Об этике жюри и этике прессы

Многие критикуют Андрея Ерофеева за то, что он ответил на вопросы OPENSPACE.RU, не скрывая своих позиций. Во многом эти претензии связаны с тем, что Ерофеев нарушил некие (в данном случае неписаные) корпоративные законы и позволил себе высказаться как гражданину, а не как члену жюри.

Осмелюсь сказать, что дело тут не в тайне решения жюри, оно на том этапе (вынесение шорт-листа) было уже обнародовано, а следующий этап (определение победителя) еще не начинался. С моей точки зрения, в порядке вещей члену жюри признаться в том, за кого он голосовал, а за кого нет.

Боюсь, что проблема была в принципе в высказывании личного мнения. Дело в том, что по своему положению премия Кандинского дается не за лучший с точки зрения жюри проект — она дается за проект наиболее влиятельный. Это значит, что жюри останавливает свой выбор на выборе чьем-то чужом (тех, кто согласился, чтобы на них повлияли, — последователей, эпигонов).

Этот отказ от собственного решения, от собственной позиции, в том числе и политической, и есть язва нашего времени, из которой ползет вся мерзость. Мы против «вкусовщины» (хотя на самом деле обязанность куратора и критика — как раз такой вкус проявлять), мы за некое объективное соответствие.

Чему? Духу времени. Жюри премии Кандинского выбирало не наиболее, допустим, прогрессивное, а самое актуальное. То, что лучше всего отражает нынешний момент. Вот так они понимают «современное искусство» (см. слова Николая Молока здесь). Это логика супермаркета, в котором на прилавки выкладывается только «актуальное», уже выбранное, влиятельное — то, что является бестселлером потребительского спроса.

Но это еще и подчинение логике силы. Вот почему из супермаркета и гламура растет фашизм.

В разговоре со мной вчера Борис Гройс также обратил мое внимание на то, что так же рассуждали и советские критики 30-х годов — никто из них не говорил, что Малевич плох, его искусство расценивалось как неактуальное. Начало 30-х — время медленного, но неотвратимого разворота машины глобальной политики вправо. Мы знаем, как это было в СССР, где Сталин приходил к власти. Так было в Европе, где к власти приходил Гитлер. Так было во всем мире. Вправо, вправо, еще вправо — вплоть до радикально правой точки, за которой началась война.

Пугает не сам Беляев. Пугает сочетание его с мировой экономической депрессией. Слишком похоже.

Я также слышу со всех сторон, что это мы на OPENSPACE.RU привели к победе Беляева — тем, что привлекли к нему внимание. Надеюсь, конечно, что дело не в детской реакции жюри: выберем вам национал-патриота из принципа, чтобы вы нам не указывали. Но это не снимает вопроса о рекламе. Всякий ли опубликованный материал ею является?

Я думаю, если альтернатива — молчание, реклама — неизбежный побочный эффект. Коллеги, которые говорят: «не напиши вы этого, никто бы не узнал про этого Беляева», полагают, что можно закрыть глаза — и наступит долгожданная, желанная ночь, которая отраднее реальности.

Что больше невозможно — и что необходимо

Один из плюсов того, что произошло, состоит в том, что все вышло наружу. Да, Беляев — это диагноз нашего времени. Не войди он в шорт-лист, приверженность нашей буржуазии ультраправым идеалам осталась бы приватным знанием избранных. Теперь это больше не скрыть. Теперь многое невозможно. Например, все разговоры о «чистом искусстве», якобы независимом от политики. «Это все идеология, а важно только настоящее». Дальше можно похвалить или обругать Беляева — все это будет только в его пользу.

Но, опять-таки, что нам Беляев? Важны только те, кто его покупает, продает, те, кто ему аплодирует и выбирает.

Мне непонятно, как быть теперь с выездной выставкой финалистов премии (в этом году такие состоялись в Риге и Берлине). Согласятся ли художники дать свои работы? Гутов уже отказался. До решения жюри можно было повесить свои работы рядом с Беляевым-Гинтовтом и не считать это политическим поступком. После — это невозможно. Пути назад нет. Всякий, кто будет участвовать в такой выставке, должен будет сделать это вполне сознательно.

Мне непонятно, как быть теперь с журналом «АртХроника». Дать туда рекламу — это больше не невинный жест. Написать статью — поддержать определенную политику. Многие (например, автор этого текста) придерживались такой позиции и прежде, но теперь, я надеюсь, это ясно будет всем. Кому не будет ясно, все ясно будет про них.

Мне непонятно, как быть с Третьей Московской биеннале современного искусства, куратором которой является член жюри премии Кандинского Жан-Юбер Мартен. Как мы должны понимать его выбор? Какой прогноз это дает относительно содержания новой биеннале? А может быть, Жан-Юбер Мартен был против этого решения? Что он думает? Мы требуем объяснений.

Мы также хотим знать, почему Андрей Ерофеев, который так пламенно выступил на наших страницах против Беляева-Гинтовта, не вышел из состава жюри, когда тот победил. Нет ли тут какой-то связи с победой группы ПГ в номинации «Медиапроект года» — победы, для многих неожиданной, так как эта группа вообще известна мало, и уж точно не медиапроектами? Не похоже ли это на некую сделку? Мы хотим знать.

Жизнь в забытьи теперь невозможна, как и многое другое. А что необходимо? Называть вещи своими именами. Произносить все тайное вслух. Договаривать до конца. Предвидеть последствия. Брать на себя ответственность. Предъявлять счет.

Вот этим и займемся в ближайшие годы.


Еще по теме:
Борис Гройс о премии Кандинского 12.12.2008
Критики ругаются, 8.12.2008
Премию Кандинского дали Беляеву-Гинтовту, 10.12.2008
Может ли ультраправый почвенник получить премию Кандинского? 25.11.2008