Письма из Кейптауна: письмо третье. За МКАД

ВЛАД КРУЧИНСКИЙ о том, что на самом деле происходит в ЮАР

Двадцать демонстраций в день

Южноафриканское общество — самое политизированное из всех, что я видел. Каждую зиму, когда профсоюзы обсуждают с работодателями зарплаты на следующий год, страна буквально встает: бастуют уборщики, врачи, учителя, строители. Пару лет назад в Москву приезжал профессор Патрик Бонд из Университета Квазулу-Наталя, он приводил интересные цифры: в Южной Африке каждый год происходит 8000 политических демонстраций.

То есть по двадцать в день. И это только те, что фиксирует полиция, а фиксирует она далеко не все: каждую неделю в тауншипах происходят десятки встреч всевозможных комитетов и групп, для которых нормально собирать по пятьсот человек. Я был на паре таких собраний: в Йоханнесбурге почтенные пятидесятилетние дяди обсуждали, как бы им нелегально переподключить отключенное за неуплату электричество (долго объяснять, но неуплата, похоже, справедливая). В цветном тауншипе Маненберг в Кейптауне после общего собрания на улице группа активистов отправилась захватывать здание местной администрации, а после — заявлять свои претензии какому-то пастору, замешанному в подозрительных сделках с землей, на которой находится community centre. Все закончилось дракой и стрельбой. Сначала активисты стали лупить пастора, а потом расстроенный пятнадцатилетний мальчик в одних шортах выбежал из соседнего дома и стал палить в воздух (мне кажется, не по политическим мотивам, а просто потому, что ему мешал шум). Одним словом, как любит говорить одна моя коллега, рубка там идет по полной. При этом мобилизация происходит вокруг очень и очень конкретных вопросов: выселений, отключений электричества, новой правительственной инициативы по ограничению свободы СМИ (что для ЮАР неслыханно) и тому подобного.

Южноафриканское общество и самое неравное из всех, что можно себе представить. Институционально Южная Африка — вполне европейская страна с работающей буржуазной демократией, свободной прессой и всем прочим, но здесь до предела выкручена ручка экономического неравенства. И хотя у власти уже почти 18 лет пребывает Африканский национальный конгресс (АНК), находящийся в альянсе с Конгрессом профсоюзов и Компартией, входящий в Социнтерн и формально считающийся как бы прогрессивной силой, разрыв в доходах бедных и богатых продолжает расти. АНК преуспел в создании класса черных капиталистов, но запертым в тауншипах миллионам от этого ни горячо, ни холодно. От самых простых людей мне не раз приходилось слышать, что при апартеиде было легче: была какая-то работа, здравоохранение, дома были лучше. При этом все до одного оговариваются: да, это крамола, так нельзя говорить, но все же...

Лучше всего этот разрыв отражается в городском дизайне. Все южноафриканские города устроены по одной схеме: деловой центр, буржуазные пригороды и тауншипы, растянувшиеся на десятки километров ряды типовых правительственных домиков (как бы отдельно стоящие хрущевки, только хуже) и трущобы. Любой вылизанный сад с бассейном отделяют от хаоса построек из жести и картона пятнадцать минут на машине.

Миф о том, что «а вы попробуйте отъехать за МКАД», — чепуха. Ни за одним МКАДом в Северном полушарии не начинается так, вдруг, другая планета. Если слишком много думать об этом — можно начать сходить с ума, и Южная Африка живет в состоянии молчаливого непризнания. Исследование, в котором я принимал участие, предполагало частые визиты в тауншипы, и люди говорили нам: если они видят, что к ним приехал белый, то, значит, этот белый — иностранец. Когда я спрашивал у своих приятелей из академической среды, как проехать в очередной маргинальный район, они разводили руками: «Я никогда там не был». Среди знакомых попроще попадались и такие, кто вообще никогда не покидал пределов белых пригородов: а зачем? Друзей, дескать, у меня там нет, магазинов нет, выставок нет, концертов нет, а наркотики мне и сюда привозят.

А и в самом деле: зачем?

Пару лет назад я прочитал книгу Стива Оттера, журналиста и политработника, который в свое время прожил пару лет в Каеличе, самом большом в Кейптауне тауншипе. Меня книга очень вдохновила: белый пионер среди трех миллионов своих черных соотечественников прокладывает путь для подлинной интеграции, вот он, дух Rainbow Nation. Черные соотечественники Оттера смеются: дауншифтерская птичка, собрал сочный материал, написал книжку и свалил.

В фильме Jerusalema есть замечательный диалог между сердобольным гангстером и белой женщиной, приехавшей вызволять брата-наркомана из притона в Хиллброу:

— What's with you, white people? You have nice houses, smart cars, fancy clothes, and you still coming here. Why?
— I guess when you're rich, poverty seems glamorous. It's got certain charm.

(— В чем проблема у вас, белых? У вас такие милые домики, шикарные машины, модные прикиды, и вы все равно сюда приезжаете. Зачем?
— Думаю, когда ты богат, бедность кажется гламурной. В ней есть определенный шарм. — OS)

В этих словах есть болезненная правда и еще более болезненная неправда. Болезненная правда заключается в том, что бедность действительно очень притягательна, особенно если это бедность других, черных людей, бедность, которая никогда не станет твоей. Я никогда не видел ничего живописнее трущоб. Неформальное поселение своими запахами, архитектурой, своей картинкой так раздражает эстетический нерв, что рассудок перестает работать: это должно быть, потому что это чертовски красиво.

Но морок рассеивается, если побыть там подольше и особенно если побывать в бликкисдорпе.