ЮЛИЯ АКСЕНОВА: «Надо выстраивать перспективу»

Ерофеев дотошно перечисляет опасности, а Юлия Аксенова практически не замечает сложностей текущего момента. Ее взгляд устремлен не под ноги, а за горизонт. Возможно, это одна из стратегий преодолевать проблемы — просто игнорировать их наличие. И действительно, во многом молодому куратору это удается. Начав успешно работать с молодыми художниками, Юлия на год уезжает учиться в одну из самых престижных международных школ кураторов — в Центр современного искусства De Appel в Амстердаме. Там она предлагает концепцию выставки «Утопия», однако эта тема не находит отклика среди иностранных коллег. Но, вернувшись в Москву, Юлия волею судеб встречает Алексея Гилмизу, предпринимателя, который готов строить утопию и предлагает ей вместе начать опасный с точки зрения здравого смысла проект.

Опасность проекта в том, что он совершенно не учитывает российских реалий, где искусство существует исключительно в рамках рынка и нет инструментов для развития такого укоренившегося на Западе еще в 1980-е годы явления, как искусство в общественном пространстве. Public art и site specific-art — результат признания общественной роли художника в западном обществе. Оно подкреплено разного рода фондами, грантами, программами и, следовательно, финансированием проектов по созданию искусства в городской среде, для широкой публики. Подобного рода искусство, как правило, не попадает на арт-ярмарки и аукционы. Проблема в том, что наше арт-сообщество в последние годы интересовалось только ярмарками и аукционами.

Пока в нашем галерейном искусстве (а другого у нас пока нет) идет процесс освоения художественного произведения как объекта, имеющего материальное воплощение и самоценность, развитие проекта «искусства в общественном пространстве» возможно только на уровне тематической выставки.

Первая выставка состоялась на ВДНХ в рамках книжной ярмарки и была обеспечена минимальным бюджетом. Из семи работ всего две были сделаны не специально для этого проекта. Но инсталляция «Бабки» Хаима Сокола, сооруженная из ржавых железных бочек, похожих по силуэту на сгорбившихся старух, была как нельзя более уместна. Другие художники искали сюжеты своих работ в руинах монументализированной утопии. Диана Мачулина написала полотно о проросшем побегами заброшенном Зеленом театре, Сергей Шутов воссоздал силуэты павильонов ВДНХ из колючей проволоки. Помощь в производстве работ оказывалась художникам безвозмездно, после выставки работы остались у художников, как и принято во всем мире.

«Мы заявили проект как site-specific, предназначенный для определенного места. Поэтому начали с ВДНХ, где будущее уже свершилось, — это такое идеальное в каком-то смысле пространство утопического. Нам интересно было с этим местом поработать и начать выстраивать перспективу проекта именно в этой точке. Возможно, следующим шагом будет тематическая ретроспективная выставка, которая также обозначит пространство утопии и легитимирует проект».

В перспективе планируется создать фонд, сделать проект междисциплинарным и осуществлять выставки не только в Москве, но и в регионах, разрабатывая утопию каждый раз заново в конкретной географической точке. Понятно, что планы связаны в первую очередь с финансированием. В Москве Юлия возлагает надежды на частных спонсоров, в регионах рассчитывает на поддержку местной власти. Удастся ли убедить госчиновников в эффективности подобных мероприятий в решении не только социо-культурных, но нередко и экономических проблем региона?

«Думаю, необходимо через усилие менять свое отношение к чему-то, подключать воображение. Дать себе возможность помыслить иное. Сегодня утопия — это альтернатива. В разные исторические моменты возникает та или иная форма. Когда общество оказывается в состоянии радикальных перемен, сознание и воображение нации направлено в будущее. Это было в период первого и второго авангарда. Сегодня у нас застой, и утопии по большей части ностальгического плана, через возвращение, как у Дианы Мачулиной, Хаима Сокола. Они мыслят будущее через прошлое. В отличие от группы АВС, к примеру».

То, как Юлия Аксенова понимает утопию, сильно отличается от строительства нового мира русским авангардом или от сказки, сделавшейся былью в советский период. Такая утопия лишена пафоса и энтузиазма, но в ней присутствует гражданская позиция и сквозит европейская программа моделирования социальных и культурных перспектив. Это «умное» искусство претендует на включенность в общественную жизнь — в отличие как от той автономии искусства, которая в последнее время насаждается на московской художественной сцене, так и от той партизанской деятельности, которую развернул Андрей Ерофеев.

«Современные художники не думают о будущем так, как футуристы, художники авангарда. Это все в прошлом и дискредитировано историческим опытом. Сейчас художники изменились. Их отношение к будущему — не обязательно футуристические вещи про прогресс и новые технологии. Это может быть step back, это может быть рефлексия того, как мы думаем о будущем, это осмысление опыта через время. Мы должны сказать себе, что утопия возможна всегда. Сегодня не может быть одной утопии, одновременно существуют разные. Утопия очень многогранна. Она может быть связана с прошлым или с прогрессом, и дистопия в некотором смысле — это тоже утопия».

Сложно представить, что один фонд сможет перевернуть ситуацию, изменить отношение государственных чиновников к современному искусству. В большей степени здесь возникают надежды на развитие дискуссии внутри художественного сообщества — такого, которое соответствовало бы мировым стандартам.

Шагом к европеизации российского художественного контекста стало и то, что только что Юлия Аксенова приступила к работе куратора публичных программ в Центре современной культуры «Гараж». Эта работа включает в себя дискуссии, мастер-классы и лекции. «Гараж» как бастион современного искусства глобального мира пока что демонстрирует нам официозные проекты «оттуда», но очень кстати занялся публичными лекциями.

«Планируется три направления программ. Первая называется «Понимать увиденное» и носит просветительский характер. Это цикл лекций, непосредственно связанный с теми выставками, которые проходят в «Гараже». Сейчас, до 15 мая, Андрей Ерофеев вместе с приглашенными им коллегами по цеху читает пять лекций. Потом будут читать другие известные люди. Второе направление рассчитано в большей степени на профессиональную аудиторию и посвящено актуальным вопросам в искусстве и культуре, темам, которые создают напряжение. Третья программа — это мастер-классы. Мы будем активно приглашать зарубежных коллег, и я как раз думаю, кого и почему. Мне лично хочется, чтобы приезжали представители прогрессивных арт-институций, типа Чарльза Эше (куратор, специализирующийся на политических социальных проектах, директор музея Ван Эббе в голландском городе Эйндховене. — OS), и рассказывали об интересных формах своей деятельности».

Хочется надеяться, что полученные в период обучения информация и связи пригодятся Юлии Аксеновой в процессе укоренения на российской почве международных стандартов арт-индустрии.

Парадоксально, но все три куратора руководствуются стремлением приблизить современное искусство России к международным нормам. Просто каждый видит эту норму по-разному. Евгения Кикодзе — в совершенстве, культуре формы. Андрей Ерофеев — в терпимости общества к самому шальному протестному жесту художника. Юлия Аксенова — в наличии больших инсталляций и проектов на социальные темы.

Думается, недолго осталось ждать, пока разница между Западом и Востоком в нашем искусстве будет ликвидирована, и оно станет соответствовать европейским стандартам. Но вот вопрос: что будет с нашей собственной традицией, прерванной с началом строительства художественных структур по западному образцу и уже основательно подзабытой за мыльными пузырями эффектных презентаций искусства общества потребления? Сможем ли мы сохранить тот позитивный опыт, который имели? Или, отказавшись от него, мы взвалим на себя груз проблем и противоречий, скрывающихся за внешней стройностью и эффективностью международной арт-системы?

Можно ли сегодня в нашем многополярном мире вообще говорить о неких единых стандартах? Не является ли важной частью глобальной системы современного искусства самобытность локальных ситуаций и не призывают ли нас сегодня теоретики искусства строить наше местное культурное и художественное пространство? Может быть, именно об этом печется Андрей Ерофеев, актуализируя традицию протеста, характерную для отечественного искусства?

Хотя протест — не единственное, чем интересна традиция российского современного искусства…


Другие материалы рубрики:
Диана Мачулина. Художественная школа с массажным уклоном, 11.02.2009
Давид Рифф о границе между критикой и пропагандой, 10.02.2009
Екатерина Дёготь, Давид Рифф. От кризиса до кризиса: главное, 25.12.2008