — ни эстетически, ни содержательно, ни идеологически. Но в те фильмы, которые возмещают или частично возмещают затраты, всегда вложены гигантские деньги на продвижение проектов. Причем государство в эту деятельность никогда серьезно не вкладывается. Затраты на продвижение огромные, такие же, как на Западе, то есть они приближаются по своим масштабам к стоимости производства. Хотя западные картины, особенно американские, рассчитаны на весь мир, а российские только на российскую ойкумену.

Для сведения: американское производство — это 9% мирового производства. США снимают примерно 600 фильмов в год и собирают на этом 65—67% мирового бокс-офиса. Довольно эффективный бизнес, согласитесь.

США привозят в Россию каждый второй фильм (47—50% всех выходящих у нас названий), а собирают — 70% бокс-офиса. Все последние годы. Хуже всех приходится европейцам, или, вернее, по квалификации, «фильмам остальных стран мира». По некоторым критериям иногда отдельно выделяют Францию. Последнее десятилетие она занимала третью сточку, но сейчас отступает. Французские фильмы в какие-то годы составляли 45—50 названий в год. Сейчас они так проваливаются, что их покупают меньше. Весь «остальной мир» имеет в России около 30% по названиям и 5% по сборам. Не смотрим мы продукцию «остального мира». Смотрим «Голливуд» и пять русских фильмов.

Всего планку в миллион долларов сборов из 85—90 русских картин в последние годы преодолевают 12—14 картин. Американских таких —70.

Теперь вернемся к русскому кино и кризису. Деньги может возвращать только зритель. Но кто он такой? Российские продюсеры примерно из $230 млн сборов (возьмем 2008 год, докризисный) вернули (по каким-то грубым расчетам) $80 млн (половину — кинотеатрам, часть — отчисления на рекламу). Где они взяли остальные 170—200 млн? На какие деньги снимали кино?

Государство в последние годы тратило на поддержку всех видов кинематографии около $100 млн, включая дебюты, документальное кино, анимацию. Что будет в 2010 году, не знает никто, включая министра культуры. На всё про всё, а не только на дебюты, неигровое и анимацию, им оставили $50 млн. Это уникальная ситуация с 1988 года, когда Рыжков по неосторожности разрешил производить так называемое «кооперативное кино». В 1988 году была отменена цензура и прошли первые кинорынки. Кино с тех пор не покупается по разнарядке, когда Бергмана посылали в Душанбе, а индийские фильмы — в Таллин. И вот в 2010-м — крупнейшее инновационное предложение, которое сделают 19 марта члены попечительского совета Российского фонда социально-экономической поддержки кинематографа.

Где же еще продюсеры брали деньги? У каких-то компаний. Телевидение давало. Разного рода бизнесмены. Любители кино давали горячие деньги. Это по меньшей мере еще $100 млн. Что происходит с этими источниками? Вложенные деньги за редким исключением вообще не возвращаются.

Значит, государству не надо возвращать, этим любителям кино (смех в зале) — тоже, продюсеры получают назад треть потраченных средств. Уникальная киноиндустрия!

Знаете, как это произошло? В какую-то минуту министр культуры Михаил Ефимович Швыдкой уговорил себя и высшее начальство страны, что нужно выпускать два отечественных фильма в неделю. Не знаю, откуда были взяты эти идеи. Но казалось, что именно 100 названий — достойное количество для большой империи. Их и снимают до сих пор — два фильма в неделю. Снимают… но не смотрят.

Чтобы добиваться результатов в кинопрокате, надо заниматься такой мелочью, как продвижение. А государству фактически запрещено этим заниматься. Во-первых, чиновники (потому что все они тоже ненавидят рынок) не считают необходимым давать деньги на такую эфемерную и затратную вещь, как продвижение. Во-вторых, чисто режиссерская модель российского кинематографа, когда все ориентированы на создателя, тоже голосует против зрителя. Продюсеры, решая свои задачи, не имеют ни политики, ни кооперации, ни желания построить здесь правильные механизмы возврата истраченных средств. Например, среди прочего создать систему поддержки арт-кино. Организовать специализированные кинофонды, заставить министерство их поддерживать. Вот в Европе есть четыре тысячи кинотеатров, которые этим занимаются. Если кто-то пришел смотреть замечательный румынский фильм в Германии (надо только входить в эту систему), то за второе незанятое кресло там доплачивает Общий рынок. В России ничего подобного нет. Я говорю о деньгах, но одновременно идет множество других процессов, не менее сложных и не менее опасных, чем ориентация на «производство без потребления». Авторское кино в нашей стране, например, впервые с конца восьмидесятых годов катастрофически потеряло аудиторию.

Когда в четырнадцатимиллионном городе существует буквально пять-шесть залов, которые показывают артхаус на свой страх и риск (и хорошо, что тремя из них командует Армен Бадалян), — это не нормальная ситуация. А в нашей стране есть еще 167 городов, в которых более ста тысяч населения, где лучшие фильмы вообще не показывают. Ограниченный прокат в России — до 30 копий, а значит, фильмы не могут попасть на эти территории. Киноиндустрия — это многомерные взаимозависимые процессы, связанные еще и с тем, что какой-то группе кинематографистов было выгодно раздуть идею величия нашего кино в последние годы: выдающиеся успехи, подъем, деньги, призы…

Как тут ни вспомнить пиратство. В России беспрецедентный рынок пиратства. По потерям правообладателей мы уступаем только Китаю. Три года назад я узнал, что у нас сорок восемь линий (это были очень секретные данные), которые стоят на военных заводах и под прикрытием секретных служб воспроизводят пиратскую кинопродукцию на DVD. Туда не могут прийти милиционеры, следователи. Что тут скажешь?

Россия почти не производит (за редкими индивидуальными исключениями) копродукции. Она сошла на нет по разным причинам. Во-первых, трудно получать иностранные деньги. Странные зарубежные люди хотят долгих переписок, зачем-то хотят прозрачности, просто сводят нас этим с ума. Во-вторых, с ними трудно приходить в Минкульт. Не знаю, как теперь к директору нового фонда Сергею Толстикову они будут приходить.

Проблем очень много. Например, в прошлом году кинорежиссеры — большие звезды — чуть ли не в первый раз встретились с кинопрокатчиками. Я участвовал в одной дискуссии — газета «Ведомости» организовывала: они там знакомились, авторы с прокатчиками. (Смех в зале.)

Итак, в России киноиндустрия иначе устроена — все ориентировано только на производство. Фильм — и фестиваль. Фильм — и какие-то схемы списывания денег. Фильм — и что-то еще. Все эти цели достаточно убедительные в нашей культуре, но они не связаны с настоящей киноиндустрией. Поэтому здесь нет кооперации, нет союза продюсеров. И те, кто принимает решения по поводу будущего, прекрасно понимают, что сегодня в нашей стране нет кооперации среди кинематографистов: серьезных гильдий, лидеров, которые могли бы беседовать с властью по поводу результатов вводимых нововведений. Например, 3 ноября премьер-министр с удивлением узнал, что восемь лет не вводится единый билет. Он по наивности спросил: «А сколько же он стоит?» Не входящий в Совет при премьер-министре Александр Алексеевич Голутва ответил: «Шесть миллионов восемьсот тысяч». Путин переспросил: «Рублей?» — «Да, рублей». Это во всех газетах было, ничего секретного тут нет. Путин удивился и сказал: «Ну, мы с Никитой Сергеевичем можем собрать эти деньги прямо за столом». (Смех в зале.)

Ссылки

• Даниил Дондурей: «Только кризис спасет наше кино», 07.11.2008
• Государство заказало кино, 07.11.2008