Британомания 1991–1995

Хроники разгула «английской болезни» в Москве. Оральная история из трех частей в изложении очевидцев. Часть I

Имена:  Андрей Борисов · Андрей Бухарин · Анжей Захарищев Фон Брауш · Артемий Троицкий · Бобби Блеск · Бретт Андерсон · Игорь Шапошников · Олег Бойко · Сергей Киселев · Стивен Патрик Моррисси · Юрий Орлов

ИЛЬЯ МИЛЛЕР:
В начале девяностых большинству населения страны по понятным причинам было весело и без всяких музыкальных приключений — не столь важно, из какой страны происходили родом любимые группы, разобраться бы сначала, кого бить выдранной из забора доской возле Останкинской башни, скажем. Но для русских и экс-советских меломанов (а это, учтите, самые отчаянные меломаны из всех возможных) спасение крылось именно в звуках и контексте, которые приходили с Британских островов. Именно британское влияние как-то облагораживало российскую музыку и тех, кто ее любил. Маршрут и алгоритм у всех был примерно одинаков. Прививка антиамериканизма, сделанная в районной поликлинике сразу после рождения, воспитание в детстве на таких незыблемых образцах, как Мэри Поппинс, Винни-Пух, Шерлок Холмс, Маугли и… ммм… тигренок в чайнике, не знаю, и в девяносто девяти случаях из ста первая инициация рок-музыкой — конечно, через великолепную четверку из Ливерпуля. Они мне тоже нравились, а как же — примерно неделю в десятилетнем возрасте, помню, дико под них угорал; благо, дядя мой записал ознакомительную кассету.

АНЖЕЙ ЗАХАРИЩЕВ ФОН БРАУШ, группа «ОБЕРМАНЕКЕН»:
Британская культура и эстетика интриговала больше, чем американская. Это было более выдержанное по времени состояние, и нам всегда импонировала романтизм. Вальтер Скотт, Байрон, Оскар Уайльд, Льюис Кэрролл — это был отличный фон для восприятия британского мышления. Было приятно, что такое парадоксальное мышление инспирировало Beatles и Леннона в частности. Это было более рафинированное отношение к жизни и более интересная музыка, в ней было больше кодов для считывания, ее ДНК была богаче.

БОББИ БЛЕСК, группа SPINGLETT:
Мы просто воображали себе все это и пытались повторить, не зная, как это делается, понимаешь? У меня был магнитофон, и ребята в Чехии записали мне подборку видеоклипов на кассету. Тогда свежаком был сборник The Cure «Staring At the Sea», Sisters of Mercy, Siouxsie & The Banshees. Я был пост-панком, красил башку в черный цвет, и всех вокруг на это подсадил. Тогда было странное время: вроде, все уже разрешено, а информации никакой нет, поэтому мы смотрели эти клипы как такую невероятную мечту, мы ничего не знали ни про какой шоу-бизнес. Мы многого не понимали и были наивными, но экспаты, англичане, приезжали, слушали наши вещи, и просто охреневали, как у нас это получалось — чисто, позитивно и абсолютно по-своему. Это как с девушкой, когда ты молод — на расстоянии для тебя она мечта, ты себе что-то воображаешь, а когда она уже с тобой, то все как-то иначе проходит, не так, как ты себе навоображал, понимаешь?

У нас музыка на этих же принципах строилась. Тексты у нас были инфантильные, англичанам они могли показаться смешными, произношения нашего они совсем не понимали. Тексты были лишь еще одним слагаемым общего звука. Какой-то смысл, конечно, в них был, но полезной информации в текстах было очень немного. У нас были в основном песни про что? Про животных и про любовь, да? Мы просто не осознавали, что, оказывается, можно петь про политику или про наркотики. Сейчас слушаешь Black Sabbath и понимаешь, что все их первые девять, сколько там, альбомов, они же на девяносто девять процентов про наркотики. Поразительно.

ТАМ
27 мая 1990 — Манчестерская группа Stone Roses играет масштабный концерт на Спайк Айленд, этот концерт позже назовут «Вудстоком для поколения Экстази».
23 сентября 1991 — На лейбле Creation выходит альбом Primal Scream «Screamadelica», получивший приз «Mercury», занявший первые места почти во всех итоговых списках года музыкальных изданий и ставший большим коммерческим успехом (8-е место в британских чартах).
11 мая 1992 — Выходит сингл британской рок-группы The Cure «Friday I’m In Love». Он попадает в чарты Великобритании на 6-е место и на 18-е место в Billboard Hot 100. Европейские зрители MTV присудили группе награду за лучший видеоклип года на церемонии награждении MTV в 1992.

ЗДЕСЬ
1991 — Московская группа «Мегаполис» и народный артист СССР Лев Лещенко записывают откровенное подражание британской группе The Cure, песню «Там» на слова Иосифа Бродского. Клип на эту песню с не менее явным подражанием сняли в 1993 году.
Клип экзотик-поп-дуэта «Кармэн» «Лондон гудбай» собирает в одну корзину все известные трюизмы и шаблоны британской культуры — полицейский-бобби, Биг Бен, Би-би-си, «овсянка, сэр!». Богдан Петрович Титомир и Сергей Михайлович Лемох, облаченные в косухи, делают высокоэнергичный танец на фоне британского флага.
1992 — На лейбле SNС Records выходит одноименный альбом первой московской англоязычной группы Spinglett.

БОББИ БЛЕСК, группа SPINGLETT:
Я приехал сюда студентом в 1989 году, пытался играть с чехами и словаками, но они не занимались музыкой так серьезно, как мне хотелось бы, и потом все равно уезжали отсюда. Мне нужно было прибиться к кому-нибудь, и я пристал к группе «Тупые», хотел вписаться к ним в группу. Они были очень крутые, но делали все немного по-другому, у них было такое кабаре, с театром и костюмами, и они хотели уехать за границу. Еще я под драм-машину читал рэп в МИСИ, это тогда было очень шокирующе. Все это я помню плохо, много курил тогда. Потом я познакомился с басистом ДиДой, он еще был художником, вокруг него была огромная тусовка, знал почти всех, кого надо. Когда я шел с ним по улице, он обязательно встречал кого-нибудь знакомого. Мы придумали три песни на чешском языке, за бутылку водки нас пустили на ночь в студию, и мы их записали. Там было что-то про ночных стражей, мрачное такое, типа The Cure.

Потом нас заметил Гоша Шапошников из группы «Братья по разуму» и позвал играть вместе. Он пел у нас над подпевках, мы выступали вместе в Горбушке, с нами еще покойный ныне Боря Раскольников выступал на сцене. Всего было, наверное, гитаристов пять. Странный состав, а потом я понял, что все это были культовые люди, в общем-то. В ДК МЭИ играли на фестивале с другими группами — там были «Опасные соседи», НОМ и «Вопли Видоплясова», они закрывали концерт, у них тогда была хитовая песня «Танцi». В этой андерграундной среде сложился интересный контингент, все были интересными группами. А духовным отцом волны был Павел Жагун, он был мудрейшим организатором. Основные экономические надежды у него были на «Моральный кодекс», но он привлекал и андеграундные группы. После нас на SNC записывались «Встреча на Эльбе», «Матросская тишина», «Радио Один», но они выходили уже на CD-дисках, а наш альбом был последним, изданным на виниле.

Жагун инвестировал в Зеленый театр, он убрал там партер и проложил асфальт перед сценой, чтобы места не были сидячие. Тогда там устраивали концерт «Рок против дождя», и Жагун позвал на секьюрити байкеров, как Rolling Stones в Альтамонте в свое время. Еще была девушка Рина, она, к сожалению, недавно умерла — она работала в концертном агентстве «Мельница», занималась русскими группами. Рина умудрялась пробивать различные ДК. Кризис, ДК пустовали, кому-то надо было отмыть деньги, а потом сказать, что вложили, вроде, в культуру. Рина договаривалась, платила за аренду, и устраивались концерты. Туда художников звали тоже, Петлюра устраивал выставки, все были вместе.

А еще группа «Николай Коперник» оказала влияние, Юра Орлов. Тогда был кинотеатр «Уран», возле метро «Красные ворота», в переулках. Его определили на снос, он был грязный, разрушенный весь, а за два-три месяца до сноса Орлову дали от него ключ. Он сделал в зале репетиционную базу и разрешал нам ей пользоваться вместе с ними. Орлов назвал ее «Бриллиантовый зал». А клуб назывался «Клуб Бриллиантовых миллиардеров» Это был примерно 1989 год, и Орлов был такой весь стиляга, как Брайан Ферри, а мы — панки. Тогда там, кстати, прошел первый перформанс пани Брони, помнишь такую?

АНЖЕЙ ЗАХАРИЩЕВ ФОН БРАУШ, группа «ОБЕРМАНЕКЕН»:
Юрий Орлов и «Николай Коперник» — они, конечно, могли освежить московский рок лучше многих других.

ТАМ
Август 1992 — Бывший фронтмен группы The Smiths Моррисси во время выступления в рамках первого концерта-реюниона Madness в Финсбери-парке в Лондоне появляется на сцене обернутым в британский флаг. На задник сцены проецируется фотография с двумя целующимися скинхедами женского пола. Еженедельная британская газета NME после концерта заявила, что «певец оказался в таком положении, когда уже нельзя одной многозначительной усмешкой отмахнуться от обвинений в том, что он заигрывает с ультра-правой и фашистской эстетикой».

ЗДЕСЬ
1992 — В Москве выходит первый номер (всего вышло два) журнала «Экзотика» с бананом на обложке. Журнал издает Андрей Борисов. В номере — тексты о группах The Charlatans, Happy Mondays, Bauhaus и Dead Can Dance.

АНДРЕЙ БОРИСОВ:
Журнал мы делали в основном для себя, хотелось какого-то развития актуальной тогда темы, а в журнале «Ровесник» писали о группах с длинной историей, скажем так. Скупой исторической справки было недостаточно, а английские издания попадали к нам только со знакомыми, с большим опозданием. Все это делалось на голом энтузиазме, у нас даже не было печатной машинки, мы ее украли с телевидения во время переезда на Шаболовскую. Поэтому все было вот в таком формате. Тираж был 10 тысяч экземпляров, и система дистрибуции была — буквально в каждом крупном городе, если помнишь, существовал магазин-филиал грамзаписи «Мелодия», в котором выставлялось по нескольку экземпляров журнала. Потом эта система рухнула и появился интернет, уже году в 1995, а так бы мы продолжали, и третий номер выпустили бы, и четвертый.

ИЛЬЯ МИЛЛЕР:
Немалую лепту внесло и расширение каналов получения информации — если до этого, в восьмидесятых, все понимание процессов западной музыки строилось на каких-то диких, дворовых, непроверенных легендах и слухах, то с 1990 года музыку можно было потреблять при помощи радио и телевидения. В таких молодежных изданиях, как журнал «Ровесник», зарождался институт музыкальной журналистики (в 1990-м году там даже появился текст о манчестерской молодежи, которая стала носить мешковатые штаны и активно посещать рейвы, до этого спорадически возникали обзоры нью-вейва и тексты о Роберте Уайетте, которые писал Артемий Троицкий). И с 1990 года на третьей кнопке советского ТВ в рамках канала «2X2» в дневное время показывали клипы и музыкальную программу европейского канала Super Channel, где в тяжелой ротации стояли и такие группы, как The Charlatans, Happy Mondays, The Pogues, James, Soup Dragons. Стрижки горшком и длинные челки, полностью закрывающие глаза исполнителей, мешковатые одежды, размытые гитарные конструкции, вальяжный бит — все это выглядело загадочно и интригующе, в отличие от понятных, считываемых и простых стилей типа «поп-музыка» (Pet Shop Boys, Элтон Джон) или «рок-музыка» (Guns N’ Roses, Metallica, Элис Купер). Для советского школьника, возвращавшегося после занятий домой, практически не было вариантов переключить канал — как пела одна из тех групп, «there’s no other way — all that you can do is watch them play».

Blur. «There’s No Other Way»


Эта массовая бомбардировка дала на удивление небольшое количество жертв (если учитывать территорию покрытия), но те, кто попадал под раздачу, начинали остервенело копать дальше. Я в возрасте тринадцати лет впервые осознанно заплатил деньги за музыку, принеся в киоск аудиозаписи возле кинотеатра «Комсомолец» чистую 90-минутную кассету и ткнув пальцем продавцу на две латинские аббревиатуры в ассортименте, распечатанном на перфокарте: на одну сторону REM, на другую — EMF.

АНЖЕЙ ЗАХАРИЩЕВ ФОН БРАУШ, группа «ОБЕРМАНЕКЕН»:
Stone Roses мы застали уже в Америке, и для нас, конечно, это было очень приятно. Beatles для нас была по большей части родительской группой, и вот тот комфорт, сладость революции, который в них содержался, просочился в нас через бритпоп. Beatles не разрывали нам мозг, как это произошло позже с Дэвидом Боуи, когда начали открываться горизонты. Хотелось изощренных музыкальных инсинуаций, простого звука было недостаточно, хотелось сложнее, как у группы Japan, например. Как у Боуи. Как у King Crimson. К концу 80—90 годов Дэвид Сильвиан, уже как сольный автор, продолжал влиять на наши парадигмы своей легкой метафизикой. Однако здесь он не прижился, что стало ясно и ему, когда он приезжал с концертами. Россия для Англии — колония с весьма трагической судьбой, это даже не Индия конца XVII века. Но, конечно, его влияние на нас было колоссальным.

Эталоны новых романтиков — Брайан Ферри и Брайан Ино из Roxy Music — не были слабее как сольные артисты. Брайан Ино и как продюсер оказал влияние, он ведь поставил звук таким группам, как U2 на альбоме «Joshua Tree», Depeche Mode, когда они уже оформились, и масштабной группе Coldplay — хотя это анемичный проект, по-моему. И Ино дал нам целый стиль — эмбиент, у «Оберманекена» много есть похожих прослоек, звуковых прокладок на альбомах. Cocteau Twins и Робин Гатри — это еще один айсберг, схожий с Брайаном Ино, он был таким создателем звуковой палитры. Первые альбомы «Оберманекена» навеяны всем этим — ироничным глэмом Roxy Music, Cocteau Twins, такой группой, как Aztec Camera, и The Smiths, а позже Моррисси сольно. Моррисси как автор продолжил настроение, созданное Оскаром Уайльдом, эту манерность в хорошем смысле этого слова — то есть яркие и необычные манеры. Манерность ведь в России больше, чем манерность, и этот вектор здесь сильно гипертрофируется. У нас слишком узкий ассоциативный ряд — очень короткая дорожка до Бориса Моисеева. Я заметил недавно на улице какой-то плакат с рекламой его концерта и поразился, что все эти крашеные челочки он схватил лишь через двадцать лет, только недавно дорос, получается. Вдоль Солянки одно время висели плакаты, и мне издалека показалось, что на них Марк Болан и Курт Кобейн. А подойдя поближе, я понял, что Марка Болана изображает Леонтьев, а Кобейна, вот эту его небритость, Иванов. Вот такие у нас дэдкэндэнсы и грейтфулдэды вырастают.

Группа Smiths — они были холодные, а хотелось больше теплой, уютной, пледовой фактуры, шотландского виски. Smiths были слишком угловатые, колючие, резкие. Я как слушатель испытывал дискомфорт. И U2 нравились за их джойсовскую, масштабную сущность, они же настоящие дублинцы, и, конечно, то, что они делали, влияло. Мы их, кстати, в чем-то даже опередили по их современной эстетике, такой сугубо ударной и ориентированной на барабаны, как на альбоме «Pop!», — у нас было что-то подобное в песне «Авиация» с альбома 1995 года «Полшестого утра».

Оберманекен. «Авиация»


СЕРГЕЙ КИСЕЛЕВ, группа REVOLTMETER:
В 1992-м году я поступил в Иняз (МГПИИЯ им. Мориса Тореза, ныне МГЛУ), и там были уже сложившиеся тусовки «куроманов», «депешистов» и так называемых «волосатых», которые слушали всю классику подряд без разбора — Creedence, Doors, Джоплин — и одевались бог знает как, такая типичная отрыжка советских времен. Меня заинтересовало, что прямо в здании универа была студия у группы «Мистер Твистер», там, где находилась лингафонная библиотека, она занимала чуть ли не весь этаж. Вот это была серьезная тема, потому что все их уважали, они были упертыми, настоящими рокабильщиками и соблюдали дресс-код, стены были обвешаны постерами, все на уровне. А англофильская тусовка (плюс экспаты) концентрировались в то время на концертах таких столпов кельто-фолка, как Puck'n'Piper (живы до сих пор), «Шейкин Бак» (инди), Dan's Ramblers (блюз, живы до сих пор). Эта сцена была еще до бритпопа 91—95. Разборчивость тогдашних англофилов была совсем другой, тогда было просто модно слушать песни по-английски. Все было свалено в кучу, и многим нравилось все подряд: группа Cure, «Аквариум», говнорок. Джихад по Fred Perry и Lonsdale тогда был совершенно невообразим.