Оцените материал

Просмотров: 36056

Три куратора в поисках мировых стандартов

Оксана Саркисян · 30/04/2009
АНДРЕЙ ЕРОФЕЕВ: «Российское искусство летит куда-то, утратив навигационное оборудование»

Совсем другой стиль размышлений у Андрея Ерофеева. В его профессиональной карьере недавно произошли кардинальные изменения. Заслуга Ерофеева перед отечественной культурой — в формировании государственной коллекции российского современного искусства. Фактически благодаря ему оно вышло из подполья. В 1990-е годы Ерофеев прошел путь от первых выставок в периферийных галереях до Третьяковки, где он сделал масштабные тематические проекты, создал постоянную экспозицию новейших течений и где сейчас находится собранная им коллекция российского искусства начиная с 1950-х годов. Прошлым летом его со скандалом уволили. Теперь Андрей регулярно посещает судебные заседания (он находится под судом по обвинению в разжигании национальной и религиозной розни за выставку «Запрещенное искусство» в музее Сахарова) и строит новые планы.

Отчуждение коллекции от ее создателя не остановило профессиональной активности Ерофеева. Сейчас он размышляет над тем, каким должен быть «музей XXI века», о начале формирования которого Ерофеев объявил сразу после своего увольнения. Новый музей «открылся» выставкой художника Викентия Нилина — она проходила в одном из помещений Международного университета в Москве (МУМ) всего несколько дней, там же было проведено несколько показов фильма группы ПГ. В новом проекте нет амбиций и официозности, обычно сопровождающих понятие «музей». Просто Ерофеев — человек-музей и мыслит в музейных категориях.

©  Евгений Гурко

Андрей Ерофеев

Андрей Ерофеев

В длительной перспективе, по мнению Андрея Ерофеева, происходит следующее: художники все дальше отходят от усредняющего выставочного пространства — кто-то в интернет, кто-то на улицу. И куратор оказывается ненужным не только музею, но и художнику. В этой ситуации деятельность Ерофеева, которая сейчас приобрела сугубо неофициальный характер, свидетельствует о его тонком артистизме. Принципиально не институциализируя свою работу, без денег, не числясь на службе в Международном университете, Ерофеев проводит практически однодневные мероприятия — как в героические подпольные времена существования искусства.

«Мы нашли человека, который дал нам денег напечатать фотографии. Мы их напечатали, посмотрели. Увидели, что это очень хорошие фотографии, поделились этой радостью с друзьями».

Вот и вся выставка, позиционируемая как встреча друзей и повод для тусовки.

Что касается ближней перспективы, то Ерофеев считает, что ситуация совсем не похожа на старую подпольную, идеалистическую, где в самом контрастном делении на официальное и неофициальное, черное и белое были заложены художественные стратегии. Сегодня соблазны, окружающие куратора со всех сторон, не позволяют сформулировать однозначных ответов. Где официальное, где неофициальное — неясно. Все требует обсуждения.

«Нынешняя ситуация в нашей профессии связана не с модернизационными проектами обновления и наступления, захвата новых территорий, освоения сюжетов. Она связана с обороной. Мы вступили в полосу, когда надо защищать базовые ценности профессии искусствоведа, куратора, художника. Конечно, можно бежать в атаку и говорить, что мы улучшим мир и исправим его, но, пока мы бежим, мы сами перерождаемся в других людей. Я вдруг начал замечать, что рядом бегут какие-то носороги уже, а не люди. И бегут они не туда, а в другом направлении. Нас они просто затопчут по дороге, но подберут наши знамена. И если раньше мы думали, что носороги — отмирающие существа, то сейчас видим молодых носорогов. Наши профессиональные ценности атакуют не только извне, но и изнутри».

Вторая проблема нашего времени, считает Ерофеев, в адаптации к широкому зрителю. Куратор сегодня больше думает о публике (детях, стариках), чем о художнике.

«Когда я провел в Сахаровском центре обсуждение, посвященное самоцензуре в профессиональной среде, то художники и многие искусствоведы сказали мне, что им кажется естественным, что какие-то вещи убирают с выставок. И вот мы приходим в «Гараж» и видим там урезанные произведения, поскольку полный их показ может фрустрировать публику.

Опасность в том, что сам куратор боится себя, искусства, своей тени, высказывания художника. Художник оказывается незащищенным. Банальный бюрократический язык оказывается важнее, чем искусство. Искусство оценивается с точки зрения здравого смысла. Это страшная ситуация. Мы репрессируем искусство, и эта ситуация не продуктивна для него. Поправлять художника заставляет страх перед небанальным, неожиданным, шокирующим высказыванием. А ведь именно это и есть искусство».

Третья опасность в конформизме, который присущ арт-тусовке и художникам, которые начали заискивать перед власть имущими.

Четвертая опасность — победа зрелищно-спектакулярной концепции.

«Все такое большое, красивое, свежепокрашенное и понятное. Вещи, закрытые в себе, маленькие, не очень проговоренные, начинают проседать. Искусство — такой розовый слон, на которого надо смотреть с большого расстояния. Градус претензии, эффектности вещи возрос, а градус осмысленности сильно понизился».

Пятая опасность — уйти в отвлеченность и отказаться от комментирования реальности.

«Очень ослаблено чувство контекста. Нет реакции на то, что происходит в стране, в политическом смысле и социальном. И совсем слабой стала связь с мировым процессом. Вроде информации больше, и поездок, и открытости, но понимания стало меньше. Художники, молодые и среднего поколения, дезориентированы относительно того, что происходит в мировом художественном процессе. После отхода от дел «Медицинской герменевтики» и смерти Д.А. Пригова художественная тусовка перестала себя осмыслять. Мы остались без лоцмана и без лоцмановской карты. Мы летим, утратив навигационное оборудование. Это чрезвычайно опасно. Это еще и утрата цели и перспективы культуры. Я не могу сейчас сказать, куда направлена культура, и это не брюзжание.

Надо сначала решить внутренние проблемы. Состояние наших музеев, журналов не соответствует мировым стандартам. Все-таки на Западе к художнику относятся иначе, чем у нас. Здесь художник не стал фигурой в обществе. Мы не смогли утвердить художника в статусе публичной фигуры».

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:1

  • cyberwombat· 2011-02-26 10:22:15
    Минуло полтора года. И?..
Все новости ›